— Но общается с Даней. Я бы на твоём месте сделала коту
прививку.
— Меня больше волнует, что здесь делала домработница, —
призналась Тамарка. — Неужели у неё шуры-муры с Даней?
— Выбрось эти глупости из головы. Я бы не позарилась на
твоего Даню даже в голодный год за мешок верблюжьей колючки. Раз не веришь моей
версии про бешенство, давай лучше выпьем.
— Давай, — живо отреагировала Тамарка. — Я и песенник нашла.
Без бокала нет вокала!
И мы выпили, а потом запели. Потом выпили ещё и ещё. Дальше
помню плохо. Помню, я рассказывала ей о какой-то своей несчастной любви,
(откуда она у меня только взялась) а Тамарка жаловалась на подлую Зинку,
изумляясь, как эта тюха могла её опередить. Потом я вдруг вспомнила про своего
Женьку, узнав, что дело скоро пойдёт к рассвету.
— Ты знаешь, где здесь выход? — икнув, спросила я у Тамарки.
— Конечно, ведь это моя квартира, — икнув, ответила она. —
Выход там же, где и вход.
— Тогда пошли, — сказала я, — со мной не пропадёшь.
И мы пошли.
Куда мы ходили, сказать не могу, думаю, не знает и Тамарка,
но домой я вернулась в своём блудном махровом халате, подарке покойной бабули.
Халат был надет поверх моего костюма, на ногах ничего не было, точнее ноги были
босые.
Евгений глянул на меня и сказал:
— До свадьбы ты не доживёшь.
И пошёл собирать свои вещи.
— Ты куда? — спросила я.
— Куда глаза глядят, лишь бы тебя не видеть.
— А как же Санька? — спросила я. — Он уже пристрастился
называть тебя папой.
Евгений подумал-подумал, зашвырнул вещи обратно в шкаф и
отправился в ванную бриться.
Если у вас настроение плохое, если вам хочется плакать, но в
доме есть небритый мужчина — знайте, положение небезнадёжно. Настроение легко
исправить. Достаточно лишь исподтишка понаблюдать за бреющимся мужчиной.
Особенно это забавно, если он бреется обычным станком, а не электробритвой.
Мой Евгений брился обычным станком, поэтому я хохотала до
желудочных коликов. Глядя на зверски перекошенную физиономию, я смеялась до
упаду, понимая что отразились на ней все его нереализованные чаяния. Потом он
гримасу поменял, и я увидела в щель двери отчаянно изумлённого парня, жалобно
вопрошающего у зеркала как ему быть, потом недоумение сменилось совершенно
идиотским любопытством с некоторыми признаками радости. И так далее, кто
наблюдал за бреющимся мужчиной, тот меня поймёт. Смешно, очень смешно, ещё
смешнее от того, что все это на фоне полнейшей серьёзности.
— Что ты там ржёшь? — возмущённо поинтересовался Евгений, не
подозревая, что он-то и есть объект моего гомерического смеха.
И тут я сунула руку в карман халата и обнаружила шприц.
Шприц!
Память мгновенно вернула мне все, что произошло этой ночью с
котом Тамарки, и я завизжала.
— Час от часу не легче, — сказал Евгений и выглянул в
коридор, где стояла я. — Ты уверена, что не больна?
Ужас мой был так велик, что ответить я не могла и лишь
показала ему шприц. Евгений насторожился.
— Ты что, обкололась? — с подозрением глядя на меня,
закричал он.
От возмущения я пришла в себя.
— Как мог ты подумать на меня такое? — закричала я. —
Кажется повода тебе никто не давал!
— Как это никто не давал повода? — ещё больше возмутился
Евгений. — Уходишь ночью, приходишь утром в халате, босиком и то ржёшь, как
конь, то визжишь, как резаная! Это нормально?
И тут на пороге Красной комнаты появилась нечёсаная Татьяна.
Она выпятила свои «арбузы», потянулась, сладко зевнула и спросила:
— Женечка, зайчик, что здесь происходит?
Евгений растерянно посмотрел на неё, на меня и не нашёл, что
сказать. Зато у меня все слова сразу же появились. Я их тут же высыпала на
Евгения, чемодан с его шмотками полетел уже вдогонку.
— И что б ноги твоей здесь не было! — выйдя на лестницу,
крикнула я вслед лифту, уносящему мою последнюю, тщательно выбритую любовь.
Татьяна, с непроницаемым видом наблюдавшая эту сцену, с
удовлетворением отправилась на кухню, предварительно бросив фразу:
— Так ему и надо, импотенту.
Я помчалась за ней. Мне надо было знать.
— Почему это — импотенту? — грозно поинтересовалась я.
Татьяна уже варила кофе и вообще чувствовала себя в моем
доме хозяйкой.
— А разве нормальный мужчина станет всю ночь звонить в
морги, когда рядом такая женщина, — ответила она, явно имея ввиду себя.
— Так у вас ничего не было? — удивилась я.
— Может и было, но я спала, как сурок, — призналась Татьяна.
— Не спала бы ты как сурок, если бы мой Евгений… Ах, черт!
Зачем же я тогда его выгнала?
Я хотела разозлиться на Татьяну, но вспомнив, что она без
пяти минут труп, передумала. Русскому человеку присуще покойникам все прощать.
— Пока ты спала, я все узнала, — сказала я, — на тебя
покушалась Зинка, а не Тамарка. Кстати, надо ей позвонить. Дошла ли до дома
бедняга.
Я позвонила Тамарке и с парализовавшим меня удивлением
узнала от Дани, что она на работе, то есть в своей компании.
«Вот это сила воли! Вот это здоровье!» — позавидовала я,
потому что чувствовала себя абсолютно разбитой.
— А она хотя бы протрезвела? — спросила я.
— Понятия не имею, — возмутился Даня. — На работу она попала
сразу оттуда.
— Откуда?
— Это я должен спросить у вас. Где вы были? Половину ночи я
не спал из-за ваших диких воплей, потом мы втроём искали вас по всему городу. Я
с ног валюсь.
Признаться, я удивилась. Искали втроём?
— Втроём с кем? — поинтересовалась я.
— Со мной, Женькой и котом, — сообщил Даня.
Совесть заговорила во мне. Захотелось тут же вернуть
Евгения, но вспомнив про шприц, я передумала. Потом верну, на досуге.
— Вы правы, — сказала я Татьяне. — Тамарку нашу невозможно
кем бы то ни было заменить, если она после такой ночи в компании. Берегите её.
— Уж мы бережём, во всяком случае я. А вот Зинка никого не
бережёт.
— Кстати, ты знаешь где работает Зинка?
Татьяна задумалась.
— Ну в этой, в лаборатории в какой-то. Да ты позвони ей на
мобильный. Номер дать?
