Ответ его удовлетворил.
— Смотри, не выходи из дома, — сказал он.
— Женечка, а ты как там? — чтобы поскорей закончить
разговор, приступила я к вопросам, зная, что Евгений категорически этого не
любит.
— Я уже привёз бабу Раю в деревню, сейчас меня покормят и
поеду к тебе. Соня…
И он замолчал. Я поняла, что сейчас последует нечто очень
для меня неприятное.
— Соня, ты правда мне не изменяла?
— Господи, Женечка, ну конечно! — приготовившись давать
клятвы, воскликнула я.
— Сонечка, поклянись, наверное, лучше своей красотой, —
потребовал Евгений.
— Слушай, ну это уже становится невыносимым, — возмутилась
я, своей красотой рисковать не собираясь.
Кто его знает, как там дело обернётся.
— Тогда я тебе не верю! — рявкнул Евгений.
— Ой, да клянусь! Клянусь! — возмущённо поклялась я,
собираясь послать его подальше.
Но Евгений сворачивать разговор не хотел. Напротив, он
настроился на продолжение и довольно ласково сказал:
— Соня, ты прости, мышонок, черт его знает, что на меня
нашло, но ревную тебя к этому твоему Фрысику ужасно!
— Господи! Евгений! — закричала я, и в это время, как назло,
из зала снова донеслась эта шарманка про убитого негра.
«Ай-яй-яй-яй-яй, ай-яй убили негра! Убили негра, убили,
ай-яй-яй-яй-яй, ни за что ни про что суки замочили! Ай-яй-яй-яй-яй, ай-яй убили
негра! Убили негра…» — очень некстати надрывались ростовские ребята.
— Что это там? — разволновался Евгений.
— Это музыка. У соседей, слишком громко играет магнитофон, —
солгала я. — У меня уже от них голова чумная.
— Ты же говорила, что нет света, — напомнил Евгений.
Я смело теперь могу утверждать, что не умею врать, потому
что только с такими людьми происходят подобные проколы.
Зато Тамарка врать умеет, причём так, что хоть бери и учись.
— Это радиоточка, — тут же зашипела мне она. — Радиоточка
всегда работает.
— С меня бутылка, сообразительная ты наша, — похвалила я и
мгновенно передала её «отмаз» Евгению.
Он успокоился и вернулся к Фролу Прокофьевичу.
— Соня, ты не обижайся, но я…
Я возмутилась:
— Как ты можешь, Женя? Человек давно уже убит, а ты все
ревнуешь!
— Ага, — сказал Евгений, — убит, а трупа-то нет. Что мне
думать? Ну ладно, Санька там что-то плачет. Влез уже, пострел, куда-то.
И Женька отключился и очень вовремя, потому что дверь
распахнулась, впустив официанта и вопли «Запрещённых барабанщиков» с их мёртвым
негром.
«А негр встал и пошёл, — уже пели они. — Ничего, что зомби,
он встал и пошёл играть в баскетбол.»
«Боже, какая я дура! — подумала я. — Все же очень просто!»
Едва я так подумала, как опять зазвонил мобильник. Я
схватила трубку и, предвидя, что это снова Евгений, отчаянно замахала руками,
давая знаки Полине прикрыть дверь, дабы не раздражать своего Астрова уже
ожившим негром.
— Сонечка, ты только не пугайся, но это я, — раздался из
трубки мужской голос.
Несмотря на то, что я успела к этому приготовиться, голос
прозвучал для меня слишком зловеще.
Голос с того света.
Меня словно током прошило.
— Фрысик! — от неожиданности закричала я, выпрыгивая из
кресла.
«А негр встал и пошёл, — пели „Запрещённые барабанщики“. —
Ничего, что зомби, он встал и пошёл играть в баскетбол. Ведь мёртвый негр тоже
может играть в баскетбол.»
Томящаяся от любопытства Полина дверь так и не закрыла.
Глава 27
— Фрысик! — вскрикнула я, потому что это был Фрол
Прокофьевич.
Да, да, это был он. Умные люди давно догадались, одна я не
сумела.
— Сонечка, умоляю, — жалобно просил он, — не выдавайте меня.
Это очень опасно. Этим вы поставить под угрозу и свою жизнь и чужие. Понимаю,
это сложно, но сдержитесь, не выдавайте.
Слава богу, мне удалось довольно быстро оправиться от шока и
взять себя в руки. Заметив реакцию жён, я мгновенно преобразилась и заулыбалась
так, как обычно нормальная здоровая женщина улыбается своей любимой подруге:
по-змеиному нежно.
— Ах, Марусечка, как ты могла забыть? — проворковала я. —
Фрысик! Фрысик его зовут. Именно так я его называю.
Жены расслабились. Они очень были разочарованы. Мне даже
жалко их стало. Однако, разочарование накладывалось на любопытство. Я решила их
не томить и сказала Фролу Прокофьевичу:
— Минуточку, только улажу свои дела.
— Это звонит моя подруга Маруся, — прикрыв трубку рукой,
сообщила я тут же приунывшим бедняжкам. — Тома её знает.
У Тамарки мгновенно перекосилась физиономия, словно она
хлебнула уксуса.
— Маруся потешается над тем, как я называю Фрола
Прокофьевича, — продолжила пояснения я. — Когда я говорю «Фрысик», она падает
со смеху, но вдруг прикол этот забыла и позвонила мне, чтобы освежить его в
памяти. Вот я и сообщила ей, что зову покойника Фрысиком.
— Ты что, уже Маруське все разболтала? — вызверилась
Тамарка.
— Нет, — успокоила её я, — про труп Маруся пока не знает. Мы
потешаемся только с ваших кличек. Марусю больше всего смешат две: Фрока и
Фрысик. Остальные ни то ни се.
Мне показалось, что объяснений достаточно и можно вернуться
к покойному.
— Ах, Марусечка, как хорошо, что ты позвонила, — запела я в
трубку. — Дело в том, что и сама уже собиралась тебя разыскивать, потому что
обо всем уже догадалась — однако, ты хитрунья.
Между тем восставший из мёртвых Фрол Прокофьевич пришёл в
недоумение.
— Какая Марусечка? — паникуя, закричал он. — Какая хитрунья?
Соня! Софья! Это я! Я! Соболев! Вы меня не узнали?
— Узнала, конечно узнала, — пропела я. — Ещё как узнала!
Буквально со всех сторон. Но ты же сама просила не ставить мою жизнь под
угрозу, про остальные уже и не говорю.
— Сонечка, вы стеснены? — наконец-таки сообразил он. — Вы не
одна? А-аа! — боюсь, ему сделалось дурно. — А-аа! С вами мои жены?!
— Ну конечно, — подтвердила я. — Практически все. Все здесь.
Фрол Прокофьевич испугался.
— Понял, — закричал он. — Понял. Отключаюсь. Сонечка, я
перезвоню, скажите когда.
