Она вдыхала запах травы, воздуха, земли... Срывала, подносила к носу, делала вдох...
– Тетя Зарина, ты как собачка, – смеялась я, – расскажи мне историю!
– Что? – спрашивала она. – Не знаю я никаких историй.
– Ну расскажи хоть что-нибудь! Хоть про травы свои!
– Что про них рассказывать? Смотри, нюхай, собирай, думай – будешь все знать.
Ромашку надо было срывать аккуратно, только цветочки, без стебелька. Пока мешок не нарвешь – не присядешь. Тетя Зарина сшила мне специальный мешочек для сбора травы. На длинном ремешке через плечо.
Этой ромашкой, пахучей, только что собранной, тетя Зарина мыла мне голову, ополаскивала. А сама вместо шампуня использовала воду, оставшуюся из-под домашнего сыра. Как это называется? Закваска? Сыворотка? Не помню.
Чабрец должен быть красивым. Именно так – красивым. Тетя Зарина сушила его целиком.
– Иди сюда. Нюхай, – подзывала меня она.
Этот жест ее я тоже помню. Как она брала цветок, траву или травяную смесь на ладонь, растирала второй ладонью, слегка придавливая, и рассыпала по руке, покачивая, как будто проветривая запах.
Еще я помню ступку – огромную и тяжелую. Которую нельзя было трогать ни при каких обстоятельствах. Тетя Зарина толкла в ней траву. Она что-то шептала, а ступка издавала глухие звуки – тум, тум, тум...
Днем после обеда я часто под них засыпала. Я до сих пор не могу засыпать в полной тишине. Тетя Зарина толкла свои травы, бабушка печатала на механической машинке репортажи, мама – исковые заявления...
А еще только на этой кухне, у тети Зарины, получались самые вкусные печеные яблоки. И никогда одно яблоко не было похоже по вкусу на другое – каждое было с «секретиком». Тетя Зарина вырезала ножом ямку в яблоке и заливала ложку меда. Или на место косточек прятала грецкий орех. Ей нравилось смотреть, как я, обжигаясь, ем яблоко и отгадываю, в чем «секретик».
Апельсиновые корки, пленки с молодого, еще зеленого грецкого ореха, яичная скорлупа – тетя Зарина не выбрасывала ничего.
Цвела липа. У тети Зарины перед домом росло роскошное дерево. Аромат был такой, что я все время ходила одуревшая от запаха.
– Бери мешок и лезь на дерево, – велела мне она.
– Не хочу, теть Зарин, – загундосила я, – можно завтра?
Она понюхала воздух.
– Нет, нельзя. Полезай, – решительно мотнула головой.
Я сидела на дереве и срывала липовый цвет. Сумка оттягивала плечо, хотя была заполнена невесомыми, невероятно красивыми цветами.
– Я больше не могу! – кричала я.
Под деревом на стульчике сидела тетя Зарина, перебирала траву.
– Ты можешь. Терпи, – тихо и спокойно сказала она.
Когда бывает тяжело, я вспоминаю тот ее взгляд и голос: «Ты можешь, терпи...»
У тети Зарины был самый красивый палисадник во всем селе. Там росли диковинные цветы, которых ни у кого не было. Ходили слухи, что знахарка поливает их «живой водой».
– Просто у меня легкая рука, – говорила тетя Зарина. – У тебя тоже легкая, ты землю понимаешь. А у твоей матери рука тяжелая.
Тетя Зарина могла воткнуть в землю палку и через некоторое время палка не только начинала цвести, но и плодоносить.
При этом тетя Зарина цветы не любила. И ценила только те, которые могли хоть в чем-то соперничать с целебной силой трав. Розы она выращивала ради лепестков, которые обрывала, пересыпала сахаром, заливала спиртом и закупоривала в банку. Из лилии делала настойку от радикулита. Лаванду высушивала, раскладывала по мешочкам и выкладывала под подушку. Алоэ – чудо-растение. Алоэ тетя Зарина любила – горшок с цветком стоял в доме, на подоконнике. Но вот странно: у тети Зарины соседки часто просили семена или отросток – она никогда не отказывала. И ни у кого цветы не приживались.
Палисадник разрастался без всякого участия тети Зарины, что ее даже раздражало, поскольку она во всем любила порядок. Цветы требовали прополки и полива. Иногда ей не хотелось отвлекаться на них.
У моей бабушки палисадник был так себе, средненький. Но ей было все равно.
Лилию под ее окном посадила я, раскопав детской лопаткой ямку.
Насчет мамы тетя Зарина тоже была права. Когда мы жили уже в Москве, мама решила, что в доме должны быть растения, цветы. Она торжественно принесла фиалку и поставила цветок на подоконник. Даже не сбрасывала в него пепел и не заливала водой. Цветок умер через неделю. Мама не сдалась и принесла кактус, который недели через две сгнил изнутри. Кто-то подарил ей пальму – мы ее так называли, как правильно, не знаю – в огромной кадке, раскидистое растение с красивыми широкими листьями, которые нужно протирать тряпочкой для пыли. Пальма держалась стойко, но спустя месяц рядом с телевизором уже стояла только роскошная кадка, из которой торчал засыхающий ствол. Мама использовала кадку в качестве пепельницы, а ствол с сучковатым отростком периодически служил вешалкой для бижутерии.
Уже сейчас, когда мама живет за городом, она пытается что-то вырастить. Герань прожила два сезона, ромашки – один. На месте вырубленной малины вообще ничего не приживается. Молодые деревца-саженцы не хотят пускать корни. Мама завозит удобрения, поливает, следит за календарем садовода.
Я не люблю комнатные растения. При этом мой сын коллекционирует кактусы. Они у него колосятся, цветут по три раза в год и разве что не плодоносят. Подаренная мне фиалка, которую я сознательно поставила под открытую форточку и не поливаю, чтобы побыстрее умерла, продолжает цвести. Сын посадил на даче деревце – чахлую палку, которую мама собралась выбрасывать. Это дерево уже с меня ростом. Оказалось, вишня. Она цветет красивыми цветами. Сын, когда приезжает к бабушке, бежит к своему дереву, обнимает его и разговаривает. Спрашивает, как у деревца дела... У него, как и у меня, легкая рука... Еще легче. Он любит запах свежезаваренного чабреца, не морщится от шиповника и, когда заболевает, дышит над кастрюлькой с отваром шалфея. Он различает травяные запахи. Меня это иногда пугает – тетя Зарина не была ему кровной родственницей...
Вода, секретом которой якобы владела тетя Зарина, была не живой, а святой. По большим православным праздникам тетя Зарина ездила в село, в котором была церковь, и возвращалась с канистрой святой воды.
Она была верующей. И в те дни, когда я жила с ними, тетя Зарина рассказывала мне про иконы, которые стояли в углу ее кухоньки, про святых и читала молитвы.
Это был единственный и многолетний повод для конфликтов моей бабушки с дедом Георгием. Каждый раз бабушка передавала через Георгия просьбы «не забивать девочке голову всякой ерундой. Ей жить в советской стране». Георгий кивал. Тетя Зарина продолжала преподавать мне историю религии. Бабушка – убежденная атеистка-коммунистка, – когда возвращалась из командировки, каждый вечер занималась со мной историей КПСС. И доказывала, что Бога нет. Мама же вообще в ту пору считала, что она произошла не от обезьяны, а от дельфина, и проповедовала буддизм.
