«Никогда, никогда я не буду похожа на маму. Ни за что на свете не буду такой, – все детство думала я. – Все не так плохо. В жизни больше добра, чем зла. И добро все равно победит».
Мы совершенно не похожи внешне. Нам нравятся разные вещи. У нас разные интонации, мы по-разному шутим. Но в какие-то моменты я становлюсь копия мамы.
Когда я в первый раз оказалась в квартире будущего мужа и он ушел в душ, я нашла ящик с документами, села на пол и стала изучать бумаги. Я хотела знать, с чем и с кем мне придется столкнуться.
– Я не дам тебе развод. Я тебя люблю! – кричала бывшая жена моего будущего мужа.
– Боже! Что делать? Как я могу бросить женщину, которая меня любит? – хватался за голову он.
– А за сто долларов? – предложила я.
Этому меня тоже научила мама. «Запомни, Машенька, люди – сволочи. Они никого не любят, кроме себя. Как только они начинают кричать о чувствах, предлагай деньги».
– В четверг я могу отпроситься с работы, – быстро согласилась бывшая жена.
Я вышла замуж в феврале. Было просто дико холодно. Но я так сильно хотела замуж, что мне было все равно. Моя мама так сильно хотела, чтобы я вышла замуж, что танцевала в загсе «Хаву нагилу», которую нам сыграли вместо Мендельсона.
– У меня все будет хорошо? – спросила я маму на ступеньках загса. На входе.
– Да, – ответила мама.
– Откуда ты знаешь?
Днем раньше мама случайно опрокинула кофейную чашку. Чашка не разбилась, а перевернулась на блюдце.
– Я увидела руку. Мужскую. Такая сильная рука, как будто загораживает от всех, как щит.
На всех наших фотографиях – со мной, с детьми – муж стоит, выставив руку, как щит.
Восемь недель беременности. Я на кладбище. Живота еще не видно. Мы хороним отца мужа, который не знал, что у него будет внук. Я за рулем и развожу по домам родственников. Когда высаживаю очередную тетушку, выхожу и блюю в кусты – у меня токсикоз.
Девять недель беременности – я в больнице на сохранении. Ничего не помню, кроме врача – молодого мужчины. У него большие теплые руки с прозрачными волосками на пальцах. Моя мама договаривается с ним, что он будет меня вести и примет роды. Мама, как всегда, шутит, улыбается, рассказывает анекдоты. Выводит меня на улицу, садится прямо на бетонную лестницу и закуривает. Мимо ходят люди, она не двигается. Люди обходят эту странную женщину, которая что-то быстро говорит на непонятном языке. Когда ей совсем плохо, она обращается к святому Георгию. На родном языке.
Шесть месяцев беременности. Я звоню врачу договориться об очередном приеме. Трубку поднимает чужая женщина. «Врача нет», – говорит она и вешает трубку. Во второй раз она добавила «больше нет». Он разбился на машине – с женой и двумя дочками. Вернулся из отпуска, поехал покупать девчонкам школьные принадлежности и форму.
«Мама! Что мне делать?!» – кричала я. Мама сделала то, что могла, – отвела к своей знакомой – армянке Мхитарян. Они были давно знакомы – с тех пор как маме поставили диагноз «рак», а Мхитарян сказала, что рака нет – за двадцать долларов и бутылку коньяка мужу. Единственная дочь Мхитарян только что потеряла ребенка и уже не могла стать матерью. Мхитарян решила, что больше она не отдаст ни одного ребенка. Она спасала еще не рожденных детей. Спасла и моего.
Девятый месяц беременности. Я на сохранении. Муж на кладбище хоронит свою маму. Меня нет рядом.
Когда моя мама увидела внука, слегла с сердечным приступом. Не от счастья. От сознания того, что все позади. Муж вцепился в сына мертвой хваткой и не выпускал. По ночам он подходил к кроватке и тихонько тряс сына за животик – дышит? Он все время рассматривал его – сыну достались глаза покойной бабушки и подбородок покойного дедушки. «Он пришел на смену», – сказал муж.
О втором ребенке я боялась даже думать. Мне было страшно до тошноты. Я не хотела, чтобы ребенок «пришел на смену».
Сыну было восемь. Муж работал, я работала. Зимой я тяжело заболела – два месяца лежала и не могла встать. Никто не знал, что со мной. В апреле я уже еле доходила до туалета.
– Отвези меня в Ереван, – попросила я мужа.
Мы поехали в те же места, где были десять лет назад. В той самой командировке. Монастырь. Дерево. Я завязала на ветке платок и хотела попросить здоровья. Попросила. И неожиданно добавила – и девочку. Потом очнулась: зачем, что я наделала? Но было уже поздно. Я вернулась совершенно здоровая.
В августе в гости приехала племянница мужа с тремя дочками. Я целый день плела косички и венки. Они уехали, а я подумала, что это ведь еще одна примета – женщина, которая хочет ребенка, должна «понянчить» чужого. Если хочет мальчика – значит, мальчика. Если девочку – то девочку.
...Ко мне на кухню залетела птица. Голубь. Тринадцатый этаж. Застекленный балкон. Открыта была только одна половина. Птица, казалось, даже не была испугана – она не билась крыльями, а лежала на полу и смотрела на меня. Взгляд у птиц очень страшный. Прозрачный, стеклянный, кажется, что злой. Я же от страха оцепенела.
– Кыш!
Птица не двигалась. Веником я положила ее на совок, вынесла на балкон и выпустила. Птица как ни в чем не бывало улетела.
Откуда-то из подсознания выплыло: «Залетевшая птица – к покойнику».
– Мама, ко мне птица залетела, это плохо? – спросила я, набрав номер.
– Это хорошо. Жди новостей.
– И всё?
– Ну, это будет какая-то очень важная, значительная новость.
– Ты уверена? Это не...
– Нет, не к покойнику, расслабься. Я тебе такую свинью не подложу, если ты обо мне беспокоишься...
Через неделю я узнала, что у меня будет ребенок. И вдруг вспомнила: то же самое – птица – случилось тогда, когда я ждала сына. Голубь сидел на подоконнике и не улетал. Я ему крошек насыпала, но он не клевал. Я тогда тоже испугалась.
– Мама, у меня УЗИ показало... – позвонила я маме после очередного приема у врача.
– Все хорошо у тебя.
– Мам, там врач, аппаратура... Я боюсь.
– У тебя все хорошо. Спокойно ложись спать. Завтра перепроверят и скажут, что все отлично. Тебе ведь завтра опять к врачу?
– Да... А как ты узнала?
Я знаю, что спросила глупость. Конечно, она знала. И когда на следующее утро врач сказала, что все отлично, я даже не удивилась.
Я ждала девочку. Каждый день гуляла в парке, хотя гулять не люблю. А муж любит. Он видит белок, листья, вековые деревья, веселых красивых детей с веселыми красивыми родителями. Мне достаются другие сцены.
...Беспородную псину принес в сумке мужик и выбросил в кустах около пруда. Прямо в сумке. Размахнулся, раскачал и швырнул ее на счет три. Сумка упала с характерным звуком – что-то живое. Мужик развернулся и ушел. Сумка пришла в движение и заскулила. Нет, даже заныла. Собака высунула в дыру от не застегнутой до конца молнии сначала морду, а потом выпросталась вся и кинулась за хозяином. Если, конечно, этот мужик был ее хозяином. Она не лаяла, а тихо поскуливала. Мужик шел по тропинке, собака забегала спереди и скулила. Он пинал ее ботинком под брюхо, собака отлетала в сторону, вставала и снова бежала за мужиком. И так несколько раз, пока он не сел в машину. Я встала с лавочки, опять села. Хотела чтото сказать, сделать. Не сказала и не сделала.
