— Надо уходить! — вышел из рубки Николай. — Залило трюмы. Сухогруз может перевернуться в любую секунду. Вот только ветер некстати разыгрался, в такую погоду плыть небезопасно.
Подошел Покровский, его лицо было мокрым от пота, рукав кителя разорван, скула слегка оцарапана. Шашков тоже выглядел не лучшим образом — ударился коленом о металлический угол ящика. Поначалу как будто даже не заметил, но сейчас, когда все было перегружено и от него мало что зависело, ощущал, что каждый шаг отзывается болью во всем теле.
Он с тревогой посмотрел на небо, все более наливавшееся свинцом, но самое скверное, вертолета так и не было. В этой природной суматохе с ним могло произойти все, что угодно. Например, он мог угодить под бомбежку вулканических бомб. Его вполне могло опрокинуть вулканическим взрывом. Да мало ли еще чего могло произойти с техникой, тем более в воздухе!
Генерала встретили настороженные лица. Вопросов не задавали, ждали, когда он сам заговорит. Вот только что говорить? Шашков посмотрел на каждого, даже отыскал в себе силы, чтобы улыбнуться. Правда, получилось несколько нелепо, но это уже дело второе.
Сухогруз сильно тряхнуло. На море поднималась нешуточная волна. Самое главное, что они все-таки успели. Даже если сейчас и полыхнет, взрыв не принесет удручающих последствий, какие произошли бы, случись это в пещере.
Вытащив рацию, Шашков произнес:
— Я Первый, вызываю Сокола… Я Первый, вызываю Сокола…
Эфир был заполнен громким треском. Полное ощущение того, что вокруг все ломалось и коробилось. Единственным местом, где еще сохранялся покой, был перекособоченный от непослушной тяжести сухогруз, беспомощно трепыхающийся на волнах, как сорванный осенний лист на поверхности пруда.
Того и гляди, пойдет ко дну!
Когда стало ясно, что до Сокола не достучаться, генерал сунул рацию во внутренний карман куртки. Поднимающиеся волны бились в борта, все больше наклоняя сухогруз. Чтобы не скатиться по наклонной, Шашков крепко вцепился в поручни, ощутив всей кожей их металлический неприятный холод. Волны подкидывали и толкали, заставляя судно проседать все ниже.
— Что-то у них там не в порядке, — наконец признал он. — Думаю, нам самим нужно о себе позаботиться. Разбираем ящики на доски, связываем их веревками, может, успеем еще сделать плот… — В ответ ни возмущения, ни протеста, его встретили строгие понимающие глаза. Если уж и умирать, то ради чего-то великого. Отчаяния тоже не рассмотреть, а ведь совсем молодые ребята. Жить бы да рожать детей! — Как бы там ни сложилось, спасибо всем… Втроем мы бы с этим грузом не справились. Может, еще доведется свидеться. — Как бы подводя черту под сказанным, генерал бодро добавил: — Ну, чего стоим? Ломаем доски и делаем плот!
И первым, срывая кожу на пальцах, принялся отдирать доски от ящика. Прозвучал продолжительный треск, на какое-то время заглушивший нарождающиеся раскаты грозового моря, а потом лопнувшие крепления пружинисто отпустили доску. Рядом так же расторопно ломали ящики Дмитрий с Петром. Покровский, подобрав лом, рвал по углам металл.
— Связываем… А неплохо получается. Мы еще поборемся!
За работой Шашков даже не сразу услышал звук приближающегося вертолета, а когда разобрал, то подумал, что ему это просто послышалось. Море любит пошутить, каких только галлюцинаций не бывает! Он еще ожесточеннее принялся стягивать между собой доски, чтобы избавиться от наваждения, но Петр, стоявший рядом, закричал во весь голос:
— Вертолет! Вертолет летит!
Степан Федорович поднял голову вверх. Точно! Вертолет, выкрашенный в зелено — пятнистый цвет, на фоне светло — серых перистых облаков выглядел особенно различимым. Его толстое шмелиное неуклюжее тело слегка качнулось, словно приветствуя людей, находящихся на сухогрузе, а потом, срывая ветром брезент с ящиков, зависло над сухогрузом. Дверца отворилась, и в проеме показалось круглое лицо механика. Он что-то кричал, отчаянно размахивая руками, а потом быстро стал спускать веревочную лестницу. Раскачиваемая порывами ветра, лестница, наконец, достигла сложенных ящиков.
— Первой идет девушка! — распорядился генерал.
— Ну, чего ты стоишь! — прикрикнул Дмитрий на Анфису. — У нас нет времени.
— А ты?
— А потом я, — кивнул Аксенов.
Анфиса уверенно полезла по лестнице, где ее у самой двери подхватил механик.
— Теперь ты… Полезай! — повернулся к нему Шашков.
— Нет, — отрицательно покачал головой Дмитрий. — Давайте вы!
Ветер трепал волосы, срывал одежду, заглушал слова. Поверхность под работающими лопастями покрылась рябью.
— Полезай! — подтолкнул его генерал к лестнице. — Не до препирательств, времени нет!
Дмитрий ухватился за раскачивающуюся лестницу и уверенно полез по плетеным ступеням. У самого входа немного замешкался, и тотчас крепкая пара рук с силой втянула его в салон.
Механик махал рукой.
— Следующий! — скорее догадался, чем расслышал генерал.
— Теперь ты, Виктор!
Тот понимающе кивнул и с расторопностью цирковой обезьянки забрался по веревочной лестнице в салон вертолета.
Сухогруз в очередной раз тряхнуло. С самого верха в воду полетели ящики с толом. Носовая часть зарывалась в волны, судно медленно оседало.
— Давай теперь ты! — сказал генерал Николаю.
— Нет, — неожиданно запротестовал Прохоров. — На этом судне я капитан, а значит, должен уходить последним.
Шашков внимательно посмотрел прямо в глаза Николаю и понял, что тот скорее перевернется вместе с посудиной, чем отступится от своих слов.
— Давайте все трое! — махал рукой механик.
— Хорошо. Идем! — махнул генерал Покровскому.
Афанасий уверенно взялся за лестницу, посмотрел на Шашкова, одобрительно улыбнувшегося, и стал подниматься по лестнице. За ним, превозмогая боль в коленях, все более усиливающуюся, полез генерал. Под самым брюхом вертолета не ощущалось сильного потока ветра. Он был виден лишь на воде, разбивая волны в чуткую рябь. Сухогруз накренился, теперь его живучесть стремительно приближалась к нулю. Оставалось странным, как это Николай до сих пор не скатился вниз по палубе в море.
О том, что сухогрузу оставалось не более минуты, Шашков понял сразу, как только увидел на горизонте большую волну, за которой, всего-то в полумиле, следовала другая, больше напоминавшая стену из воды и пены.
— Руку! — донеслось до него сквозь гул.
Задрав голову, он увидел механика в кожаной летной куртке, буквально вываливающегося из салона и совершенно не понимавшего нерешительности генерала. Степан Федорович поднялся еще на одну ступень, и в следующую минуту ноги его оторвались, а две пары рук втянули его в металлическое чрево вертолета.
Обернувшись, Шашков увидел, что большая волна ударила в борт корабля в тот самый момент, когда Николай вцепился в лестницу и уверенно полез вверх. Волна, будто бы раздосадованная побегом капитана, зло опрокинула сухогруз, сильно забрызгав волной удаляющегося Прохорова. Какую-то секунду сухогруз стоял на левом боку, не решаясь погрузиться в пучину, а потом перевернулся кверху дном. Несколько секунд на поверхности еще было видно его металлическое дно с высоким килем, облепленным многочисленными моллюсками и рачками, а потом он скрылся под водой, выпустив огромный воздушный пузырь.
