— Как кому-то вообще может захотеться отправиться в место под названием Батон-Руж? — отвечал отец матери в те несколько раз, когда она спрашивала, не хочет ли он туда съездить.
Мама ездила пару раз, но во время последней попытки рейс отменили. Она не знала, что делать, и просто сидела в аэропорту, пока не позвонил мой брат, чтобы выяснить, каким рейсом она полетела. Отец поехал в аэропорт и забрал ее. Больше она не изъявляла желания туда поехать.
Моя сестра Джоан уехала из Калифорнии через неделю после окончания средней школы, и мы о ней с тех пор не слышали. У нее много общего с отцом: Джоан тоже любила удаленные от всего места, и теперь она фактически исчезла.
У моих родителей был еще один ребенок — девочка, которая родилась после брата и передо мной, за семь лет до меня. Но она умерла. Она прожила всего девять дней. Ее назвали Дэниз. Ее похоронили на кладбище, расположенном к северу от города. Брат говорил, что раньше они ходили к ней на могилу по два раза в год всей семьей, но я сам был там только один раз и очень давно. Иногда я задумываюсь, какими раньше были мои родители.
Один раз, когда я был младше, я случайно сломал одну вещь, принадлежавшую брату — модель самолета или что-то в этом роде. Он начал кричать на меня и заявил, что я бы вообще никогда не родился, если бы Дэниз не умерла. Я не знаю, правда это или нет, но очень сложно выкинуть эту мысль из головы. Иногда я жалею, что она не выжила, а я сам появился на свет.
Родители, идиоты и некомпетентные люди
Мой отец — бухгалтер. Он любит работать с цифрами, а не с людьми. И это еще мягко сказано. Я представляю, как он живет внутри своих бухгалтерских отчетов, словно это другие страны, другие места, и является там молчаливым правителем молчаливых подданных. Может, поэтому он так и любит цифры. Они укрощены, одомашнены, они уступчивы, сговорчивы, покорны и ведут себя тихо.
Отец организовал свое дело вместе с лучшим другом сразу же после окончания колледжа, и они неплохо зарабатывали в нашем маленьком городке. Хватало на жизнь и на обеспечение комфорта. Отец с партнером больше не дружат, но все еще работают вместе. В любом случае мой отец — спокойный человек, предпочитающий одиночество. Если он дома, то находится в своей берлоге. Это маленькая комнатка в задней части дома на первом этаже. Она расположена рядом с гостиной, поэтому, пообедав, отец может встать из-за стола и сразу же удалиться в свою темную пещеру с отделанными деревом стенами. Фактически он всегда сидит за столом, развернув ноги в сторону, готовый рвануть прямо в свою берлогу. Я был в ней пару раз. Заходить туда можно только по приглашению, а отец редко кого-либо приглашает.
В комнате стоят несколько книжных шкафов, по большей части заполненных книгами о гольфе, картинами с изображением игры в гольф и несколькими трофеями, завоеванными отцом много лет назад. Он до сих пор играет, но начинает терять интерес даже к этому. Я уверен: это происходит потому, что играть нужно с другими людьми. Я готов поспорить, что если бы отец был единственным человеком на поле, то играл бы постоянно. Постепенно его мир сократился до его рабочего кабинета и берлоги, и никто не считал это странным.
* * *
Мой отец учился в университете в Брауне. Он играл там в американский футбол, был нападающим, а теперь расслабился. У него вырос живот, который вылезает из-под ремня. Создается впечатление, будто этот огромный живот тянет все тело вниз. Все тело выглядит рыхлым и тучным, хотя раньше отец никогда не был полным. Вообще создается такое впечатление, будто на него давит какой-то груз, и он принял его, смирившись.
Можно было бы подумать, что мое увлечение американским футболом поможет нам сблизиться, как отцу и сыну с общими интересами, но этого не произошло. Он пришел посмотреть на пару игр, но потом ничего не комментировал. Он также не давал мне советов, не выходил со мной во двор, чтобы что-то показать или потренироваться со мной. Он даже не рассказывал мне никаких анекдотов про те времена, когда сам выходил на поле. Я не представляю, был ли он хорошим игроком, или ужасным. Я видел его фотографии в форме. На них он высокий и подтянутый, он снимает маску, прямо смотрит в объектив, но образ не сопровождается никакими рассказами. Он далее не показывал мне фотографии, их показала мать. Отец также молчалив, как фотографии, а мать плохо помнит детали их жизни в период учебы в колледже. Даже когда я сломал палец, отец практически ничего не сказал, он не подбадривал меня, не утешал, он просто прокомментировал факт.
— Футбол — жестокий вид спорта, — сказал отец. Теперь он играет в гольф.
Моя мать — профессиональная неумеха. Как-то отцу пришла в голову мысль, что матери следует пойти работать. Если она начнет работать и вносить вклад в общий доход семьи, мы будем жить лучше, с большим комфортом. Мать сопротивлялась, но согласилась. Она хотела вырваться из дома и была готова попробовать прорваться в мир работающих людей. Однако она вскоре обнаружила, что у нее нет таланта, склонности, подготовки и навыков. Она попробовала себя на различных работах и должностях, в основном клерка, секретаря на приеме, различных помощниц в офисе, но ее уволили из всех мест. Она не умеет печатать, она не знает делопроизводство, она не умеет работать на компьютере и не в состоянии справиться с телефоном, если через него проходит больше одной линии. Она приносила ущерб любой компании и организации и служила помехой. Ее друзья шутили, что ее уволили даже с места добровольной помощницы в городской библиотеке. Я не знаю, правда ли это, но моя мать каждый раз сильно краснеет при упоминании этого случая.
Какое-то время отец считал, что ее наниматели устанавливают слишком высокие требования или не желают тратить достаточное количество времени на ее обучение, или просто являются плохими менеджерами и непонятно чего ждут. Или они просто «идиоты». Мать соглашалась. Они решили вместе показать этим идиотам, как следует вести дела и организовывать работу. В результате отец взял ее к себе в помощницы, а если точнее, то в помощницы своему помощнику. Конечно, к этому времени отец давно забыл об изначальной причине, по которой отправил мать работать. Теперь он платил ей, поэтому в дом не поступало никаких дополнительных денег. Встал вопрос нравственности, семейной честь, следовало доказать, кто на что способен.
— Это не может быть так ужасно, как они говорят, черт побери, — объявил отец за ужином после того, как решение было принято.
Но это оказалось ужасно.
В будние дни я несколько раз становился свидетелям перепалок между родителями, которые случалось после того, как они возвращались с работы, и длились до тех пор, пока отец не удалялся в свою берлогу. Они постоянно ругались, спорили, пререкались и обменивались колкостями. Ошибки, непонимание и все остальные нерешенные вопросы дня удивительно и внезапно всплывали на поверхность.
— О чем ты думала?.. — вдруг восклицал отец, и они начинали ругаться, перебирая ошибки матери.
Похоже, она ничего не могла сделать правильно и часто это признавала, хотя и часто защищалась, виня во всем различные обстоятельства. Кое-что могло бы вызвать смех, если бы споры не выливались в злость и негодование, и если бы у кого-то из них было чувство перспективы или юмора, или они могли объективно взглянуть на ситуацию. После того, как отец ругал ее за еще одно перепутанное послание, которое она принимала по телефону, мать обычно кричала, что записала все так, как сказали, или «Это они теперь говорят по-другому», или «Они врут».
