Когда я только пришел в школу, то пытался подражать крутым парням из нашего класса. Я изощрялся и покупал ту же одежду, которую они носили, пытался носить ее так же, как носили они. А в результате выглядел идиотом. Чего-то не хватало. Одежда была крутая, а я — нет. И ничего нельзя было поделать, я — тот, кто я есть. Все в чем-то меня превосходят. У дегенератов, у готов, у спортсменов есть что-то свое, особенное. У всех есть что-то, что объединяет их с кем-то еще. Даже у умственно отсталых детей стиль лучше, чем у меня.
— Носи то, в чем тебе удобно, — сказал мне Карл. — Если ты чувствуешь себя комфортно, то и людям вокруг тебя будет комфортно.
Ему легко говорить: он знает, что делает. Но я воспользовался его советом, стал носить джинсы, брюки цвета хаки, простые рубашки и свитера. Анна назвала мой стиль «хармбой» — по ее словам, это «нечто среднее между хиппи и фермером». Мне нравится одежда от Аберкромби и Фитча, но мне совсем не по душе, что они ляпают свои лейблы везде, где только можно. Название фирм можно увидеть на карманах, рукавах, в нижней части рубашки, на брюках сзади. Я не хочу служить ходячей рекламой какой-либо компании, поэтому отпорол все лейблы с рубашек, брюк и свитеров, которые мне купила мама. Большинство из них легко отпоролись. Просто берешь маленькие ножницы, отрезаешь нитки сзади, лейбл отходит от вещи, и ты его без труда снимаешь. (Если мать покупала мне что-либо с проштампованным названием фирмы на вещи, то я просто надевал ее подо что-то или вообще не носил). Однако после отпарывания некоторых лейблов на рукавах или в нижней части рубашки оставались дырки. И это было моей единственной отличительной чертой — несколько дырок тут и там. Время от времени я носил вещи фирмы «Кархартт». Их одежду носят только вечно выступающие не по делу дети фермеров. Мы называли их «ездящие на автобусах». Брюс Друитт раньше был таким, а также входил и в группу готов. Он был единственным готом, ездившим на автобусе, и это возможно объясняет, почему он такой тупица и упрямец. Он держался вызывающе и всегда искал повод к ссоре и драке, хотя ему бы и не следовало. Однако он не был ребенком фермера, — он жил у Хидесвилла, примерно в пятнадцати минутах езды. Это единственный городок, откуда в нашу школу добираются на автобусе. Все остальные, кто ездил на автобусе, жили на фермах. Брюс учился в старшем классе, а это означало, что он больше не пользовался автобусом. Он сам рулил.
Брюс Друитт начинал, как спортсмен. Он играл в футбол и бегал кроссы по пересеченной местности, считался одним из лучших баскетболистов в школе. Друитт вошел в школьную команду, только поступив к нам на учебу. (На самом деле, у нас имелась всего одна команда, на вторую не набиралось игроков). Он помог ей выйти во второй круг во время турнира на первенство штата. Самое смешное заключалось в том, что старый спортзал средней школы, построенный в 1940-х годах, больше не отвечал минимальным государственным требованиям, поэтому нашей команде приходилось проводить все игры сезона на выезде. Спортзал представлял собой большое уродливое металлическое строение, втиснутое между школой и футбольным полем. В нем имелся тесный, пыльный и плохо освещенный отсек с гирями и штангами, а также небольшой балкон, который никогда ни для чего не использовался. Но баскетбольная площадка была большой, а дешевые места для зрителей убирались в стены. Посему в эту металлическую коробку втискивался почти весь город. Она могла использоваться для собраний, танцев и всего остального, что придумает руководство, но оно никогда ничего не придумывало. Поэтому спортзал постоянно пустовал — за исключением игр. Все ждали следующего сезона. Все хотели посмотреть на Брюса, повзрослевшего на год. Он должен играть лучше. Он был сильным, высоким спортивным блондином, который обеспечил себе место среди школьной элиты и которым все восхищались.
Когда футболисты начали тренировки в конце лета, Брюс не прибыл, а когда начались занятия в школе, появился с бритой головой и одетый во все черное. Он не был первым, но забеспокоились только из-за него.
Брюс Друитт жил в далеком от меня мире — в другом городе, ездил на своей машине, входил в группу готов и учился в выпускном классе. Нам не следовало иметь с ним никаких общих дел, и мне бы очень хотелось, чтобы он не попал в эту историю.
Шкафчик в раздевалке
Если честно, то до встречи с Анной я читал мало. Я ходил в библиотеку только для того, чтобы с кем-нибудь встретиться. Так мне посоветовал наш тренер по американскому футболу мистер Девон.
— Там хорошо знакомиться с девочками, — сказал он, когда я сдавал шлем, форму и щитки. — Так у вас появляется тема для разговора. Знаешь, помогает немного растопить лед. Однако предварительно подумай. Не хватайся за первую попавшуюся книгу или за книги, которые читают все. Нужно выделяться из толпы.
Казалось, мистер Девон постоянно беседовал с какими-то девочками в коридоре, на переменах или после окончания занятий. Поэтому я решил, что он знает, о чем говорит. Кроме того, терять мне было нечего. Я подумал о том, какое место в библиотеке выбрать и какие книги почитать. Мне не хотелось ничего нехудожественного, поскольку такое чтение требовало больших усилий. Я также не собирался читать поэзию или что-либо романтическое. Оставалась художественная литература (или энциклопедии и другие справочники, если я хотел привлечь внимание какой-то своеобразной девушки, для которой изначально книга не требовалась). Наконец, я решил остановиться на книгах, которые на самом деле хотел прочитать, и которые станут волновать девушек определенного типа — интересных и умных, — которые, по крайней мере, будут считать меня умным. В конце концов, я остановился на Джеке Керуаке, потому что, как я знал, лишь немногие в моем классе вообще имели представление о том, кто он. Во-вторых, я надеялся стать похожим на него. В 1950-ые годы он какое-то время считался крутым парнем, типа Джеймса Дина
[10]
. Возможно, я думал, что если девушки увидят меня с его книгой, лучи славы автора отразятся и на мне. Если бы я мог стать более похожим на Джека Керуака, то вероятно мне не пришлось бы болтаться в библиотеке для привлечения внимания девушек. Но сработало в самый первый раз. Как я догадываюсь, мистер Девон не считал, что мне для привлечения девушек поможет футбол.
Я был слишком легким, однако быстро двигался и хорошо работал руками, поэтому тренер определил меня в принимающие игроки. Я не начинал атаки, вообще не входил в стартовый состав, однако в деле участвовал, и мою игру нельзя было назвать ужасающей. В любом случае, мы проигрывали все матчи, а, значит, требовалось быть абсолютно никчемным, чтобы не играть. Я принял примерно дюжину передач и даже один удачный бросок — но его не засчитали. Затем, во время тренировки после пятой игры сезона, я сломал указательный палец на левой руке. Даже моя травма была лишена какой-либо гламурности и не привлекла интереса. Я принял мяч, возможно в десяти ярдах от места основной схватки, ко мне бросились трое или четверо парней, началась новая борьба за мяч, а когда ребята вылезали из кучи, кто-то наступил мне на руку. Палец треснул, как веточка. Боли я не почувствовал, но палец мгновенно распух и посинел. Помощник тренера, мистер Хэм (огромный дядька, поэтому над его фамилией, означающей ветчину, никто не смел шутить, даже у него за спиной), проводил меня в раздевалку, словно у меня был пробит череп или я получил еще какую-то серьезную травму. Он даже предложил позвонить моим родителям. Я ответил, что могу набрать номер правой рукой. Услышав эту фразу, он, по крайней мере, рассмеялся.
