— Шшш… — прошептала Джуди. — Продолжай. Продолжай.
Ну ладно тогда: продолжу. Но я не могу просто оставить ее, Каролину, одну, когда в ней замуровано столько боли. Потому что теперь я знаю, каково это — как страшно холодно внутри, когда человек, единственный человек, которому тебе приходится доверять не только сейчас, но и всегда, ополчился на тебя. Из-за, понимаешь, моего отца. Который однажды… я не вспоминал об этом, ох — много лет. Мать купила мне плащ для школы. Из синего габардина, с ремнем и большими пуговицами. Отец, он этот плащ изучил — внимательно рассмотрел структуру ткани, словно подозревая, что в плаще таится оружие или контрабанда. А потом прочитал надпись на ярлыке: непромокаемый. Чушь, знаешь ли, лениво сказал мне он. Ты, может быть, в это не веришь, Джейми, — в то, что фабрикант посмел столь бесстыдно написать на вещи «непромокаемая», хотя совершенно очевидно, что она таковой не является. Потом он бросил мне вызов — вызов, которого я всегда страшился: Ты мне не веришь? Я и не верил, и не не верил — мне было плевать: это просто плащ. Мать купила мне плащ для школы: почему он стал чем-то другим? Ладно. Он велел мне надеть плащ, если я буду так любезен, и ненадолго выйти в сад. А мать спросила: зачем? Что ты делаешь? Чай мальчика уже почти готов — а на улице холодно и хоть глаз выколи. Вздор, злобно ответил отец: он же парень, так? Не ребенок. Или нет? Мать опустила взгляд. Я надел плащ (велик — он был мне велик) и пошел за отцом в сад. Я стоял там. Я стоял, а отец поливал меня из садового шланга, сверху вниз, снизу вверх, вдоль и поперек; пальцы мои закоченели и посинели, а слезы смешались с водяной пылью из шланга. Удовлетворившись, он выключил кран и подошел ко мне. Снимай, сказал он, и посмотрим, что у нас там, да? Он весил теперь добрую тонну, этот плащ, — мокрый насквозь, стекающий каплями, черный и блестящий, как спинка жука, стеганая подкладка покрылась темными мокрыми пятнами. Мой форменный пиджак промок, и рубашка под ним тоже. Брюки на коленках прилипли и немилосердно жгли кожу, и ручейки воды играли в догонялки на спине. Вот, сказал он, я же тебе говорил, да? Чушь, я же говорю. Люди, Джейми, врут: выучи это, выучи это назубок. Нельзя в наши дни, знаешь ли: нельзя по-настоящему доверять ни одной живой душе. А теперь иди в дом и выпей чаю, приятель, а то замерзнешь.
Грехи отца: они с тобой навсегда. Правда, Джуди? Обращался ли я с Каролиной так же плохо, как он со мной?
— Шшш… — шептала Джуди. — Продолжай. Продолжай.
Ну ладно тогда: продолжу. Но Каролина — что именно мог я сделать в тот миг? Продолжать? Но она же оборвала меня, разве нет? И я стоял перед ней, совершенно беззащитный. Поэтому я сказал со вздохом:
— Чудный день… — А потом я сказал: — Я не знаю, что сказать.
— Редкий случай, да? — ответила — неожиданно мягко — Каролина. — Такое от тебя услышать. Но ты прав. Чудный день. Солнце так сверкает на воде, вон там…
— Я знаю. Разве поверишь, что Сити… в смысле, мы сейчас вообще-то в самом центре, но все же здесь так… ну, ты и сама видишь. Мирно. Послушай, гм, Каролина…
— Не торопи меня, Джейми. Просто дай мне подумать, хорошо? Как по-твоему, куда мог подеваться Бенни?
— Ну — вообще-то куда угодно. Я этого не делаю, Каролина. Я не хотел. Торопить. Может, он еще с Дороти. У Дороти маленькая дочка, знаешь. Мэри-Энн. Я думаю, примерно ровесница Бенни. Вот. Может быть там. А может, у Бочки. Бочка — наш повар, хвала небесам. По правде сказать, Каролина — лучшего повара я в жизни своей не встречал. Гм… в смысле, твоя стряпня была тоже очень, гм…
— Когда ты ее ел.
— Когда я, ну — да. Да. Когда я не бесился, как бывало. И ел. Она была прекрасной. Но это как раз то, что я хочу тебе сказать, понимаешь? Я больше — больше не бешусь. Я изменился. Стал лучше. Я творю. Я не имею в виду, что пал жертвой какого-то смехотворного и нелепого обращения, ничего такого. Это совсем не так. Больше похоже на то, что, ну — весь хлам, все старье, весь мусор я словно вымел прочь, уничтожил… да просто избавился от него, блин. И обнаружил под ними замечательные вещи. Похороненные. Но…
— Ага. А мы с Бенни, значит, были…
— Нет! Нет — я о том и говорю. Я так и думал, что, если скажу все это, ты немедленно решишь, будто я имел в виду… нет. Нет-нет. Кое-чего не хватает. Ну, двух вещей — да, по правде говоря, всего двух вещей. Тебя. И Бенни.
— Мм. И если мы с Бенни переедем сюда, все будет просто великолепно?..
Джейми отвел глаза от пронзительного блеска солнца.
— Да, — сказал он очень просто. — Я правда верю, что будет. Честно, верю.
Каролина разглядывала его.
— Что ж, — сказала она. — Что ж.
И некоторое время они просто сидели и смотрели на воду.
— Я тебе все-таки скажу кое-что, — наконец произнесла Каролина. — Ужасно странно было провести с тобой столько времени и не видеть, как ты сосешь сигареты одну за другой. Ты что, правда завязал, Джейми? С ума сойти. Почему бы тебе не — закурить сейчас? Гм? Может, тебе полегчало бы. А может, полегчало бы мне.
— Мне и так хорошо. Не будем об этом говорить. Лучше поговорим о нас, а?
— Ты что, не хочешь? Не хочешь сигаретку?
Джейми шумно выдохнул и посмотрел в сторону.
— Даааа!.. — яростно выдохнул он. — Я хочу сигаретку. Я страстно хочу сигаретку. В этом-то все и дело. Да я сейчас изо всех сил вцепился в эту чертову пачку в кармане. Я стер в кровь большой палец о колесико зажигалки. Я хочу сигаретку. Боже, как я ее хочу!..
— Так почему ты не?.. В смысле, одна сигаретка тебя ведь не убьет? После того миллиона, что ты уже выкурил.
Джейми сжал губы; виду него был довольно дикий. Усилием воли он стер дерганую гримасу с лица и медленно принялся вновь дышать.
— Нет, — прошептал он. — Нет… я не буду.
Глаза Каролины широко распахнулись, она медленно покачала головой, словно узрела в яслях чудесный лик притихшего ребенка, который в свете потрясающих свидетельств вполне может оказаться младенцем Иисусом.
— Может, ты действительно изменился… — произнесла она. — Может, ты действительно стал другим…
Джейми пожал плечами.
— Я же тебе говорил… — только и сказал он. А затем: — О, смотри, Каролина — вон он! Видишь? С Мэри-Энн. Да? Девочка, о которой я говорил. Дочка Дороти. Да? Идут сюда. Похоже, чудесно поладили, правда? Щебечут вовсю.
— Это потому, — ухмыльнулась Каролина, — что они бредут рука об руку по полям Аркадии.
И Джейми — который не знал толком, как это воспринимать, — решил замять тему.
— Привет, Бенни! — восторженно закричал он, быть может, немного переигрывая в свете, ох — да всего, если честно (не только солнце освещает нас). — Мэри-Энн показывала тебе окрестности, да? Показывала ему окрестности, да, Мэри-Энн? Хорошо. Хорошо. И что ты думаешь, Бенни, старина? Супер, да?
