Боже, о боже мой: вы ее знаете — она могла часами так продолжать. Ну да ладно (как странно, что я так думал, но так и было, так и было — о господи, и это в прошлом году, ради всего святого) — в конце концов я решил, что все это было не зря: теперь я знал, что она хочет на Рождество. Так что я сходил на встречу, уже не помню с кем, и (весьма благородно, как мне казалось) бросил вызов толпам в «Дебнемз»
[86]
— который был, если честно, довольно пуст, да, но как бы то ни было, — и купил какой-то утюг, и в нем, уверяла меня продавщица, было полно всякой ерунды, которую, очевидно, хочется иметь в утюге. И я подумал: ну хорошо, дело в шляпе. А на Рождество я сказал: ну нет, Каролина — конечно, нет: какой смысл? Гм? То есть, какой смысл заворачивать утюг в обертку, цеплять на него бант и всякое такое, когда мы все прекрасно знаем, что это? Это же утюг, правильно? То, о чем ты просила — что ты хотела. Так какой смысл заворачивать его в обертку? А? Почему ты так на меня смотришь, Каролина? Положи утюг, Каролина, — просто положи утюг, хорошо? А теперь иди и посмотри, как там брюссельская капуста.
Ну. Вы думаете, они не понимают? Дети? Не понимают таких вещей? Конечно, понимают. Вы и сами знаете, что понимают. Но они умеют держаться тише воды ниже травы — часто в прямом смысле пригибаются, будто спасая свое будущее от ракет и трассирующих пуль, — и поэтому обманываешь себя, веришь, будто все эти реплики в сторону, многозначительные взгляды и злобное молчание их минуют. Как бы не так. Они все видят и копят. Копят год за годом. И в этом году я все это знаю. Я для всех купил самые замечательные подарки. Сто лет, наверное, потратил. Целыми днями шатался по магазинам. И да, вы можете, конечно, спросить, где я взял деньги, и я легко вам отвечу: Джон. Да, Джон. Потрясающий человек. Пришел ко мне как-то утром и навел разговор на сезонные траты и вообще — но для него проблема не в деньгах, нет-нет, а в полном отсутствии воображения. Я его понимаю? Фрэнки это, разумеется, не касается: с ней все просто — она дает ему четкие указания. И, естественно, ничего не имеет против пары лишних миленьких пустячков — какой-нибудь побрякушки от «Тиффани» или «Картье», скажем. Но что до остальных, ну — он понятия не имеет, что им дарить, совершенно не в курсе, честное слово, совсем уже старикан — слишком, черт побери, старый. Так что в свете этого, Джейми, друг, тебя ведь не слишком, оскорбит, я надеюсь, если я вручу тебе этот конверт? Я правда буду ужасно благодарен, если ты не обратишь мое полное отсутствие воображения… невероятно благодарен, если ты не затаишь на меня обиды. А после того как он ушел — когда я открыл конверт и увидел, сколько в нем денег, — я побежал к Джуди и спросил, не ошибся ли он, может, надо ему вернуть? А она ответила: о нет, Джон, он такой. Всегда прозревает, кого из нас мучает неспособность одарить других. И деликатно помогает. Чудесно, правда? Я мог только согласиться.
Так что в этом году все хорошо. Я купил пять подарков Каролине — шелковую двойку из кардигана и как там называется та штука, которая надевается под кардиган, совершенно замечательную черную меховую шапку (мех, по-моему, искусственный, но выглядит совсем как настоящий, уж поверьте мне), и браслет с брелоком-звездочкой (я подумал, что каждое Рождество — или, скажем, на день рождения — можно добавлять по брелоку: сделать это традицией), и большую коробку фиалкового крема — это такие ужасно мерзкие шоколадки, которые она неизвестно почему любит есть. Ах да — и еще большой дневник в кожаной обложке. И — я их все упаковал, да, упаковал — и каждый будет сюрпризом. Хотя, скажу я вам — да: я вспоминаю об утюге и съеживаюсь. А Бенни, ну — тут проще перечислить, чего я ему не купил, если честно. Всего понемножку от книжек до пищалок на батарейках (купил большую упаковку из двадцати четырех, а заплатить пришлось всего за шестнадцать, вроде неплохо) — и еще довольно модный спортивный костюм, и часы, и первый в его жизни мобильник… конечно, может, это и глупо, если учесть обстоятельства, но продавец сказал, что сами, ну знаете — звонки, это не главное по сравнению с тем, что он еще умеет делать, например, текстовые сообщения посылать. Не уверен, что понимаю, о чем это он. Ладно — не сомневаюсь, телефон сыну понравится. Потому что я правда хочу, чтобы это было — не только самое лучшее Рождество для Бенни (потому что, надо признать, это несложно), но Рождество, которое в некотором роде не только загладит вину за все предыдущие, но и за все те случаи, когда ему было плохо и он так мило изо всех сил старался этого не показать — а я предпочитал обманываться и не переживать в своей взрослой уверенности, будто он не чувствует ничего. Хватит. Время фокусов вышло.
Я собирался остановиться на этом. Хватит пока. Потому что я уже сказал все, что, в общем-то, собирался. Просто… мой отец, да? Я его недавно упомянул вскользь — и очень обрадовался, загордился, что не стал на эту тему распространяться. Потому что какого рожна он?.. Все время о себе напоминает и все портит. Ладно, послушайте — я просто расскажу этот пустячок — выброшу его из головы, и тогда мы все успокоимся и будем наслаждаться своими Рождествами. Потому что сегодня ночью, знаете, — я уже рассказывал? По-моему, нет, да? Не понимаю, как я умудрился об этом промолчать. Потому что сегодняшняя ночь — это великая ночь, ночь, которую мы все ждали. Сочельник. О да. Пьеса. Обмен подарками. И ужин! Бочка усердно и втайне трудится над ним, сказала мне Джуди. Конечно, самое вкусное он прибережет на завтра (я так думаю, торжественность наложит отпечаток на завтрашнюю трапезу), но сегодняшней ночи тоже явно предназначено стать чем-то очень особенным. И Тедди — он достал свое лучшее вино; говорит, ему не терпится узнать, что мы думаем, особенно о бордо, потому что на этот раз он слегка увеличил процентное содержание каберне, по-моему, он как-то так сказал. Но, конечно, в основном у него на уме пьеса. Боже — он столько в нее вкладывает. Я так надеюсь, что все пройдет хорошо. Пол создал наипрекраснейшие декорации. А Джуди сшила большинство костюмов — хотя Джон пошел и взял напрокат несколько самых экстравагантных. На самом деле это очень странная пьеса, зрителей — в семь раз меньше, чем актеров. Потому что она только для Лукаса, понимаете, эта пьеса. Лукас будет сидеть в зале, подле него Элис (король и его почетная королева, если угодно), а Мы устроим для них эдакое Представление по королевскому указу. Потрясающе. Но с другой стороны, сейчас все такое, да? Все.
Итак. Это нам еще предстоит (и, боже — не терпится увидеть лицо Бенни! И Каролины: Каролины тоже). Но сперва все же еще одно детское воспоминание (чтобы не мешало больше). На Рождество мать как-то умудрялась сэкономить немного из того, что отец считал нужным ей давать, и заворачивала в подарочную бумагу, может, пару ботинок для школы (в каждом полно сластей и фруктов, чтобы смягчить удар), или же, например, несколько книг, которые, как она считала, пойдут мне на пользу. Вот — только что вспомнил: насчет ботинок, я помню, как она ласково улыбнулась и сказала мне: о господи, Джейми, — ты посмотри, что ты делаешь! Ты надел их не на те ноги! И, господи, как она засмеялась, когда я посмотрел на нее, искренне озадаченный, и зарыдал — потому что я не мог — я не мог надеть их не на те ноги, потому что смотри, мамочка, ты что, не видишь — других ног у меня нет! Отец, даже он, по-моему, почти улыбнулся. Ну ладно. Иногда большая игрушка — помню, однажды мне подарили крепость. Она мне ужасно понравилась. Отец дал понять (и был при этом очень суров), что крепость — подарок не только на это Рождество, но и на следующее, а также на мой день рождения, который между ними. И он сдержал свое слово. Но мне ужасно нравилась эта крепость с маленьким подъемным мостом на цепях. Солдатиков у меня не было, поэтому пришлось населить ее космонавтами. Позже я узнал, что крепость соорудил старый мистер Диммок, живший через дом от нас (думаю, по профессии он был модельщиком или вроде того, что бы это ни значило), и что отец пообещал ему взамен роскошный обед в местном пабе и столько выпивки, сколько в него влезет. Старый мистер Диммок смеясь доверительно сообщил мне, о-о — многие годы спустя (когда я разбирал вещи отца после последнего удара, который его доконал; мать умерла от сердечной недостаточности, вызванной, я уверен, стрессом, болью и этим тяжким трудом — уживаться с ним после его первого удара)… да, так вот, старый мистер Диммок положил руку мне на плечо и сказал: «Я все еще жду, знаешь ли, — все еще жду свой шикарный обед, не говоря о выпивке, которая в меня влезет!» Я устыдился и предложил ему денег — и тут же увидел, что он обиделся. Он сказал мне: «Господи, Джейми, — да я просто пошутил». Лучше бы я не предлагал ему денег. Бенни она, эта крепость, не понравилась; и Каролина потом ее кому-то отдала.
