Мория загадочно улыбнулся и стряхнул пепел со своей сигареты.
— А вы разве не знаете об этом больше, чем я?
Удивление Саэко было достойно произведения искусства. — Я? Как я могу что-нибудь знать?
— Я думаю, вы знаете. — На спокойном лице Кёго появилось и тут же исчезло выражение, свойственное военным. — Подобные вам люди обладают таинственной способностью улавливать запах вещей, которые руководство армии стремится скрывать. И только народ не знает, что происходит, и прежде всего японский народ. Конечно, солдаты наивно верят в победу, это им вдолбили в головы.
— Я тоже верю, что мы победим.
— Не может быть.
У неё было такое ощущение, что ей дали пощёчину:
— Как некрасиво так говорить.
— Я никоим образом не имел в виду что-то плохое. Например, китайцы уже знают, что Япония проиграет войну. Посмотрите, как выросли в последнее время цены. Они, как барометр, точно отражают положение дел на фронте. Я сам живу среди китайцев, но не знаю, как они это чувствуют. Жандармерия конфисковала все коротковолновые приёмники, так что они не могут слушать передачи из Чункина или Лондона. Но они всё равно знают, что происходит… Каждая небольшая новость немедленно сказывается на текущих ценах. Чем больше лжи распространяет японский императорский штаб, тем быстрее растут цены. Чашка лапши стоила шесть центов, а теперь уже шестьдесят иен…
Внезапно он задержал свой взгляд на лице Саэко:
— Бриллианты, должно быть, тоже возросли в цене. Сколько сейчас стоит один карат?
При продолжающемся шуме дождя Саэко заставила себя спокойно улыбнуться:
— Мне это неизвестно…
Он промолчал минуту:
— Вы говорите, что не знаете?
— Нет. А сколько он стоит?
— Вы не должны это от меня скрывать. Насколько мне известно, именно сегодня утром вы купили несколько бриллиантов в лавке у Лингшоу. Разве это не так?
В этот раз Саэко была настолько поражена, что изменилась в лице, но Мория спокойно смотрел в окно, как будто это его не касалось. Потоки дождя продолжали падать подобно водопаду, отражая разноцветные неоновые огни. Магазины с дорогими товарами, бильярдные залы, игровые павильоны стояли в ряд на другой стороне аллеи, а перед ними толпились ряды малайцев, ожидающих прекращение дождя. Некоторые их них сидели на корточках с поднятыми саронгами, чтобы закрыть от дождя головы, и это придавало им вид тюков с одеждой.
Саэко не знала, что сказать. Она была испугана тем, что Кёго, сказав так много, вновь замолчал. Она провела согнутой рукой по своим волосам движением, которое, она знала, выглядит привлекательным для любого мужчины, однако Мория остался совершенно равнодушным.
— Вам обо всём известно, не так ли?
— Не мне. Мои китайские друзья знают всё. Я просто слушаю, что они говорят, и поэтому я в курсе событий.
— Они несколько преувеличивают.
Кёго вновь погрузился в молчание, и казалось, что какая-то стена выросла перед его глазами. Он излучал спокойствие, свидетельствующее о внутренней дисциплине, но которая не имела ничего общего с военным воспитанием. Это выражалось в его манере говорить мягким тоном, за которым скрывалась острота ума, что резко контрастировало с простой речью капитана Усиги.
— Мои китайские друзья, действительно, знают всё и не только то, что происходит здесь в Сингапуре, но также и в Тайпее или Сайгоне. И речь идёт не только о крупных событиях. Например, рассказывая о сокрушительном поражении японской армии под Импала, они подробно описали жизнь в тылу командующего генерала, который в большом зале европейской виллы, окружённой сосновыми и вишнёвыми деревьями, построил себе точную копию японской комнаты с черепичной крышей и циновками на полу.
— Но некоторые из этих историй могут быть просто слухами.
— Вы имеете в виду ваши бриллианты?
— Не волнуйтесь о них так сильно. Вы ведь знаете, что женщины любят драгоценности.
Он только хмыкнул.
— По-вашему, я считаю, что Япония проиграет войну? Но можете ли вы сказать, что это будет не так? Вы ведь готовитесь к этому.
Кёго перевёл свой взгляд с лица Саэко на аллею парка. Ливень постепенно затихал. Доносящиеся из театра звуки оркестра становились всё громче по мере затихания шума дождя, и чёрные тени становились всё гуще в свете огней магазинов и павильонов.
Кёго неожиданно повернулся к ней:
— Хотите потанцевать?
Саэко всё ещё была встревожена, но с улыбкой согласилась, чувствуя в этом спасение от предыдущего разговора, о котором Кёго, казалось, уже забыл. Он вежливо сопроводил её в танцевальный зал, и казалось, что ничего в его поведении в этот вечер не могло поставить её в неудобное положение.
Оркестр в танцевальном зале играл танго. Японцев здесь не было, и танцевали только молодые китайцы. Как только они вступили на танцплощадку, Саэко привлекла всеобщее внимание, но она этого не заметила, так как была полностью сконцентрирована на движениях Кёго, поражённая его умением.
— Как Вы легко танцуете! — проронила она невольно.
Кёго должно быть было около пятидесяти, но неожиданная грация и скорость мягких движений его тела взбудоражили её. Она, наконец, прочувствовала его парижское танго, и их дыхание слилось воедино. Она уже могла расслабиться и сказала:
— Вы, должно быть, находите меня неуклюжей.
— Ни в малейшей степени.
— Но вы меня поражаете. Для морского офицера…
Но поражены были не ум и сердце Саэко, а её тело. Даже когда они говорили, оно плыло в лёгком плавном движении. Беспокойство, вызванное её партнёром, ещё не исчезло, но по мере того как она осознавала, что находится в центре всеобщего внимания, она не могла воспротивиться удовольствию забыться, погрузившись в плавные движения, которые объединяли их тела.
— Это великолепно, — сказала она.
— Я учился танцевать в Европе. Думаю, что сейчас я уже старомоден.
— Ни в коем случае. Там как раз и надо учиться. Музыканты смотрят на вас.
— Это на вас они смотрят, — сказал он коротко, а затем прошептал ей на ухо: — Вам лучше с чьей-либо помощью уехать в Японию как можно скорее. Придумайте любую причину. Чем дольше вы будете оставаться, тем неприятнее будет здесь обстановка.
— Вы остаётесь здесь?
— Нет. Я не хочу и дня оставаться здесь после окончания войны. Вероятно, я вернусь в Европу.
Саэко с удивлением взглянула на него:
— Но не в Японию?
— Вероятно, нет, почти определённо нет. Я не могу, в самом деле.
— Я завидую, что вы едете в Европу.
— Вы, действительно, завидуете? — спросил он тихо. — Дело не в том, счастлив я или нет. Так сложились обстоятельства. Вам нет причины завидовать мне.
