Мы вернулись домой.
Было приятно с тобой поговорить, — заметил Букмен.
Спасибо за все, — снова поблагодарил я.
— Спасибо тебе, — искренне, с внезапно повлажневшими глазами ответил он.
Потом сел в старенькую, достаточно неприглядную машину и уехал, а я уселся на диване перед телевизором. Ощущение было такое, словно глотнул снотворного. Тут я увидел пакет с остатками собачьего корма: Агнес оставила его на диване. Ни секунды не колеблясь, я засунул в пакет руку и отправил в рот целую пригоршню шариков. Больше я не буду бояться ничего нового.
— Привет, Огюстен, — коротко поприветствовала меня Хоуп, примерно через час вернувшись домой. Я, все еще словно в тумане, сидел на диване.
— Привет, — невнятно ответил я.
— Чем занимаешься?
Вообще-то я занимался тем, что смотрел на батарею.
— Да ничем особенным. Только что вернулся — мы с Букменом гуляли.
Она посмотрела вокруг.
— Правда? Здорово. Мне нужно кое о чем его попросить. Где он?
— Уже уехал.
— Ах, черт! Как ты думаешь, если я побегу по улице, то смогу его догнать?
— Нет, — сказал я, — он с час назад уехал.
Хоуп присела на диван.
— Ах, как плохо, — расстроилась она, — а я хотела его попросить посидеть за меня в офисе в эту пятницу. Хотела съездить в Амхерст, навестить подругу, Вивиан.
Хоуп залезла в свою яркую полотняную сумку и достала маленькую белую Библию.
— Погадаешь со мной на Библии?
— Конечно, — сразу согласился я.
Все Финчи регулярно гадали на Библии. Это все равно что гадать с магическим шаром, только в данном случае вы спрашиваете Бога. Происходило все так: один из гадающих держал Библию, а другой в уме, про себя, задавал Господу вопрос — ну, например:
— Сделать ли мне короткую стрижку?
Тот, кто держал Библию, открывал ее наугад, а сам гадающий, не глядя, тыкал пальцем в страницу. То слово, на которое попадал палец, и было ответом. Доктор считал гадание на Библии прямым общением с Богом, и поэтому этим занимались все его пациенты. Однако Хоуп гадала чаще всех.
Я взял Библию, а Хоуп закрыла глаза.
— Готова? — спросил я.
Она открыла глаза.
— Да.
Я раскрыл Библию.
Ее палец попал на слово «пробужденный».
— О Господи! — воскликнула она. — Просто невероятно!
— А что ты спрашивала?
— Я спросила, может быть, если я упустила Букмена, мне и не надо ехать в пятницу к Вивиан. Знак ли это.
— И что же?
— А вот что. Выпало слово «пробужденный». Для меня это означает, что если я поеду к Вивиан, то помешаю ей. Она не так давно болела, простудилась. А ей семьдесят четыре года. Поэтому она сейчас подолгу спит. И если я в пятницу заявлюсь, то помешаю ей.
Я кивнул, соглашаясь, а Хоуп посмотрела в потолок.
— Спасибо, Господи, — произнесла она.
Отношения у Бога и Хоуп были свойскими, как у близких приятелей, без всяких там ритуалов.
На прошлой неделе мы с Хоуп колесили по центру города, пытаясь найти, где бы поставить машину. Вдруг с огороженной площадки перед «Торнз маркет» вывернула красная «вега».
Ура! — закричала Хоуп.
Здесь нельзя парковаться, — заметил я. В машине было душно, пахло псиной и потными подмышками, мне не терпелось выбраться на воздух. И все-таки я чувствовал, что нельзя занимать эту огороженную площадку.
Это место создано как раз для меня, — возразила
Хоуп.
Мы выбрались из машины, и Хоуп перебросила через плечо яркую полотняную сумку. Она всегда носила с собой эту сумку, а в придачу к ней обычно еще и пластиковый пакет.
— Запри, — распорядилась она.
Я запер машину, не понимая, однако, зачем. Что в ней можно украсть? Значок Дня отцов, пакет с воздушными шариками, голубую пластиковую расческу «Гуди» на передней панели. Ах да, там же упаковка валиума!
Хоуп опустила руку в сумку и вытащила электрический будильник.
— У тебя есть десять центов?
Я залез в карман, ощутив собственную худобу, и нащупал монетку.
— Вот. — Я протянул ее Хоуп.
И тут я заметил, что счетчика здесь нет.
Хоуп, здесь же нет счетчика!
Знаю, — ответила она, наклоняясь и опуская монетку прямо на асфальт, перед машиной. — Это церковная десятина. Мне нравится благодарить Бога, когда он делает мне что-нибудь хорошее.
В «Торнз маркет» Хоуп долго выбирала между сандвичем с тунцом и сандвичем с индейкой. Поэтому, хотя сзади уже выстроилась очередь, она вытащила свою белую Библию. Торопясь, самостоятельно провела всю процедуру гадания.
— «Урожай», — сказала она. — Я попала на слово
«урожай».
Она на секунду задумалась.
— Ведь индеек кормят зерном, правда? По-моему, да. Так что это достаточно близко к урожаю. — Она улыбнулась озадаченной продавщице, недовольно взирающей на нее из-за прилавка, и заявила: — Я возьму индейку. Она ближе к урожаю.
Мне поначалу тоже казалось странным постоянное гадание на Библии и доме доктора. Правда, скоро я привык к этой особенности, как и ко всему прочему.
А потом и сам начал этим заниматься. Даже странно, насколько притягивающим было гадание. Когда, например, я спрашивал, хочу ли новый альбом «Супертрэмп», а палец попадал на слово «голод», я не сомневался, что альбом — прихоть и я должен экономить деньги. Получалось примерно то же самое, как, решая задачу, заглядываешь в конец учебника и смотришь ответ.
Или, еще вернее, это напоминало совет кого-то из родителей.
Неопалимая купина
Ферн Стюарт была женой пастора и близкой подругой моей матери. Она отличалась белозубой улыбкой, которая обычно сверкала над блюдом румяных печений. Ферн пекла их специально для меня. Она жила вместе со своей семьей в Амхерсте в уютном доме на вершине небольшого, ярко-зеленого холма. Рядом с домом росла березовая рощица — так близко, что ветки деревьев касались черепичной крыши.
Ферн была образцовой женой пастора: вместе с моей мамой ходила покупать кольца для салфеток, сделанные из тикового дерева, обожала разговоры о современной поэзии и часто посещала местные картинные галереи. Она рано поседела, стриглась коротко, а украшением ее прически обычно служила широкая черная бархатная лента, которую она повязывала почти на лбу. Говорила с легким британским акцентом, хотя, насколько я знал, выросла в штате Калифорния, в городке Вакавилл. Семья Стюартов любила устраивать лыжные прогулки в Стоув. Еще они заказывали покупки по почте, в фирме «Петерман и Бин». Ферн носила удобные, без каблуков, мягкие мокасины из «Толботс» и маленький золотой крестик на шее, А когда ей что-то очень не нравилось, она не произносила грубых слов, а говорила «чепуха».
