— Считаю, что вы создали очень впечатляющий бес-порядок, — оценил он. Перенес пачку сока к буфету и до-стал стакан. Прежде чем налить сок, внимательно изучил его на предмет признаков жизни.
— И что, это все? — Натали казалась явно разочарованной. Она так ждала бурной сцены. Причем такой, которая могла бы закончиться некоторой суммой денег.
— Ну, — заметил доктор, — хочется надеяться, что потом вы обязательно наведете здесь порядок, как и подобает взрослым людям.
Натали заявила, что нам нужны деньги, поскольку мы собираемся воздвигнуть новый потолок, как в соборе, а для этого нужны деньги.
Он поинтересовался, сколько именно. В то время с деньгами было не очень густо, потому что двое из пациен-тов закончили лечение.
— Пару сотен.
—Двести долларов! — взревел Финч и сунул свой уже пустой стакан в гору тарелок, сковородок и пустых ко-робок из-под молока, целую неделю копившуюся в ра-ковине.
Натали начала изображать любимую дочку:
— Ну же, пап! Тебе понравится новая кухня. Пожалуйста! Неужели ты не выделишь своей самой младшей, са-мой любимой, самой красивой дочери какую-то пару сотен долларов? — Она игриво похлопала ресницами.
Это, как всегда, подействовало.
Доктор пообещал нам деньги и пошел наверх одеваться. Натали отодвинула от стола стул, счистила с него мусор и тяжело села.
Мы были грязны и измучены, но чрезвычайно довольны.
— Было здорово, — заметила Натали таким тоном, словно мы только что закончили заниматься сексом.
Да. Но что дальше?
Вплотную встала проблема мусора. И сам потолок, и изоляция теперь оказались на полу и всех других горизонтальных поверхностях, образовав сплошной слой в три дюйма толщиной. Для того чтобы все убрать, потребуется ровно столько же времени, сколько ушло на саму работу.
Натали содрала с коленки корку, обнажив маленькую розовую ранку.
— Мы вытащим все на улицу и забросим за сарай.
— Когда?
— Потом.
— А что мы будем делать сейчас?
— Пойдем спать.
Я проснулся днем, около четырех. Словно пьяный, вышел из комнаты и поплелся по коридору в кухню. Агнес мыла тарелку под краном. Потом вытерла ее фартуком и поставила в шкаф. Потом пробралась через кучи мусора к холодильнику. Открыла дверцу и, ссутулившись, начала изучать наклейки на банках с приправами.
— У нас в доме никогда нет пряного соуса, — ворчливо заметила она. — Кто съедает весь соус?
Я что-то не мог вспомнить, что когда-нибудь видел в холодильнике соус.
— Может быть, его съедает Хоуп, — предположил я.
— Ах уж эта Хоуп, — проворчала она — могла бы и другим оставить.
Агнес взяла свой кошелек, громоздившийся на куче посуды на столе.
— Я сбегаю в магазин и куплю новую банку. Если кому- топотребуется чистая тарелка, смотрите в буфете. — С эти ми словами она вышла через дверь кухни.
Я поднялся наверх и забарабанил в дверь комнаты Натали:
— Вставай, вставай, вставай.
Она открыла дверь, завернувшись в простыню, и, зевая, поинтересовалась, который час.
— Уже поздно.
— Что делается в кухне?
— Агнес вымыла тарелку, — ответил я.
Она снова зевнула.
— О!
— Мне кажется, нам пора идти работать, — заметил я.
— Да, — согласилась Натали. Потом, придерживая рукой простыню, повернулась и начала разыскивать свою юбку в куче одежды. Она все время ходила в одной и той же юбке. Красной, с золотыми перьями. Она сама ее сшила. Концы от множества стирок уже обтрепались. Каким-то образом сейчас Натали удалось, не снимая простыни, влезть одновременно и в юбку, и в черную футболку.
Остаток дня мы провели, собирая мусор в кухне и вынося его на улицу, за сарай. Ходить пришлось по несколько десятков раз. Зато к вечеру мусора в кухне уже не было.
— Давай помоем посуду, — предложила Натали.
И мы создали свой собственный конвейер, состоящий из четырех рук. Натали мыла, я вытирал. Тараканы от суматохи попрятались в щели, поэтому Натали почти не кричала.
Когда мы закончили работу и, стоя в непривычно чистой кухне, смотрели вверх, Натали заметила:
— Странно, но теперь здесь кажется еще темнее.
Так оно и было. Хотя над нашими головами уже не нависал низкий потолок, заменившее его темное пространство оказалось еще более угнетающим.
А это означало, что нам совершенно необходимо видеть небо.
Натали позвонила папочке в офис, и он ответил, что на установку неба даст нам сотню долларов. Натали объяснила, что сотни недостаточно, а нужно по крайней мере сто пятьдесят. После десятиминутных уговоров он наконец согласился дать сто двадцать пять.
— Ну вот. — Она положила трубку. — Сотню мы истратим на окно, а на остальные купим пива.
План мне понравился.
— А ты уверена, что за сто долларов мы сможем купить окно?
— Да нам вовсе и не нужно покупать окно, — пожала она плечами. — Мы можем поставить сюда окно из кладовки, а проем просто забить досками. Все равно в кладовке никто в окно не смотрит.
Следующие несколько дней мы чрезвычайно сосредоточенно работали над нашим проектом. Перенос окна из кладовки оказался не таким уж простым делом. В свое время его установили на редкость надежно. В конце концов, с помощью найденного в сарае топора, а также молотка и зубила, нам удалось вытащить окно из стены. Получив-шаяся дыра создала освежающую сквозную вентиляцию, и в пыльной кухне стало гораздо легче дышать.
Куда сложнее, чем вытащить окно из стены, оказалось соорудить в крыше отверстие для нового светового люка.
— Кто бы подумал, что это окажется так трудно? — удивлялась Натали, пытаясь слесарной ножовкой перегрызть кровельную дранку.
Мы сидели на самом верху крыши. Солнце стояло высоко в небе, и мы оба уже взмокли от пота. Я намазал волосы кондиционером из хны и зачесал их назад. И Натали уговорил, чтобы она разрешила намазать ей волосы. Умастил их тем же снадобьем и поднял вверх, закрепив полоской из фольги. А теперь она начала жало-ваться.
— У меня голова лопается от жары, — ныла она.
— Старайся об этом не думать, — посоветовал я. — Солнце поможет твоим волосам приобрести нужный оттенок,
А оттенок мы выбрали рыжий.
— Твоя паршивая фольга просто сводит меня с ума, — не успокаивалась Натали. Действительно, фольга все время съезжала ей на лоб, так что приходилось поправлять.
— Ну так сними, — посоветовал я.
Натали сняла с головы фольгу, смяла ее и скинула с крыши вниз. Покрытые толстым слоем красителя волосы шлепнулись на плечи. Повторяя движение ножовки, они двигались одной сплошной массой.
