Майкл Стикка: Я рассказал общественному защитнику, этой тупой жопе, как все произошло, но он потом стал гнать какую-то охуенно нелепую историю, которую он придумал для ебаного судьи, и я сказал: «Это не то, что я говорил».
Ебаный судья стал стучать молотком: «К порядку! К порядку!»
Они сразу отправили меня на Райкерс-Айленд. Я был одет во все черное — знаете, черный ебаный свитер, черные вельветовые «ливайсы», черные мудацкие битловские ботинки на каблуках — и я боялся до ужаса.
После осмотра и остальной муры они отвели нас в камеры. Я был прикован к цепи; спереди были прикованы двое пуэрториканцев и двое черных, двое пуэрториканцев и двое черных сзади, а я, как Мистер Белый Мальчик, в середине.
Все заключенные смотрели на меня из камер. Глаза — это все, что я видел. Было четыре часа утра, и какой-то парень из камеры крикнул: «Эй, Хуан! Как дела?»
Другой парень говорит: «Рамон! Где ты на хуй пропадал, мужик? Вот блядь, я ждал тебя шесть месяцев назад… Я здесь уже восемь месяцев!»
Я думаю про себя: «Я в аду. Приехал. Они все знают друг друга. А я не знаю никого».
Кто-то спрашивает: «Эй, а кто этот белый паренек?»
Я подумал: «О господи!»
Парней, с которыми я был скован цепью, развели по два или три человека в камеру, но меня поместили на ебаном верхнем ярусе. Маленький ебаный Мистер Убийца. У меня была своя отдельная камера.
Джеймс Слаймен: Джонни уебали напрочь: живот и грудь были истыканы и порезаны ножом. Он пролежал в больнице святого Винсента месяца четыре. В него натыкали кучу трубок, ему переливали кровь. Он был очень, очень, очень плох — и у него не было медицинской страховки для оплаты медицинских счетов. Тогда Хилли решил, что мы должны провести концерт в его пользу.
Джида Гэш: Это я собрала тот ебаный благотворительный концерт, а вовсе не Чита. Именно я сидела на этом чертовом платном телефоне в «CBGB» со списком телефонных номеров, звонила всем, обсуждая с каждым порядок выступления — ну, знаете, кто за кем выходит на сцену.
Джеймс Слаймен: Мы организовали большой благотворительный концерт в Нью-Йорке, который продолжался в «CBGB» с пятницы по воскресенье, и концерт поменьше в Кливленде. Во время нью-йоркского концерта я пришел в полный экстаз. Это был самый веселый уикэнд в моей жизни. Divine выходили на сцену вместе с Dead Boys, Джон Белуши играл на барабане с Dead Boys, выступали все нью-йоркские группы.
Майкл Стикка: Благотворительный концерт в пользу Блитца? Совершеннейший грабеж. Хилли говорил, что это я должен был получить деньги, и только поэтому Blondie решили играть в концерте. Blondie собирались дать два концерта на Лонг-Айленде и отдать мне собранные деньги.
Дебби Харри говорила очень стильно: «Майкл, я знаю — ты в беде. Я знаю, тебе нужны деньги. Мы сделаем для тебя два концерта. Мы собираемся отдать тебе сборы».
Я сказал: «Принимайте участие в затее Хилли. В этом благотворительном концерте в пользу Блитца».
Дебби ответила: «Нет, Хилли — отстой. Мы не хотим связываться с этой хуйней. Нет».
Я сказал: «Да ладно уж, я как-нибудь обойдусь».
Дебби спросила: «Ты уверен, что если ты получишь половину сборов, этого хватит?»
Я сказал: «Да, если я получу половину, мне хватит».
На концерте были Divine, Джон Белуши, а я не получил ни цента.
Джеймс Слаймен: Наверно, что Blondie решили, что с залогом за Майкла Стикку все ясно, что Хилли об этом позаботится. Как я уже говорил, я и сам так думал, поэтому не стал их разубеждать. Я сказал: «Хилли и другие люди, которые с ним работают, позаботятся о залоге».
Но Майкл думал, что все бросили его в беде. Майкл думал, что все просто оставили его сидеть в тюряге. По-моему, все действительно поступили именно так, но, поймите, не по злобе. Я имею в виду то, что Blondie в то время становились одной из самых знаменитых групп мира, им больше чем хватало собственных проблем.
Blondie пошли вразнос. Как-то я устраивал вечеринку, туда пришли Дебби Харри с Крисом Стейном и еще с каким-то парнем из записывающей компании. Дебби взяла меня за руку и сказала: «Отойдем, надо поговорить».
Они с Крисом втолкнули меня в ванную и показали большую коробку для сэндвичей, наполненную кокаином. Коробку дал им парень, с которым они пришли — то ли с радио, то ли из записывающей компании. Дебби сказала: «У нас в отеле скопились тонны этого дерьма, то, что ты видишь, — так, капля в море».
Дебби явно струхнула, у нее шалили нервы. Она не знала, что теперь делать, как вести себя с народом, который толпится вокруг, толкает ее, говорит, что она должна стать следующей Фаррой Фосетт,
[66]
Дебби отвечала им, мол, с какой радости ей быть второй Фаррой Фосетт. Все, что она хотела, — это петь. Она была на обложке каждого журнала в Европе, Америке, Японии, Австралии, во всем мире. Она не знала, что делать, не знала, что думать, она потеряла смысл и направление жизни.
Легс Макнил: Жаль, что все так вышло с Дебби и Крисом. Они по жизни просто тусовались. Можно сказать, они были опорой тусовки; знаете, Дебби оставляла свою машину перед «CBGB», и могла любого подбросить до дома. Дебби была великолепна, скажу больше, она была безумно веселой.
А потом однажды я пришел в «CBGB» и увидел у входа киношный трейлер и очередь из сотен пяти людей. Я подумал: «Что такое?»
Я заглянул в трейлер, а там Дебби. Одетая в костюм, вокруг мудаки из записывающей компании, и она сказала мне, что будет сниматься в телешоу в прямом эфире. После этого ей уже нельзя было просто потусоваться, потому что люди ходили за ней по пятам и постоянно ее телепали. Ей приходилось прятаться за шарфами и темными очками. Стать знаменитым — мечта каждого, но, воплотившая для Дебби, эта мечта выглядела отвратно. Я жалел Дебби — она была шумной и веселой подругой, но когда пришел успех, она осталась в одиночестве.
Джеймс Слаймен: Дебби не хотела идти назад на вечеринку, где ее ждал парень из записывающей компании. Она сказала: «Они дают нам наркоту, чтобы постоянно держать нас под кайфом. Меня это достало. Забирай, если хочешь. Они постоянно дают нам наркоту. Это все, что мы получаем от этих разъебаев. Они хотят, они хотят, они хотят, и за все про все они дают нам это дерьмо! Джеймс, бери, если хочешь, я больше не хочу дури, вся моя комната в отеле ей забита».
Я взял кокаин. На пару тысяч долларов.
Майкл Стикка: Я не знал, что Джонни Блитц жив, пока не вышел из Райкерс.
Я видел, как во время поножовщины его несколько раз пырнули в грудь. Вокруг сердца у него было пять колотых ран. Еще у него был охуенный разрез, кроме тех пяти дырок, но сердце, слава богу, не задели.
