Той ночью, когда я услышал сирены и мы запрыгнули в такси, копы приехали и увидели Джонни, который лежал с кишками наружу, — знаете, ведь копы не должны трогать вас, они должны ждать машину «скорой помощи», но в тот раз они нарушили обычный порядок действий. Они подняли Джонни и положили на заднее сидение полицейской машины и повезли его в Бельвю. Если бы копы стали дожидаться «скорой помощи», Джонни бы умер.
Врачи сразу занялись Джонни. Но когда хирург увидел у Джонни татуировку в виде свастики, он бросил работу. Хирург был евреем.
Чернокожий врач подошел и сказал: «Мы не можем так все оставить, парень!»
Черный врач оперировал его восемь часов. Черный врач спас жизнь Джонни. Он был классным врачом.
Чита Краум: Когда Джонни выпал из работы, у нас оказалось очень много свободного времени. У нас не возникало и мысли о том, что группа распалась. Мы знали, что с Джонни все будет в порядке, поэтому мы просто ждали, пока он снова сможет играть. Мы ходили в «CBGB» и тупо там тусовались.
Это был кошмар: именно тогда я с головой ушел в дурь, просто от скуки.
Джефф Магнум: Конечно, меня обвинили в том, что Джонни порезали. Когда ему стало лучше, мы играли в какой-то дыре в Квинсе, дела у нас шли неважно. Кажется, мы успели сыграть две или три песни, и ребята швырнули инструменты вверх и ушли со сцены.
После выступления мы все переругались. И тогда Джимми Зеро сказал: «Ты знаешь, Джонни ранили, потому что тебя не было рядом».
Я ответил: «Я даже не собирался тогда идти с Джонни. Мы не собирались никуда идти вместе, какого черта ты сейчас обвиняешь меня? Вот черт! Это твоя больная фантазия!»
Джимми Зеро сказал, что я внушил Джонни мысль, что надо быть мачо, все дела. Не было такого, это все чушь — я не подначиваю людей.
Я закричал. Я слетел с катушек, говорил что-то вроде: «Не было такого. Я ни в чем не виноват! Меня вообще там не было, как ты смеешь обвинять меня?»
Я сказал Джонни: «Наверное, тебе в больнице наступили на кислородную трубку и у тебя съехала крыша, если ты веришь в эту чушь. Это идиотизм! Как ты можешь верить в эту муру?»
После ссоры нам надо было возвращаться на машине на Манхэттен. Нам пришлось втискиваться на заднее сидение этого ебаного микроавтобуса, и я сидел спиной по ходу, вместе с Чита и Джидой, знаете эти задние сидения? Когда смотришь в заднее окно, как восьмилетний ребенок?
Потом Чита и Джида стали меситься. Чита хотел ударить Джиду, промахнулся и попал по мне. Он меня ударил. Я сказал: «Эй, смотри, что делаешь! Ты ударил меня!»
Из-за него я пролил выпивку. Скажите, разве нормально сидеть сзади в микроавтобусе и пялиться в заднее окно? Понимаете, на это место люди обычно сажают собаку. А Чита продолжал бить меня.
Майкл Стикка: Так или иначе, дело дошло до большого жюри; меня вызвали последним. Я рассказал им свою историю. И вдруг я на свободе: типа, что, блядь, это было?
А было то, что большое жюри вызвало девку, сидевшую в машине, которая чуть нас не сбила, ту самую девку, которая избила Маршу. Ее вызвали для дачи показаний, а, надо сказать, что по версии пуэрториканцев я говорил: «Вы, пуэрториканские головорезы, вас всех надо кончить, лохи-итальяшки!». Они утверждали, что я расист и орал расистские лозунги, и именно из-за этого они вышли из своей сраной машины.
Но они вызвали эту девку — их свидетельницу — и спросили ее: «Что именно говорил мистер Стикка, почему вы вышли из машины?»
А она сказала: «Я вообще ничего не слышала. Той ночью было холодно, и стекла были подняты. Он просто махал руками, и ребята вылезли из машины».
Их обвинение развалилось. Я был невиновен. Они сами все спровоцировали, и это ебаное дело вышвырнули из суда из-за показаний этой девахи. Это происшествие обошлось мне в восемь тысяч долларов и год жизни в собачьем дерьме.
Джефф Магнум: Все чего я хотел, — зажигать на басу. Я не хотел тусоваться с этими маньяками. Боже, да что ж такое? Я даже не могу спокойно выпить, потому что у Чита сбилась наводка? И у них на заднем сидении даже не было ремней безопасности, похоже, они хотели, чтобы мы погибли, это же были места для смертников.
Потом Джида решила пойти пешком. Мы стояли на светофоре, и Джида решила, что не хочет ночевать в отеле. Она вылезла из машины, надула губы и сказала: «Я ухожу. Ухожу отсюда».
Когда мы приехали в отель — мы с моей девушкой жили в одном номере с Чита и Джидой — Чита решил, что сошел с ума. Он выкинул охапку какого-то дерьма в окно и позвонил копам. Ну да, Чита вызвал копов к самому себе. Он сказал: «Приезжайте и заберите меня. Я сошел с ума. Пожалуйста, приезжайте скорее и арестуйте меня».
Представляете: он стоит в лосинах леопардовой раскраски, без рубашки, и говорит полицейским: «Дуйте сюда и арестуйте меня, потому что я социально опасен».
Я говорил ему: «Дай мне трубку, дай поговорить с ними, они не поверят тебе, я лучше смогу им все объяснить».
В конце концов приехали копы. Это были большие, толстые и грубые копы и они сказали: «Эй, что тут за дела? Живете коммуной, а? Вы парни — хиппи или как?»
Но копы не забрали Чита. Они не забрали его, они отказались арестовать его. Они сказали, что он вполне вменяемый. Знаете, что-то вроде: «Жаль, но мы можем тебя арестовать. Это не в наших полномочиях».
Итак, копы ушли, но не успели дойти до своей машины — мы жили на третьем этаже — так вот, пока они добирались до своей тачки с мигалкой, Чита швырнул фен из окна, здоровенный такой фен, и он бабахнулся на их машину. И чуть не звезданул одному копу в башню.
Потом Чита полоснул себя ножом.
Внезапно копы оказались опять наверху, гораздо быстрее, чем в первый раз. Они просто взлетели по лестнице. Копы взяли Чита и протащили по полу в другую комнату. Они закрыли дверь, и мы слышали только: «БАХ! БАХ! БАХ!»
Я думал: «Боже, я тоже хочу ему врезать! Можно я подержу его за руки? Дайте мне хоть разок его треснуть, ну, дайте, вам, копам, к такому не привыкать. Дайте, я его стукну. Я никому не скажу».
Потом мы услышали, как копы рявкнули: «И НАДЕНЬ ШТАНЫ!»
Чита ответил: «РАЗУЙТЕ ГЛАЗА, А НА МНЕ ЧТО?»
Копы выволокли его в коридор, конечно, он был в своих леопардовых лосинах. Копы спросили: «ТЫ В ШТАНАХ?»
Чита сказал: «ДА, ЭТО МОИ ШТАНЫ. Я ВСЕГДА В НИХ ХОЖУ!» Потом они увезли Чита.
Скажите, какого хуя мне было делать в этой компании? Я просто хотел громко играть на басу.
Потом мне позвонил Хилли и сказал: «Ну, знаешь, люди с рыжими волосами легче ломаются, чем все остальные. В них больше сумасшедшинки, чем в большинстве нас».
Я слышу ЭТО собственными ушами? Я пробормотал что-то вроде: «Эээ… может быть, может, ты прав, я на Марсе. Мне кажется, все неправильно. Не должно такое происходить в нормальной группе».
