Годар тоже посмотрел фильм и, похоже, принял его всерьез. Он сказал: «Хорошоо, можеть быть, в будющем нам стоить поработать вместе…»
Я не мог поверить во все это. Честно говоря, я думал, что фильм тупой.
Затем Амос нашел деньги на следующий фильм, «Иностранец», в котором главные роли играли Эрик Митчел, Эния Филипс и Теренс Селларс.
Я играл психопата-киллера. В первом фильме я был французом. Во втором я стал панком. У меня была прическа в стиле Эгона Шиле, кожаный галстук и все такое.
Как и в случае с первым фильмом, отзыв на «Иностранца» появился в New York Times, а потом я поехал на Девилльский кинофестиваль. Амос был очень неорганизованным парнем, удивительно, как у него вообще хоть что-то получалось.
Он сказал мне: «Тебя ждет комната в Девилле, на случай, если ты захочешь приехать. Всех дел на неделю, за все заплачено, так что если хочешь показаться там, вперед».
Я сказал: «Это так просто? Мне что, просто надо сказать «да»?»
Он ответил: «Просто приезжай в Девилль».
«Да, но куда? И когда?»
«Я не знаю. Кажется, в октябре».
Каким-то образом я добрался до Девилля. Знаете, я долетел до Лондона, потом сел на поезд — я слабо представлял себе, куда еду, — и к моменту, когда я туда добрался, меня укачало в самолете, я был пьяный и очумевший, в конце концов, я постучал в дверь, и на пороге появился Амос.
Я сказал: «Амос, наконец-то!»
Он воскликнул: «Дункан! Что ты здесь делаешь?»
Я подумал: «О нет!»
Но потом он сказал: «Ты приехал как раз вовремя. Мы должны пойти на прием прямо сейчас».
Мы пошли туда, было часов десять утра. Пьер Сэлинджер, бывший пресс-секретарь президента Кеннеди, стоял на подиуме.
Он объявил: «Добро пожаловать на пятый ежегодный кинофестиваль в Девилле. Наш почетный гость в этом году — Глория Свенсон! Глория, прошу!»
Глория Свенсон вышла на сцену, и в моей голове метнулась мысль: «Что тут происходит?»
Дальше: «Джон Траволта!»
«Оливия Ньютон-Джон!»
«Джордж Пеппард!»
«Джон Уотерс!»
«Франсуаза Саган!» Она была одной из моих кумиров!
Потом Селинджер сказал: «Амос Поу!»
Я подумал: «Амос Поу? Они что, поехали крышей?»
Потом он сказал: «Дункан Хана!»
Я превратился в одно сплошное «ЧТО?»
Я поднялся на сцену, а там нужно было пожать всем руки. «Привет Глория! «Бульвар Сансет» — это нечто! Классный фильм!» А Траволта? Я, кажется, бормотал что-то вроде: «Джон, «Жир» — хорошая работа!»
Мне казалось, что нас сейчас арестуют. Что внезапно нам скажут: «Извините, произошла большая ошибка. Ваш фильм — кусок дерьма. Мы вас депортируем. Вы, парни, никакие не кинозвезды. Вы просто какая-то пьянь».
Потом мы отправились на вечеринку к Кингу Видору. Я был очень, очень пьян. Я выглядел, как панк, хотя это вышло не нарочно. Я навел красоту — на мне был эскотский галстук и я зачесал волосы назад. Я хотел выглядеть как Ф. Скотт Фитцджеральд, но я так херово вписывался в тусовку, что просто слонялся, совершенно выпав из событий. Все окружающие посматривали на меня с выражением: «О, смотрите, настоящий панк из Нью-Йорка!»
В конце концов мы разговорились с какими-то ребятами из Парижа — я хотел узнать побольше об Алене Делоне и Жане-Поле Бельмондо, а они хотели говорить о Джонни Фандерсе. Они уже были в курсе всех панковских телег.
Я говорил: «Нет, послушайте, расскажите о Годаре».
Они отвечали: «Годар? Кому нужен Годар? Мы хотим, чтобы ты рассказал о Blondie!»
Вроде того, что я отъезжал на Европе, а они отъезжали на Нью-Йорке, и я для них представлял панк — заодно с Амосом. Дичь какая-то.
Но это было классно. Достаточно было походя признаться в приверженности французской «новой волне» — и Дэвид Боуи с Жаном-Люком Годаром становились твоими фанатами. И потом ты бухаешь с Кингом Видором.
Это было наше время, знаешь?
Биби Бьюэл
[63]
: Я так нервничала из-за Элвиса Костелло. Пэм сказала мне: «Как ты можешь быть вместе с ним, если ты постоянно убегаешь?» На следующий день Пэм сказала: «Слушай, тут надо кое-что отвезти Джеку Ривьере, я хочу, чтобы ты поехала со мной и просто посидела в машине, поболтала с Элвисом».
Мы отправились в отель «Тропикана», и я пошла с Пэм, чтобы отнести пакет Джеку. Как я догадываюсь, Элвис увидел нас через окно, потому что когда мы вышли обратно, он стоял, облокотившись на нашу машину… и ждал нас. Он оделся в серо-голубой костюм, причем было девяносто восемь градусов
[64]
— в галстуке, при полном параде. В этом был элемент истерики, но смотрелся Элвис великолепно.
Мы доехали с Пэм до работы, и она одолжила нам с Элвисом свою машину на целый день. К тому времени он еще не пробовал наркотики, но я уговорила его покурить со мной травку. Весь день мы катались на машине и хохотали. Когда мы проезжали по Сансет, мы увидели на автобусной остановке одного из Bay City Rollers.
Элвис сказал: «Надо дать этому парню из Bay City Rollers одну из моих записей». Мы поехали в «Тауэр Рекордз», купили «This Year’s Model», вернулись, остановили машину около автобусной остановки, Элвис метнул свой диск парню в Bay City Rollers, и мы уехали оттуда. Это уже была настояшая истерика.
Мы отправились на студию посмотреть, как кто-то пишется, Элвису они не понравились, поэтому мы выползли оттуда на четвереньках — и врезались прямо в президента «Коламбии», студии, где в то время писался Элвис. Уверена, все считали, что я на Элвиса плохо влияю, потому что в то время был только один человек хуже меня — Анита Палленберг.
Думаю, все действительно напряглись, когда увидели Элвиса со мной. Они подумали: «О боже! Как это понимать?» Мгновенно все восприняли нашу пару как «Панк и Идеал» — «Красавица и Чудовище». А уж пресса просто стерла нас в порошок
Хауи Пиро: Я капитально тормознул. Я типа вез наркотики в Кливленд, и по пути оприходовал половину, а потом остановился в отеле на пару дней, чтобы закончить дело. Когда Dead Boys приехали в город, я стал тусоваться с ними, они были очень прикольные, полубезумные. Однажды они выступали в клубе. Зал был переполнен, и в середине выступления они сказали: «У нас здесь особый гость», и я стал оглядываться: «Вау, кто же здесь?» Стив сделал длинное вступление, а потом внезапно указал прямо на меня и сказал: «Джонни Фандерс!»
Все завопили: «ХУУУУХХХХ!», а я подумал: «ЕБАНЫЙ МУДАК!»
Все кричали: «Давай! Давай! На сцену!»
Все думали, что я стесняюсь, так что меня просто выпихали на сцену, а я бормотал: «Да нет, вы не въехали». Но они все орали: «Давай!»
