В автомобиле единственный полицейский, на котором была форма, ловко поколдовал с бинтом и перекисью водорода, так что когда через десять минут, расписавшись во всех протянутых блокнотах и оставив еще несколько автографов «для детишек», Азафран забрался в седло, раненая нога обещала полностью выздороветь к началу гонки.
— Значит, просто желали поговорить, — сочувственно повторил бородач, помогая велосипедисту поставить ногу на педаль. — Досадно, что прежде вы не спросили нас. Теперь его не догнать. Сеньор Барис умеет набирать скорость… С таким талантом, наверное, надо родиться.
— Удачи, сеньор Азафран.
Они легонько подтолкнули его, вернулись в машину и разом захлопнули двери. Автомобиль на всех оборотах ринулся вслед за Этторе.
Тринадцатый этап
В тот год желтая майка «Тур де Франс» шесть раз меняла владельца. Карабучи, Тисс, Гештальт, Мехьопес-Эрвидос, Пелузо. Все из разных команд. Молодые парни в расцвете сил, на третьем или четвертом году профессиональной карьеры. Немилосердная скорость и жесткое соперничество заставили девятнадцать гонщиков сойти с дистанции в полном изнеможении.
Всю неделю Саенц и Барис держались бок о бок. Акил (чей прадед, должно быть, приканчивал служителей культа большим камнем, подкарауливая их в поле поодиночке) уже на старте, подражая Этторе, склонял голову под молитвы отца Блерио, становившиеся все более исступленными после знаменитой «Джиро» и сопровождавшиеся все большим количеством воскуряемых благовоний. Возжигание фимиама вызвало новую волну возмущения со стороны австралийцев и америкашек, почему-то уверенных, будто бы одна миллионная часть священного дыма способна засорить их фильтры.
С самого начала гонки Саенц и Барис ехали вплотную друг к другу где-то во главе пелотона, однако со временем перебрались в тыл и покатили не спеша, погрузившись в собственные мысли.
По-видимому, состязание не напрягало ни того, ни другого. Пока вокруг неверные язычники лезли вон из кожи, лишь бы двадцать — пятьдесят секунд помаячить впереди всех, истинные герои катили подобно автоматам, чьи маховые колеса вращаются с неизменной, раз и навсегда заданной скоростью в сто десять оборотов в минуту.
Как бишь звали того норвежца? Помните, он еще вырастил дикого гусенка, приучив его вместо убитой матери повсюду следовать за своим «фордом»? Так вот, однажды парень заметил, разгоняясь по трассе, интересную вещь. Оказывается, когда перелетный гусь набирает темп, со стороны не видно, чтобы он сильнее хлопал крыльями. Достаточно несколько иначе развернуть перья — и скорость существенно возрастает, как бы сама по себе, хотя кардиограмма птицы рассказала бы совсем другую историю.
Описанную картину легко представить себе на примере Саенца/Бариса в заезде «Лас де Мадине — Бесансон» (двести двадцать пять км подъемов и спусков, не сказать чтобы очень сложных, тем не менее довольно утомительных).
На первой сотне километров Тисс ушел в одиночный отрыв. Время от времени спортсмены позволяют себе подобные выходки, просто потому что «ноги чешутся», и утро классное, и настроение на высоте, и почему бы, в конце концов, не попробовать?
Акил и Этторе даже ухом не повели, когда парень скрылся за поворотом. Остальные тоже не утратили хладнокровия. Случается, гонщики творят настоящие чудеса, опережают всех на пару сотен км, однако за полкилометра до финиша пелотон — а ему стоит разлететься, потом не остановишь — без труда настигает беглеца. Так что, хотя силы Тиссу было не занимать, никто и не думал бросаться в погоню. Пусть себе надсаживает сердце: раньше выдохнется.
А между тем разрыв составил уже четыре минуты сорок три секунды, и те, кто ехал впереди, принялись понемногу наращивать темп. И тут случилось маленькое происшествие. Мадригал де лос Торрес, скользкий типчик с жирными губами, так же сильно презираемый всеми за спесь, как его знаменитый отец был любим за самозабвенную целеустремленность, при попытке поглядеться в витрину деревенского магазина и поправить блестящую черную mata de pelo
[18]
коснулся чужого колеса.
Никто из седла не выпал, но перепалка завязалась нешуточная. Многие дали по тормозам, велосипеды завихляли в разные стороны, из уст полились потоки брани. Спустя несколько секунд все уладилось, однако по-прежнему неразлучные Саенц и Барис оказались в опасной зоне, можно сказать, на обочине, в то время как девять лучших гонщиков — представителей следующего поколения устремились прямо в будущее.
Покинув передний край пелотона, Патруль Азафран вернулся назад, словно герольд, возвещающий о контрнаступлении противника. Однако из команды «Козимо» ушел в отрыв Эко, а у «КвиК» был Перес. Строго говоря, это не имело значения, ибо ни тот, ни другой даже в грезах не завоевали бы желтой майки, я уже молчу о том, чтобы сохранить ее на ближайшие две недели; зато прочие обрели хорошую отговорку, чтобы не торопиться. Знаете ту дерзкую лень молодых мужчин: дескать, я бы такое показал, если бы захотел. Патруль с огромным удовольствием подстегнул бы сонных «чемпионов» кнутом, словно каторжников, — жаль, современная методика персонального менеджмента отказалась от подобной практики. А вот некоторые юнцы из безвестных команд, наслушавшись криков Азафрана, набрали скорость в пятьдесят два или три км в час, и через пять минут пристыженные «козимовцы» заодно с «квиковцами» вырвались вперед и заработали в полную силу.
Тридцать километров до финиша: пелотон бодро уменьшает расстояние до лидеров, и с виду все замечательно. Однако на полпути проносится слух, будто бы этого недостаточно и разрыв до сих пор составляет чуть ли не две минуты.
Патруль решился потолковать об этом с Акилом в присутствии Этторе. Две минуты, конечно же, дело поправимое, но все-таки досадное, лишний камень на шее.
И настала минута безмолвных размышлений. Этторе, склонив голову, перекрестился. Затем, без всякого сигнала или внешнего соглашения, Саенц и Барис разом переключили скорости велосипедов и, подобно диким гусям, принялись разрезать ветер на несколько ватт сильнее, причем ни единый сторонний зритель, даже столь близкий и опытный, как Азафран, не уловил ни малейшей перемены в усилиях.
Патруль попытался было угнаться за ними. Не имея того преизбытка энергии, он попросту быстрее завращал педали, пока сердце не начало колотить в истерзанные легкие, прыгая, словно мышь во время случки, — вот вам и один из сильнейших спортсменов мира! Обернувшись на своего патрона и его соперника, equiper fidele увидел, что оба ровно дышат через нос. А гори оно синим пламенем! — махнул он рукой и стал дожидаться пелотона.
Саенц и Барис мчались колесо к колесу, напоминая суперменов на отдыхе. Наблюдавшие с обочины зрители впоследствии упомянут в прессе особый, непривычный звук их велосипедов — ничего мистического, всего лишь на полтона выше естественной песни слившихся человека и машины. Первую сотню метров лидировал Акил, затем Этторе, далее они сменяли друг друга с таким четким ритмом, будто бы каждый читал мысли противника.
