— …Оставь его пока, у меня есть идея, я хочу его откормить, Аурелио, его тело хоть немного возбуждает тебя? Ну же, попробуй, посмотрим, сможешь ли ты любить его… Он набрасывается на тебя, подминает под себя, дергает тебя за член, задирает его вверх, прижимает к своей ляжке, к своему члену снизу, из-под ягодиц, он переворачивает тебя, сжимает ладонями твою грудь, упирается вздыбленным членом в твой зад, погружает его между твоих ягодиц; ты вырываешься, Аурелио накрывает ладонями твой член, дрочит его, ты, всхлипывая, плачешь, отталкиваешь руками его бедра, но он проникает глубже, его разбухший, округлившийся член пронзает твой живот.
— Не совсем получается, но со временем он пообвыкнет… И уж очень он тощий.
Его ляжки трутся о твой зад, он вынимает свой член из твоей расширенной, разбитой дырочки, ударом ноги опрокидывает тебя на твою кровать, забирается на мою, наклоняется и вставляет свой горячий член в мои трепещущие губы, я узнаю на нем твой младенческий запах; ты корчишься на своей постели, стонешь, зажав кулак между ягодиц, затыкая воспаленную дыру…
Я просыпаюсь, мое потное тело прилипло к кожаной обивке, они пьют шампанское, ласкают айнских девушек, затаскивают их в кабинки с перегородками красного дерева, девушки кричат, из-под портьер льется кровь; они льют шампанское на мою грудь, разбрасывают лохмотья моих шортов и рубашки; из кабинки выходит стражник, его штаны на ляжках пропитались кровью и спермой, айнская девушка дрожит в неоновом свете на диване, голая, на обритой голове — фуражка стражника; ботинок стражника, развалившегося в кресле, прижимает мой член к ляжке; на балконе священник читает вполголоса молитву, кровь небес окрасила его запястье; заря холодит мое голое тело; священник, увидев меня, задирает сутану и трясет свой длинный тонкий член, его запах щекочет мои ноздри; в порту, в утреннем мареве, горят корабли с грузом зерна и сахара — их обстреляли стражники; запах горелого зерна и расплавленного сахара поднимается к балкону; черная рука вырывает молитвенник, стаскивает священника с балкона, он падает на мокрые плиты базилики, из-под его задранной сутаны выглядывают бледные, исполосованные при флагелляции ляжки.
Я поднимаюсь, задевая головой каминную полку из фиолетового мрамора; в камине горит голова священника, куски горелой кожи отрываются и падают с тонзуры; ночные бабочки в сером свете зари прилипли к окнам; стражник встает, подходит к окну, гладит ладонью стекло.
— Так начинается новый мир. Пройдет немного времени, и вы не увидите ничего, кроме огня и мрака. Пройдет немного времени, и вы увидите воду и свет.
Златокрылый орел касается стекла; вдали, на базилике, звонит золотой колокол; влажные перья орла прижимаются к стеклу в том месте, куда стражник положил свою ладонь. Дверь открыта, я, обнаженный, спускаюсь по лестнице; люди, разгребающие на улице снег, не видят моей наготы, я бегу; Аурелио лежит на моей матери; моя рука в серой воде зари; я беру кувшин, пью холодное молоко; в моей руке дрожит шило, я подхожу к кровати, заношу руку, шило блестит, я погружаю его в спину Аурелио, оно пронзает его сердце, входит в грудь моей матери, пронзает ее сердце, пригвождает их к кровати; из-под рукоятки шила по спине Аурелио скатывается блестящая капелька, на моих руках крови нет, я снимаю со стены фотографию отца, прижимаю ее к груди; по моему животу стекает холодное молоко…
Девушка приподнимает тело Сандра. Солдат, спрыгнув с грузовика, бежит к ней, его сигарета падает в открытый бензобак; огонь расползается, как волна по приморскому утесу, грузовики взрываются; солдаты, винтовки взлетают в позолоченный воздух, окровавленные обломки падают в пыль, винтовки стреляют в дыму; Титов Велес горит; рабы безропотно позволяют огню пожрать себя; кричат подростки, запертые в гимнастическом зале, стекла лопаются и падают им на головы; священники в храмах задыхаются от дыма; огонь лижет будки для совокуплений и, поднимаясь к горе рабов, покрывает копотью священный камень.
Сен-Галл бежит в горы, входит в лес, кинжал бьет его по бедру; роса с ветвей кедров стекает на его лоб и губы; к его коленям липнет паутина, слюна и мох; твердые, прямые, наполненные млечным соком стебли дрожат в ослепительном свете. Лужайка правильной формы, как в парке, девственная трава, стрекот птиц и насекомых; над кедрами, на проводах высокого напряжения, блестят жесткие надкрылки.
Сен-Галл лежит на глинистом склоне; шум винтов маленького вертолета, который пролетает над лужайкой, возвращается, кружит над деревьями, снижается, садится на стелющуюся траву; из него выпрыгивает молодой человек в синем свитере; распрямившаяся трава лезет в кабину; он открывает другую дверцу, помогает выйти девушке в темном пальто; они бегут по высокой траве; пурпурники и орлята слетают по склону; девушка одной рукой держит жесткую руку юноши, другой поправляет сбившиеся от бега волосы; она видит птиц, смеется, бежит за ними; пурпурники залетают в подлесок, орлята подпрыгивают на кончиках крыльев; девушка наклоняется, трогает орленка, тот распрямляется, раскрывает крылья, шипит; девушка гладит его клюв, он кусает ее за палец; они садятся посреди опушки, достают напитки и фрукты; над верхушками кедров пролетают бакланы.
Сен-Галл выходит из леса, подходит к лежащей на траве паре; шорты на его бедре прожжены пистолетным порохом; девушка поднимает глаза, тут же опускает их, Сен-Галл выходит на солнце, садится между юношей и девушкой.
— Если ты голоден и хочешь пить, угощайся.
Сен-Галл берет банан, подносит его к губам, смотрит на девушку, в ее глазах — мечтательный блеск; девушка касается ладонью руки юноши, ее пальцы дрожат; из приморской долины доносится грохот разрывов.
— Мы в свадебном путешествии.
— Вы видели пожар в городе?
— Мы из Экбатана.
— Здесь матери едят своих детей и совокупляются с собаками. Этот лес к вечеру сгорит. Улетайте, скажите в Экбатане, что ад наступает на них.
Он встает, хватает орленка, сворачивает ему голову, находит на глине другого, закалывает его кинжалом, бросает трупы птиц к ногам молодоженов, набрасывается на девушку, угрожая ножом и заряженным пистолетом, овладевает ею стоя; юноша бросается к нему, Сен-Галл вынимает горящий член, бежит в лес; девушка падает на руки юному супругу.
— Кровь и огонь во мне. Воды, дай воды, я умираю.
Дым из горящего Титов Белеса поднимается к лесу; юноша поднимает девушку на руки, укладывает ее в вертолет; дым, как туман, стелется над травой, вертолет взлетает и направляется в сторону моря. Сен-Галл с голой жопой сидит, задыхаясь, на корточках в задымленном лесу близ источника, он встает, сгребает ладонями свое дерьмо, мажет им лицо, тело, одежду, бросается с пистолетом у виска в источник, в тот момент, когда лицо касается воды, гремит выстрел, кровь брызжет, красит блестящую под слоями дыма воду, голова скатывается на рыжие камни; олени, кабаны, обезьяны и орлы, гонимые огнем, крича, пробегают, пролетают над погрузившимся в воду телом; в подмышки впиваются раки; над лужайкой, над приморским склоном языки пламени хватают летящих орлов, шипя, бросают их на землю, преследуют оленей и обезьян в зарослях дрока, в нагромождении камней, хватают их за ноги и сваливают ноздрями в пылающие угли; горит вся гора, взрываются камни, в ущелье фюзеляжи самолетов, взметенные в воздух огненным вихрем, бьются о стены и уступы. Огонь поднимается к Элё, где пьяные повстанцы вырезают узников детского лагеря; они узнали Одри, сына префекта полиции, убитого ими весной; они гоняются за ним по разоренной школе, мальчик перепрыгивает через трупы с распоротыми горлами, закрывается в курятнике, повстанцы перелезают через решетку, бросают в него взятые в столовой ножи; Одри прячется в кроличью клетку, его сердце бьется среди трепещущей шерсти зверьков, он ложится на дно клетки, кролики накрывают его тело, повстанцы ломают дверь, поднимают клетку, кролики выпрыгивают из нее, разбегаются между ног повстанцев; Одри вцепился в прутья клетки, повстанцы вытаскивают его за ноги, волочат по усеянному экскрементами полу; один из повстанцев хватает за шею петуха, другие держат Одри за руки и за ноги, повстанец прижимает голову петуха к шее Одри, петух вырывается, бьет крыльями по ладони повстанца и по лицу Одри, повстанец вонзает клюв петуха в горло Одри; брызнувшая кровь ослепляет петуха; вверху, в дымном воздухе, кричат орлы и чайки; петух кричит, его окровавленный клюв разрывает рану; Одри хрипит, раскинув руки крестом, пена с его губ стекает по сапогам повстанца; на голову повстанца слетает орел, вцепляется когтями в его потное лицо, бьет крыльями, повстанец падает, петух убегает, орел слетает на труп Одри, покрывает крыльями его лицо и рану на горле; повстанцы расступаются, уходят; во всех зданиях детского лагеря повсюду лежат изуродованные, сваренные в кипящих котлах прачечной, искалеченные, искромсанные мясницкими топорами, изнасилованные на черной земле погребов трупы. Между обнаженных, исполосованных кнутами ягодиц торчат порожние бутылки, руки приколоты к партам ножами и смоченными в чернилах перьями, обезглавленные тела у разделочных чурбаков, окровавленные топоры, брошенные в пыльные стружки; полуобгоревшие тела, втиснутые в топки котлов, больные, ошпаренные кипятком в своих постелях, с сожженными купоросом ртами, дети, распятые на крестах двух часовен, священники с выбитыми чашей зубами, втиснутые, втоптанные в корпуса фисгармоний; на члены одеты церковные сосуды, глаза выколоты и вырваны ударами скаутских цепочек.
