На ферме Игидера часовые разносят солдатам кофе. Начальник полиции ест вишни; дети Игидера в пижамах шарят пальцами в компотнице, плетеные стулья колют им ягодицы, одна девочка забыла гребень в растрепанных волосах, мальчик, сидящий на коленях у начальника полиции, тянет ладонь — тот сплевывает в нее косточки. Отец отозвал Одри в сторонку: они ходят по крыльцу; дети прижимают вишни к гениталиям и груди; слуги поднимают детей с высоких стульев и ведут в ванную; на заднем дворе пастухи ударами кнутов загоняют скотину, забрызганными молоком пальцами разглаживают рыжие волосы. Начальник полиции садится в свой джип, протягивает шоферу горсть вишен:
— Гони, Босфор. К исходу утра нужно быть в Тилисси. Фели наступают в горах. Всем зарядить оружие.
Солдаты рассаживаются по скамейкам, хрустят суставами в локтях и коленках, швы на штанах трещат; они снимают, сминают, трут камуфляжные кепи, сверху напяливают горячие каски, шнуры стучат по открытым шеям; они засыпают, прислонившись щекой к пыльному брезенту. В тени кузова жужжит скарабей, натыкаясь на головы. Молодой солдат просыпается, давит скарабея на вибрирующем железе.
— Блядь, пусть только сунутся эти фели. Я хочу драться, блядь, как ебаться, блядь.
— Гай Зодиак, щенок, заткнись, ты еще не нюхал ничего, кроме паровозного дыма… Накличешь беду.
Но сердце молодого солдата бешено бьется, он кладет руку на грудь, к медальону.
Повстанцы окружают их, разоружают; начальнику полиции у ног безоружных солдат вспороли живот, потом перерезали горло; кости и мышцы шеи скрипят под лезвием. Повстанец, перерезавший горло, поднимается, весь в крови, бежит к протоке, заходит в воду прямо в одежде, моет голову и руки; вокруг тел, в кровавых лужах, кишат муравьи, насекомые, черви; у сжатых губ живых и мертвых жужжат мухи; дрожащие солдаты прижаты к сырой стене, ноги в грязи, повстанцы пинают их ногами. Один из них показывает пальцем на солдата:
— Ты убил моего брата, этой зимой, в Якурене. С тех пор каждую ночь я мечтал провернуть кинжал в твоем горле. Все вы так презираете нас, что даже не считаете за людей. Вы, рабы, дети рабов. Он играл в бабки рядом с домом. Ты высунулся из машины, одним ударом палки раздробил ему спину, и ваша колонна с грохотом промчалась мимо. А вечером, в лагере, в столовой, когда ваш сержант готовился показывать вам кино, ты показывал палку товарищам, ты легонько бил по затылкам и спинам самым молодым и трусливым из вас; а ребенок, мой брат, будущий убийца твоих братьев, умер на руках у нашей матери, а ты у заграждения вышки дрочил, прислушиваясь к поцелуям и выстрелам на экране, и в опьянении своем взывал к своему немому богу, чье небытие и молчание ожесточает людские сердца.
Повстанец подходит к солдату, стволом винтовки поднимает ему подбородок. Он бьет его по щекам, ломает ему челюсть, солдат плачет, цепляется за товарищей, держится за челюсть; стоя на коленях в грязи, он ловит колени повстанца, хватает его за руки; отпихнув его, повстанец отходит и, быстро повернувшись, стреляет; солдат падает к ногам своих товарищей с разорванным пулей животом, скрюченные пальцы вцепились в пояс, из уголков губ хлынула кровь. Послышалась дробь морзянки; зарезанный радист нащупал ключ, передал короткую просьбу о помощи и упал головой в клочья конского волоса, вылезшего из разрубленного сиденья. Все повстанцы разбежались, кроме того, кто, с головой в мутной воде, мылся в протоке; вот он вынырнул и сделал над водой несколько взмахов брассом. Десантники из Игидера появились по обе стороны протоки, повстанец заметил их, его голова развернулась над водой, руки взметнули сноп брызг.
— Выходи, ты попался, ты один.
На поля, на края утесов садятся вертолеты, самолеты — истребители расстреливают беглецов, заросли дрока окрашиваются кровью; запыленные десантники выпрыгивают из вертушек с оружием в руках, бегут в зарослях дрока по высокой гладкой траве к протоке; повстанец хочет выплыть к реке. Освобожденные, вновь получившие оружие солдаты несут тела двух своих товарищей в машину, офицеры окружили тело начальника полиции, они выкрикивают приказы по радио, командуют солдатам, топчущимся у берега:
— Берите его живым!
— Господин капитан, это он зарезал господина Одри. Он всю протоку окрасил кровью. Ошалевшие рыбы кусали его за ноги. Посмотрите, господин капитан. Чтоб ему нахлебаться этой водицей!
Тело начальника полиции положено в джип; офицер, совсем молодой, в круглых очках в железной оправе, расправляет над ним брезентовый тент. У грузовика, скрежеща зубами, бьется в истерике Гай Зодиак, два товарища держат его за руки. Сержант хлещет его по белым щекам:
— Освежите его.
Солдаты толкают Гая к стене, нагибают ему шею и подставляют его голову под струю глинистой воды. Повстанец плывет к противоположному берегу, солдаты уже ждут его там, в руках винтовки, в зубах сигареты; повстанец выбивается из сил, солдаты швыряют камни ему в висок, он вцепляется рукой в прибрежный камень, один из солдат наступает ему на ладонь:
— Теперь тебя зажарят, Американец.
Повстанец стонет, солдат поднимает сапог, повстанец скользит в реку, хрипит, блюет, десантники топчут его в тростниках; его вытягивают на камень, ноги в песке, волосы кровью приклеены ко лбу; солдаты растопыривают его пальцы:
— Он весь в крови, Американец!
— Мы тебя прикончим аккуратно.
Они привязывают повстанца к машине, его ладонь, вывихнутая, с отпечатком сапога и ссадинами от камней, дрожит на колесе. Подходят офицеры:
— Если заговоришь, будешь жить. Нет — отдадим тебя нашим зверям.
Повстанец молчит. Офицеры отдают его солдатам; те раздвигают ноги повстанца, достают кинжалы, раздевают пленного, один из солдат, негр, берет в руку его член, тянет его, водит лезвием кинжала у основания, раздвигая волоски, потом, быстро взглянув в глаза повстанца, рассмеявшись, одним движением отрезает член; пленный кричит, солдат, присев, погружает в песок кинжал и руку, испачканную кровью и ошметками плоти; другие солдаты неторопливо перепасовывают друг другу ногами отрезанный член… По рукам, животу, лицу повстанца струится блестящий черный пот, живот судорожно втягивается и поднимается, солдат отбросил кинжал в сторону:
— Бумаги, быстро, газет, быстро!
Его распирает смех, он размахивает руками, солдаты рвут газеты, лежащие на дне фургона и в ящиках для взрывчатки, они бросают их между ног пленного. Негр достает зажигалку, сжимает ее в ладони, испачканной кровью с налипшим на нее песком, чиркает кремнем, подносит огонь к газете; пламя лижет задубевшую, закопченную рану, повстанец бьется головой о колесо, с его побелевших губ стекает красная слюна. Негр перед полыхающим костром пританцовывает, щелкая зажигалкой.
— Воды, воды, парни. Эй, Гай Зодиак, ребята, дайте ему похавать фелев ятаган! Жри войну, Гай Зодиак, жри войну!
Один из солдат набирает воды в тяжелую каску. Он возвращается к телу, льет воду на костер; залитое пламя опадает, шипящий пар на одно мгновение скрывает жертву; солдаты, прикрыв глаза ладонями, отходят. Молодой офицер в разбитых очках хватает окровавленную руку солдата-негра, зажигалка падает на камни:
