Ночью пьяные десантники, подстрекаемые своими праздными командирами, пытаясь снискать их любовь, ринулись к погребу, в котором спал терзаемый кошмарами Тивэ. Их сапоги замелькали перед отдушиной, в лунном свете взметнулась пыль, Тивэ внезапно проснулся; голый, он лежит на животе; камушек ударяет его по ноге, он оборачивается, он видит сапоги, топчущие землю; десантники спускаются по лесенке: «Он заперт на ключ. Дождемся обхода. Войдем вместе с ними».
Тивэ встает, затаив дыхание, прячется в самом темном углу погреба, его живот трепещет в лунном свете, десантники топчутся у двери, идет обход, лампа светит в отдушину; сержант освещает десантников, прислонившихся к стене: — Мы хотим видеть Тивэ, открой нам дверь. Сержант открывает дверь и решетку, они врываются в погреб, Тивэ бежит вдоль стены, протискивается за стеллажи, десантники переворачивают походную кровать, взметенная пыль оседает на их плечи; один из десантников — голый по пояс, на волосатой груди раскачивается медальон — просовывает руку за стеллажи, хватает Тивэ за ногу, тянет, Тивэ залезает на стеллаж, бьет десантника ногой в лицо, тот хватает его ногу, кусает, Тивэ, закусив губы, сдерживает крик, другие десантники, схватившись за стеллажи, раскачивают их; сержант, поваленный на сломанную кровать, пытается подняться, шевеля разбитыми в кровь губами, в его рту клокочет кровь; стеллажи рушатся, Тивэ, голый, стоит в облаке пыли, обритая голова, в паху — темная прядь волос.
Десантники достают ножи; Виридо вынимает из-под ремня вилку — солдаты всегда носят с собой вилки и ложки — Тивэ откидывает голову к стене, он прячет ладони между ног, все его тело трепещет в пыли, в мокрых руках звенят ножи; Виридо выходит вперед, берет Тивэ за шею, плюет ему в лицо, давит ему на плечи, Тивэ слабеет, падает на колени, закрывает руками грудь, Виридо хватает его за уши, опрокидывает голову назад, подносит вилку, проводит ею по натянувшейся коже шеи. Тивэ:
— Виридо, не убивай меня. Не убивай меня. Ты пьян.
— Я — Тивэ.
Виридо вонзает вилку под артерию; кровь брызжет ему на руки, Тивэ задыхается:
— Виридо, Виридо…
С каждым словом кровь брызжет и наполняет его рот; Виридо слизывает кровь с ладони, вынимает вилку из шеи, вонзает ее в грудь; Тивэ, стоя на коленях, ловит его руку, Виридо вырывается, вынимает вилку, отходит в сторону, оборачивается к десантникам:
— Добейте гада.
Десантники бросаются на Тивэ, впиваются в него ртами, испачканными блевотиной, протыкают ножами все его тело, разрезают пупок и ладони; Тивэ падает у стены, его голова бьется о рухнувшие стеллажи с каждым ударом зубов или ножей, ножи десантников ударяются в землю, в стену, скалывают синюю краску со стеллажей; глаза Тивэ заволокло кровью, он уже не сопротивляется; нож, зажатый в нежной руке молочного цвета, забрызганной красным, раздирает его щеку.
Его глаза, проколотые ножами, вытекают; лезвие разрывает радужную оболочку и нервы; сержант, приподнявшись на локте, кричит, подняв лампу на вытянутой руке; один из десантников оборачивается, ударом ножа перерезает запястье, лампа разбивается об обломки кровати; десантник возвращается к трупу Тивэ; кровь застилает им глаза, они продолжают наносить удары вслепую, отрезают от тела куски, вырывают жилы; во вспоротый живот Тивэ попадают комья земли; мертвая ладонь Тивэ вцепилась в руку Дафни; сержант прижимает отрезанную ладонь к груди, искалеченная рука горит, часовые бегут к погребу; десантники, погрузив головы в живот Тивэ, вырывают зубами внутренности, оборачивая их вокруг шеи, накручивая на запястья; ножи, погруженные в плоть, сверкают, когда солдаты двигают руками в кровавом месиве; только шрам на верхней губе Тивэ остался нетронутым; разорванные ноздри, отрезанные ресницы, выпотрошенный живот, разрезанный до мочевого пузыря, вздёрнутый член, разрезанные яйца, расцарапанные ляжки, колени, разбитые ударами ног, выбитые фаланги пальцев, исполосованные руки…
Часовые приближаются, десантники, рыча, сидят на корточках; часовые окружают их, угрожая автоматами, двое часовых поднимают сержанта, у него сломан позвоночник и искалечена рука; десантники сгрудились над останками Тивэ, руки над головой, они блюют, их спины ходят ходуном, поднятая пыль, опадая, окрашивается кровью. Снаружи белые петухи выходят за ограду, бегут к реке, чтобы в ожидании зари драться с цаплями в грязи, истоптанной бегущими зверями и влюбленными парами. Утром Ксантрай будит генерала, сжимает его горло. Генерал боится, зовет часового; Ксантрай бьет его по щеке; часовой оглушает Ксантрая прикладом; его запирают в окровавленном погребе.
Губернатор больше не выходит из кабинета, город пропитан запахом крови, надо долго идти и высоко подниматься, чтобы выйти из кровавого облака. Жены высших офицеров устраивают ночные маскарады. Медведи, грифы, кобры танцуют с женщинами, пьют из бокалов, поданных котами в джинсах.
Дети бегают в пижамах, трутся о меха и перья, поднимают хвосты, наматывают их на шеи; двери и окна открыты в сады, заметенные красной пылью; пары убегают, прыгают в пыль, погружаются в нее, как в воду; изгороди, кусты, деревья, под которыми протянуты провода высокого напряжения, заглушают крики и рвоту солдат, играющих в карты или дерущихся между бараками. Пары обнимаются, раздеваются.
Дети, оставшиеся дома, подбирают обрывки костюмов родителей, одеваются в них и ложатся, обнявшись, на кровати.
Подростки собираются за городом, в заброшенном Королевском дворце Энаменаса; машины, мотоциклы, велосипеды катят по приморскому бульвару; попрошаек и голодных детей, сидящих на обочине, завораживает свет фар, бамперы сбивают их, колеса давят. В королевском дворце, построенном в глубине пустынной долины Игидер, выходящей к морю, восемьсот пятьдесят комнат, пятьдесят пять внутренних лестниц, тридцать наружных, семьдесят лифтов, тринадцать холлов, крытый бассейн с подогревом длиной сто метров, отделанный мрамором и выложенный синей плиткой, гимнастический зал, театр.
Подростки, некоторые из них привели с собой воспитательниц своих младших братьев и сестер, поднимаются по центральной лестнице, толкают зеленую бронзовую дверь, расходятся по просторному холлу; старуха, консьержка этих полуразвалин, склонившись с выступа парадной лестницы, кричит:
— Мерзкие. Мерзкие. Я принимала здесь принцев, королей…
Она плюет сверху на светлые волосы.
Один из мальчиков затыкает ей рот рукой, другой громит ее жалкую каморку на первой площадке лестницы; опрокинувшаяся керосиновая лампа поджигает ковры, тряпки, ложе старухи:
— Я принимала здесь дьявола с его генеральным штабом, я видела в его карманах списки расстрелянных и планы газовых печей…
Мальчики уходят, взбегают по лестнице, расходятся по коридорам, снимают с блоков лифты, отпускают их, лифты рушатся в шахты, холл дрожит от ударов; старуха кричит, один из мальчиков цепляет шестом люстру, подтягивает ее к себе, отпускает, и люстра валится на старуху, хрустальные шарики осыпают ее плечи, она падает навзничь на обгоревшие тряпки.
Девушки, дрожа, сдерживая дыхание, прячутся за дверями; мальчики на цыпочках входят в коридор; заметив девушку, они набрасываются на нее, дерутся за право ее раздеть; воспитательницы поднялись на последний этаж, легли, не раздевшись, на диваны в разрушенных комнатах, там они ждут в холоде, иногда до зари, когда мальчики найдут их и разденут; пары соединяются в отделанных мрамором ванных комнатах, стены которых исписаны непристойностями и призывами к убийству; мальчик втягивает в комнату зеленую ветку дерева, голый, садится на нее верхом и бешено скачет на ней, потом снова набрасывается на девушку, заставляет ее слизывать сок со своих ляжек и разгрызать черных муравьев, ползающих по его члену. Воды в кранах нет, после оргазма пары встают и выходят в коридоры, по их ляжкам стекает сперма и смазка; из комнаты выходит мальчик, хватает готовую к случке девушку, затаскивает ее в комнату, сгоняет с кровати свою девушку, та выбегает в коридор, там мальчик с мокрым от спермы членом хватает ее и заваливает на пыльный, покрытый высохшими мертвыми насекомыми пол; группа мальчиков и девушек спускается в бассейн, они укладываются на кафель, катаются друг по другу, ползают, изображают пловцов; приходящие следом ныряют в кучу обнаженных тел; опустошенные, замерзшие медленно сходят на дрожащих ногах на дно бассейна, идут по телам, ложатся между них, трутся о них, пускают слюни и стонут, как дети, ощутившие в тепле постели первое желание; на стенах бассейна заря цвета яичного желтка проявляет непристойные рисунки и надписи: замшелые стволы пушек, раскрытые миндальные орехи; пес, совокупляющийся с женщиной, осел; оседлавший женщину — она тянет его за уши, а его член проникает в нее; мужчина с мужчиной, женщина с женщиной; гениталии совокупляющихся мужчины и женщины, вид снизу; мужской член, поглощенный женским ртом; голова мужчины, вид сзади, между женских ляжек; женщина, натянувшая веревку между ног… Забытые воспитательницы спят на верхнем этаже.
