Старая стюардесса, изможденная ночными полетами с новым, рвущимся в бой, призывным поколением, пыталась что-то говорить про ремни безопасности, но тут же получила в табло (по репе, в морду, в хайло) и с расквашенным носом и венозной носовой юшкой убежала жаловаться командиру корабля тов. Рогожину В. Т.
Командир Рогожин В. Т. к нам не вышел, устав, наверное, нисколько не меньше бортпроводников.
Еще минут двадцать, пока еле живая сама собой «тушка» не вышла в заданный эшелон на десять тысяч, дискотека продолжалась до блева в жакет соседа и слива отстоявшегося в пузырях прямо в салон отлетавшего, наверное, 20 лет самолета. Все четыре отхожих места были заняты всерьез и надолго серьезными пацанами, активно очищающими свои молодые желудки и прыгающие молодые комсомольские глотки в унитазы с вакуумным всасыванием.
Тоскливый сигнал о «нет необходимости пристегиваться» зажегся на затертом табло. Все сидели, тупо и тихо понужая остатки недопитого спирта-водки-оде-колона-шипра-портвейна, чтобы успеть допить уносящиеся в далекие дальневосточные сугробы остатки равнодушной молодости. С белыми и натужными улыбками на вымученных лицах, некрасивые, как моя жизнь, стюардессы ходили между рядами, выжимали из «персональных» салфеток в синие полиэтиленовые ведра желтую мочу молодого пролетариата, скопившуюся в отстойниках и проходах средства передвижения по ночному воздуху.
Однако сценарий с танцами под «Гоп-стоп» в небе Соединенных Штатов Америки не повторился.
В Бостоне рейс задержали на 35 минут по техническим причинам. Пилоты при взлете посетовали на проблемы с электроникой. Бывает. Это тягостно-мучительное ожидание вылета душевно измученные пассажиры забыли сразу после подачи легкого недорогого спиртного. Типа? Я предпочитаю коньяк. Кто со мной? Жванецкий раз, Лузгин два, Хемингуэй три.
Матюхин предпочитает пиво — четыре.
Сидя в широком, затертом донельзя попами буржуев кресле рядом с обрюзгшим, тяжелым, как бюр-геркинг, америкосом, я подумал, что, поскольку книг палпфикшеновских почитать я захватить не успел, а дремучие капиталистические газеты «Бостон-Тудэй» и «Нью-Йорк Таймс» перечитал еще при ожидании посадки, дай-ка, думаю, хоть пару странйц напишу в свой дневник. «Дэлл» у меня плохонький, работает только как печатная машинка, но хоть эти четыре с половиной часа полета не зря пройдут.
Да, Маня, это будет моя первая запись или, скажем, продолжение, с июля 2000 года.
А то ведь молчание моего барана затянулось больше чем на год. Правда, если не считать всего того бреда, что я накалякал в психушке — институте Монро в Огайо, куда ты меня, милая, затолкала на целых две недели.
На Вэст Кост меня черт понес к Вовке Усицыну. Моя Машка зовет его малохольным и, наверное, права. Есть в нем что-то не от мира сего.
Вовка предложил мне сверхъестественную чучу замутить. Все, говорит, у меня уже проверено и опробовано. Нужен компаньон, которому можно доверять. Рассказывать, что там такое он задумал, не стал. Приедешь — увидишь. Вот еду, увидеть. При моей-то финансовой дыре любая работа, даже глубокая чуча, в жилу будет. Да и прошвырнуться на халяву для очистки совести и проветривания вялотекущей шизофрении, как определили врачи, можно, или даже нужно. Усицын мой перелет, правда, в один только конец оплачивает. На обратный, говорит, за день сам заработаешь.
Сначала хотел лететь из Буффало, оттуда билет совсем недорого стоит до Фриско, около 350 долларов. Это всего в полстоимости билета, что мне переслали от Вована «Вестерн-Юнионом». Так что «легка-га, недарагага, капиталистическага» портвейна точно можно было б на спасенные остатки выкушать.
Однако смурной канадский фермер Бэн,
[1]
так, кажется, его звали, его я захичхайкил на бензоколонке 401-го хайвэя до Буффало, всю дорогу достававший меня ленивым рассказом о проблемах яблоководства в Онтарио, узнав, что я лечу во Фриско, сказал, что добросит меня до Бостона, ему по пути, а там билеты еще дешевле будут, my young pal!
И присел я, как сказал бы модный нынче Вовка Сорокин, на «холодную плиту эксперимента» долгого разговора с неизвестным, мерзостным капиталистическим колхозником. Хорошо хоть, что в транке канадского кулака-фермера было два ящика по 24 бутылки вкусного пива «Лаббат-блю», а это серьезное подспорье к дополнительным тремстам долгим километрам тридцать первого хайвэя.
До Бостона мы с ним не доехали совсем немного. Пельмень мой яблочно-колхозный под парами пива стал активно засыпать за рулем после 12 часов драйва. Я заставил его свернуть на ближайший «Шелл» и пойти умыться холодной, проточной из крана водицей.
Однако Бэн, остановившись, просто откинулся на сиденье, и уставшее от рабочей тоски тело его, моментально достигая сомадхи, немедленно ушло в астрал. Надолго. Я уж тоже было решил прикорнуть рядом до утра, однако Бэн активно и громко помочился под себя, и кабину «ДжиЭмСи Джимми» 1984 года рождения под самый потолок наполнило здоровое, крепкое амбре мужицкой мочи.
Мой странный попутчик унылых канадских просторов, пока! Будешь проходить мимо — проходи.
На Сан-Франциско рейсов в обозримом будущем не было. Спать хотелось жутко. Так что я за 337 баксов плюс аэропортовские таксы взял билет с неимоверной скидкой в бизнес-класс на ближайший самолет до Лос-Анджелеса.
В самолете и высплюсь. Когда еще придется полетать как «нормальный».
Толстяк рядом в кресле номером 2Е оказался вполне интересным типом. Даже видя, что я что-то тарабаню по клавишам на тарабарском для него языке, ловко встрял в мою действительность, попросил передать ему подушку под зад со свободного третьего кресла. Самолет летел полупустой (или полуполный), так что могучему бюргерскому заду, для того чтобы прочувствовать свое удобство все это время, дополнительного комфорта в виде подушечек-думочек хватит вполне. Даже в широкожопом бизнес-клас-се. Сразу, не по-эмэрыкэнскы, стал много и нудно рассказывать о себе. Он, Машка, оказывается, бывший пилот, военный летчик ВВС США, воевал во Вьетнаме, только недавно ушел на пенсию после 15 лет работы авиадиспетчером в Бостонском аэропорту. Этот полет для него бесплатный, как ежегодный бонус компании для служащих. Летает он так ежегодно, по одному и тому же скучному маршруту Бостон — Лос-Анджелес, к своей дочери. Не виделся с ней, родной, целый год. Она на сносях, два внука еще мал мала меньше, но уже балуются марихуаной, муж — сволочь безработная, на шее сидит, и бла-бла-бла-бла, и ой-ой-ой, уай ми?
Та-а-акая тоска!
Демонстративно нацепив на свою больную с красными глазами голову наушники, я подключился к внутреннему джазовому каналу «боинга» и уткнулся роговицей в «Дэлл».
Жирный снисходительно улыбнулся (что с этим русским совком разговаривать) и тоже подключился к какому-то суперсовременному «Волкмэну» и тут же стал еденько подхихикивать.
Его голубые светлые глаза, совсем как с картины Врубеля (название забыл, кажется — «Водяной»), наполнились веселой слезой.
