Лес редеет и Соня выходит на бесконечный мраморный космодром. Снег не лежит на нём, но ступни Сони всё равно пронизывают морозные иглы, когда она ступает босиком на полированный чёрный камень. Посередине каменного пространства стоит огромная чёрная пирамида, и двенадцать прекрасных комсомолок с заплетёнными косами, в чёрных платьях до колен, держат в руках факелы, горящие синеватым пламенем коммунистической весны.
Соня медленно приближается к пирамиде, и снежинки тают на её немигающих глазах. Она подходит к лестнице, восходящей по стене пирамиды к вершине. Комсомолки спускаются к ней, неслышно ступая стройными босыми ногами по широким мраморным ступеням.
— Здравствуй, смелая девочка, — шепчет ей одна из них, у которой каштановые волосы. — Наконец ты пришла, девочка со страшным талисманом в груди, чтобы солнце надежды встало над вечной зимой, — комсомолка наклоняются к Соне и целует её в висок.
— Кто вы? — спрашивает Соня.
— Мы — архангелы революции, — в один голос отвечают шёпотом девушки. — Мы — весталки Чёрной Пирамиды, хранительницы вечного огня коммунизма, мы, комсомолки, умершие юными и безгрешными, собираем человеческую кровь, чтобы огонь коммунизма не погас в сердцах будущих поколений. Наши ноги, ступающие по ступеням священного камня, не знают неудобных туфель, уши, слышащие все звуки мира — золотых серьг, ногти, касающиеся жертвенных пиал — химического лака, а рты, несущие вещее слово коммунизма — лживой помады. Наши косы не могут быть расплетены, потому что их заплетает завет вождя, наши платья не могут быть сняты, потому что их скрепляет завет вождя, наши мысли всегда чисты, потому что в них вечно длится мысль вождя…
— Ленин, — тихо произносит Соня, закрывая глаза. — Он здесь, рядом.
— Ленин спит, — шепчет комсомолка с каштановыми волосами, которую зовут Вера. — В своём Чёрном Мавзолее, на Чёрной Площади Чёрного Кремля.
— Спит? — переспрашивает Соня.
— Вечный холод сковывает вождя, сила ужасного проклятия охраняет его смертный сон, — шепчет вторая девушка, у которой русые волосы и имя Женя. — Никто, никто не может проникнуть в Чёрный Мавзолей, потому что нет туда входа. Только ты можешь сделать это, ты, смелая девочка со страшным талисманом в груди. Но для этого тебе нужно войти в Чёрный Кремль, который охраняют мёртвые коммунисты. Они могут убить тебя вечной смертью. Они могут сделать так, что ты исчезнешь навсегда. Они погрузили всё в вечный мороз. Скоро они проникнут и сюда, потому что огонь коммунизма слабеет. Ему не хватает чистой человеческой крови.
— Да, человеческая кровь стала грязна, — вздыхает черноволосая худая комсомолка со знакомыми Соне чертами лица. — Она всё более походит на кровь свиней.
— Я где-то видела тебя? — спрашивает Соня. — Мне кажется знакомым твоё лицо.
— Конечно ты видела меня, — с нежной грустью улыбается девушка. — Смотри, — она оттягивает рукой воротник платья, показывая лиловый рубец на тонкой шее.
— Зоя, — узнаёт Соня. — Значит ты живёшь здесь. Значит они не смогли повесить тебя.
— Я была жива ещё прежде революции, и человеческая смерть не властна надо мной. Но скоро мы все умрём. Скоро вечный холод времени окутает нас.
— Нет, — говорит Соня. — Я пойду и разбужу Ленина.
— Мне очень жаль тебя, смелая девочка, — говорит Зоя. — Но у тебя слишком мало силы, чтобы победить мёртвых коммунистов. Ты погибнешь, как погибли многие, приходившие к Ленину прежде.
— У неё есть страшный талисман в груди, — перебивает её Вера. — Может быть, он поможет ей.
— А вы? — спрашивает Соня. — Вы не поможете мне?
— Мы не можем оставить Чёрную Пирамиду, — отвечает комсомолка с разбитой губой, по имени Аня. — Это завет вождя, и мы не в силах его нарушить. Мы должны до последнего защищать огонь коммунизма. Наверное, наша вера была недостаточно сильна. Мы не можем жить далеко от священного пламени.
— Но мы можем сделать кое-что для тебя, — тихо добавляет Зоя. — Мы дадим тебе немного священного огня. Самую малость, потому что он уже слаб.
Зоя поворачивается и подходит к стене Чёрной Пирамиды, сливается со своим отражением и исчезает. Скоро она возвращается, держа в руке искру слепящего света.
— Этого достаточно, чтобы разрушить мороз смерти для одного человека снаружи, — шепчет она, перемещая огонь в протянутую руку Сони. — Милая девочка, это всё, чем мы можем помочь тебе. А теперь прощай, тебе нужно спешить, пока искра в твоей руке не погасла.
Космический мороз вновь заполняет Соню по мере отдаления от Чёрной Пирамиды, так что ей даже становится тяжело дышать. Сложенными лодочкой руками она несёт искру священного огня в каменный лес, боясь, что по пути её может потушить падающий снег. Огонь всё тише греет ладони, и Соня бежит, прижимая руки к груди и скользя по ледяному чёрному мрамору. Она подлетает к первому же пионеру, стоящему к ней спиной, споткнувшись и чуть не упав в сугроб, и прижимает ладонями искру подаренного ей пламени к его спине.
Некоторое время пионер остаётся неподвижным, и Соня, затаив дыхание, смотрит на его поднятую в салюте тонкую руку. Наконец рука медленно опускается и отирает иней с лица.
— Эй, — говорит Соня. Её голос как-то странно звучит в давящей снежной тишине каменного леса.
Мальчик поворачивается к Соне. У него худое лицо и тёмные курчавые волосы. На груди его висит пионерский барабан.
— Это я разбудила тебя, — говорит она. — Дело Ленина в опасности. Пока он спит, огонь коммунизма может угаснуть. Его нужно разбудить во что бы то ни стало.
Пионер поднимает глаза к небу, словно что-то вспоминая, и Соня пугается, уж не забыл ли он от морозного сна кто такой Ленин, но руки мальчика вдруг хватают барабанные палочки и сухая дробь пионерской тревоги звучит в каменном лесу. Барабанщик колотит отчаянно, исказив своё тонкое лицо, и Соня видит, как по всему лесу пробуждаются от сна мёртвые пионеры, готовые исполнить свой священный долг.
— Попал-таки, — рявкает Упырь, замечая на дороге брошенную Соней куртку.
— Это только куртка, — холодно говорит Леший, глядя в полевой бинокль. — А девчонки в ней нет. Ушла, падло.
Оспа ругается матом и плюёт в лежащий по обочине непривычно чистый снег заброшенной дороги. Леший поворачивает бинокль перпендикулярно дороге и видит в нём бесконечные чёрные стены Москвы.
— Москва, — блаженно хрипит он. — Москва, братцы.
Медведь долго смотрит в отобранный у Лешего бинокль и сопя нюхает падающий снег. Повинуясь его немому знаку, партизаны сворачивают с дороги и заснеженным полем идут к Чёрной Москве. Их обветренные лица морщатся от крепнущего мороза. Еле слышно Крыса начинает петь мрачную партизанскую песню, повествующую о безысходной тоске заброшенных во вражеские тылы живых мертвецов.
Стены Москвы безмолвно вырастают из снежной пустыни, словно огромный наползающий на партизан бронированный корабль. Металл автомата до ломоты в костях морозит Наташе руки, ледяные гвозди всё глубже проникают в глаза, с болью выдавливая слёзы, капающие с её белых щёк, и высыхающие губы стягиваются в неподвижное подобие улыбки. С этой улыбкой куклы Наташа идёт по бугристому полю, а перед глазами её лениво набегает на пустынный зимний берег холодное кровавое море.
