И я учился подходить к водопаду и останавливаться на его вершине. И это было увлекательное занятие.
О, Радуга — мое всевидящее око секса.
— Ох, это было отлично, — сказал я, когда понял, что мы уже закончили.
Отлично? Не было ничего особенного, что соответствовало бы такой оценке. Но я, как всегда, поддался желанию угодить. А еще я не знал, что я теперь должен делать: уйти или остаться? Мы друзья? Она все еще моя клиентка? Я думал целую минуту, прислушиваясь к себе. Странно, но я еще не чувствовал той жуткой депрессии, которая всегда накатывала на меня после работы. Я был просто немного растерян — и все. И это несмотря на то, что мысленно видел, как я возвращаюсь в эту комнату, как становлюсь сексуальной игрушкой для старушек хиппи с молодыми телами — подружек Радуги. Вместо того чтобы испытать отвращение к этой картине, я почему-то развеселился. Казалось, что это не так уж и плохо.
— У меня есть кое-что для тебя, — сказала довольная и улыбающаяся Радуга, сидевшая на смятом платье.
Я подошел к ней, все еще голый, как кутенок.
Она полезла в ящик, и я затрепетал в предвкушении хороших, жирных чаевых: двадцать, а может, пятьдесят? Вместо этого Радуга протянула мне перо.
Перо.
— Это сережка, — сказала она.
Мне понадобилось все мое актерское мастерство, чтобы не выказать то отвращение, которое я испытал, когда вынимал из уха фальшивый бриллиант и заменял его пером.
Тем не менее мне понравилось, как я выгляжу в зеркале с этой гадостью в ухе: что-то вроде туземца. Я смеялся тогда, когда Радуга мне его дарила, но, несмотря на это, носил серьгу много лет. Носил и вспоминал Радугу.
Она расцеловала меня в обе щеки. Она была благодарна мне, а я — ей. Особенно я оценил то, что она не сказала, что мы должны встретиться еще раз или поддерживать отношения. Я получил свое, она — свое, мы оба остались довольны.
Я всегда буду вспоминать Радугу — единственную женщину, которая увидела во мне нечто большее, чем просто секс-машину.
Я уезжал от нее с пером-сережкой в ухе, думая о сексе и деньгах и наслаждаясь прохладой ночи каньона Лорел…
И вдруг, как наяву, я услышал сказанные кем-то невидимым слова:
— Эй, дружок, у тебя и правда классный образ жизни.
И в тот момент, когда я услышал эти слова, моя жизнь полетела под откос.
11. Я люблю тебя, мамочка
Секс, и секс, и секс, и секс…
Я рассыпаюсь.
Джаггер и Ричардс
Начало конца обрушилось на меня довольно неожиданно. Мне предстояла обычная работа в обычный день для обычного семнадцатилетнего парня.
Я шел по престижному стильному району Тихоокеанского побережья. Здесь было красиво. Даже просто смотреть по сторонам и то было приятно: в палисадниках садовники подстригали лужайки, детишки гоняли красные мячики, а белые женщины катили в бешено дорогих заграничных автомобилях. Временами мне даже казалось, будто я из захудалой ямы под названием Голливуд попал в чистую и невинную Америку моей мечты.
Мне было велено явиться в понедельник около семи вечера, что само по себе было странным. Кто, черт побери, заказывает цыпочку на семь часов вечера в понедельник? Это всегда бывает в полночь или днем. Меня терзали сомнения по поводу этого вызова, но я был уже достаточно профессионален для того, чтобы пребывать в уверенности, что для меня нет ничего нового в этой тихоокеанской феерии. Так что я просто шел вперед, отбрасывая предчувствия.
Да ладно.
Я позвонил в дверь. Ждать пришлось одну секунду: ровно столько времени понадобилось новоявленной Джун Кливер,
[8]
чтобы слишком быстро открыть дверь, слишком многозначительно сказать «привет» и проводить меня в слишком-со-вкусом-обставленный-дом.
Дамочка действительно хорошо выглядела, в полном смысле этого слова, если бы не жуткий макияж. По тонкой, словно у анорексичной балерины, спине рассыпались каштановые волосы. Ее глаза были как два голубых озера. Кремовое платье без рукавов обтягивало худощавую фигуру и открывало высокую шею, украшенную ниткой жемчуга. Подумать только, она надела жемчуг для своей цыпочки!
Стены кухни были увешаны разными плакатиками, которые, однако, почти скрывались за цветами, пол покрыт линолеумом. А посередине, заполняя пустоту помещения, стояли стол и несколько стульев.
Полочки были заставлены сувенирными фарфоровыми тарелками, сервизами, масленками и прочей дребеденью.
Это было похоже на сцену в художественном фильме, прославляющем образцовый американский дом, где домохозяйку играет актриса, вполне подходящая на эту роль, разве что немного суховатая.
— Кто-нибудь видел, как ты входил? — в голосе хозяйки звучало беспокойство, отражающееся и в глазах.
Словно подтверждая это, на шее пульсировала жилка.
Она сама заметила, насколько резко звучит ее голос, и тут же попыталась изобразить естественность и непринужденность:
— Не то чтобы это действительно имело значение, но ты же знаешь, люди любят посудачить.
Она сделала попытку улыбнуться, но улыбка получилась слишком натянутой. Теперь я знал, как выглядят люди, только что с треском провалившие проверку на детекторе лжи.
— Если кто-нибудь спросит, можешь сказать, что ты старшеклассник и пришел помочь мне разобраться со статуэтками. Я коллекционирую миниатюры. Хочешь посмотреть?
Я, конечно, хотел. Желание клиентки — закон. Вот только снова проснулись нехорошие предчувствия, хотя я и старался не подавать вида. Ничего удивительного, что она слегка нервничает. Семья уехала за города, а она хочет немного развлечься. Похоже, она никогда не занималась сексом ни с кем, кроме чертова придурка мужа. Может, она просто хочет, чтобы я разделся и сказал ей о том, какая она горячая штучка.
Может быть.
* * *
Шестилетка, я стоял на заднем дворе нашего дома. Тихим, спокойным вечером воздух наполняли лишь шелест травы и чириканье птиц.
Моя мама стояла напротив меня, футах в двадцати, с бейсбольным мячом в руке. Не спуская глаз с мяча, я принял устойчивую позу и чуть согнулся, готовясь отбить удар. Когда мама бросила мяч, я почувствовал себя голодным львом, дождавшимся наконец добычи. Я отбил мяч так сильно, что он миновал заветную точку и, словно пушечное ядро, вылетел за пределы поля.
Я отшвырнул биту. Что-то странное творилось с моими ногами: сначала они подгибались от волнения, но уже через мгновение мне ужасно захотелось плясать. Наверное, моя мордашка сияла неподдельным восторгом.
Я был дома и наслаждался чувством безопасности…
* * *
— Я, конечно, понимаю, что у людей есть другие занятия, кроме как наблюдать за моим черным ходом… Но, допустим, кто-то выгуливал собаку — люди ведь любят прогуливаться с собаками… Я думаю, они должны иногда выводить их… В общем, они могли тебя видеть, а если нет, я просто хочу, чтобы ты знал, как ответить… Понимаешь, что я имею в виду?
