Приходит Арлета. Я говорю, передай Магде, что я желаю ей скорой смерти. Арлета надувает пузырь из жвачки. Потом накручивает эту жвачку на палец и засовывает назад в рот. Как будто в жизни ничем другим не занималась, только пускала жвачные пузыри и накручивала их на пальцы. Такая у нее работа, она за это получает приличные бабки и на них покупает себе все эти шмотки, все эти русские сигареты. Ей бы со всем этим своим переносным борделем выступать в «Смехопанораме». Арлета говорит, типун мне на язык, чтоб я не говорил то, что сказал, потому что это может исполниться. Говорит, у нее уже пару раз исполнилось. Например, в школе она один раз сказала «чтоб ты сдохла» учительнице по труду, и та потом вроде бы попала в роддом на сохранение. Или еще случай был: она сказала однокласснице на физре «чтоб ты ногу сломала», и та сломала себе мизинец на руке. Она говорит, что никогда не курит L&М, потому что они вредные и от них можно легко подхватить рак. И вроде как судьба притаилась и ждет, не скажет ли кто чего плохого в недобрый час. Если что-нибудь скажешь, а час как раз недобрый, как ни крути потом, а все исполнится, приговор обжалованию не подлежит. Это вроде бы связано с религией, с паранормальной жизнью, такая вот, значит, особенность паранормальной жизни.
Но то, что Арлета может мне сообщить на данную тему, мне, извиняюсь за выражение, по фигу. Где была Магда с Иреком — вот что меня у тебя интересует, говорю я Арлете. Нашлась тут защитница сраная. Обе вы нарожаете кучу внебрачных детей, вас ни в одно приличное заведение не пустят, даже захудалое. Говори, что он ей сделал, этот ворюга. Он украл ее чистое сердце, всю ее утонченность, все волосы, он порвал ей все колготки, довел до слез. В душу плюнул. И я его за это придушу, но это потом. Сейчас мне надо знать, Арлета.
Тогда из кармана ее джинсов раздается соответствующий звук, и Арлете приходит эсэмэска. Приятно, мол, было со мной пообщаться, если б я еще не был таким хамом, говорит она мне и куда-то быстро линяет. Тут приходит Бармен и говорит, что там какая-то хрень. Я ему, что за хрень. А он мне, что типа Магда всегда была истеричкой, но теперь она типа переборщила. Я спрашиваю, это типа он о чем. И чувствую, что меня это все уже задолбало, потому что я не люблю, когда что-то идет не в тему.
Ну, он мне на это, что случилась какая-то история с Магдой. История не история, а Бармен все же порядочная скотина, вместо того чтобы Магда сама мне все рассказала, так нет же — он вместо нее рассказывает.
Тогда я иду к туалетам, потому что туда меня зовет Арлета, она явно уже обдолбалась, курит сразу две ментоловые сигареты, причем обе L&М, обе держит в одном уголке рта, а другой рукой поддерживает Магду. Я вроде как вздрючен, поскольку знаю, что Магда меня обидела, ранила в самое сердце. Спрашиваю, что случилось. Она мне говорит, что судорога. Я ей на это прямо отвечаю, что, может, от амфы, перебрала и все такое. Арлета говорит, что раз так, она оставит нас вдвоем, и закрывает за собой дверь. Я, значит, стою. У Магды в ноге сделалась судорога, и она сидит на унитазе. Левой рукой держится за ногу, а сама плачет, можно даже сказать, рыдает навзрыд. Я даже не знаю теперь, красивая она или все же уродина, не могу решить однозначно. Вообще-то она, конечно, хорошенькая, но в данный момент, если судить по наружности, она не в лучшей форме: вся в черных подтеках от слез, по этим подтекам, как по водосточным трубам, течет тушь, колготки перекрученные, а в них дырки до самой кожи, лицо какое-то рыхлое, по цвету напоминает, не хочу обижать Магду, но это правда, красную пожарную машину. Ну, я и думаю, люблю я ее еще или нет, раз она вот так довольно громко стонет и даже не смотрит мне в глаза и ничего при этом не говорит. И это меня добивает до ручки.
— Что я такого сделал, Магда? — говорю я ей и запираю дверь. — Что я сделал не так, если что, мы же можем все начать сначала. Ты же всегда была довольная, когда я тебя любил, и вообще, с какой стати ты меня вдруг не хочешь, это что, каприз такой или я тебе надоел? Помнишь, как суки у тебя данные списали на остановке, хотя ты была там с Машталём, это с ним тебя застукали, не со мной, хотя ты и знала, что на нем висит дело за барыжничество. Кто тебе потом, пока ты была на практике, каждый день проверял почтовый ящик, чтоб родители не получили повестку в полицию? Папа Карло тебе ящик проверял? Может, Машталь хоть разок проверил?
Разве я не обращался с тобой по-хорошему, скажи? Цветочки, конфетки, романтические прогулки при луне и тому подобная хрень.
Теперь ты не знаешь, что сказать. Стонешь, и я тебе признаюсь, меня просто смех берет, потому что ты теперь ноль, ты как ребенок, просто смешная. Вылупилась на эти коричневые плитки, которые не раз видели нас и нашу близость, когда ты была со мной так близко, как только девушка или женщина может быть с мужчиной. Эти плитки еще помнят наши объятия, что бы там теперь между нами ни было, но это — однозначно.
У тебя красивое имя, Магда, как и твое лицо. У тебя красивые руки, и пальцы на руках, и ногти на пальцах, разве мы не можем опять быть вместе? Если хочешь, я заберу тебя отсюда, куда только захочешь. Я могу даже отвезти тебя в больницу, если в этом есть нужда или внутренняя необходимость. Ты спрашиваешь, я бухой, что ли, или как, так вот, да, я пил, но это никого не колышет, пил или не пил. Если мы едем, то я торможу тачку, и мы едем, я отвезу тебя куда захочешь, пускай даже десять тысяч русских проверяют нас на содержание алкоголя и наркотиков в крови. Тут она мне говорит, чтоб кончал нести пургу. Говорит, что это, наверное, судорога ноги, что она сделала тест и, наверное, это беременность, хотя окончательной уверенности вообще-то нет. Говорит, что поэтому она испугалась и хотела со мной порвать, потому что боялась моей реакции, вспышки гнева. Скажи, когда я на тебя сердился дольше, чем один день? Если у тебя будет ребенок, а может, это даже будет мой ребенок, то всегда можно пойти к врачу и проверить со стопроцентной уверенностью. А теперь пошли. Я беру Магду под руку, а она вопит как недорезанная, просто орет во всю глотку, хотя еще минуту назад была тихонькая и смирненькая, как младенчик спросонья. Тут же прибегает Арлетка с жвачным пузырем во рту и хочет все знать, об чем речь, что с той судорогой и не нужна ли Магде ее помощь, вода, панадол. Я говорю Арлете, чтоб отвалила, а заодно и Бармену, который пялится, как будто не в курсе. Остальные тоже вылупились на нас как бараны, Левый, Каспер, Кисель с какой-то девицей, которую я даже не знаю, наверное новая, хотя и ничего из себя, играет музыка, чистый бордель на колесиках. Арлета присылает мне эсэмэс, что, возможно, скорее всего, это из-за нехватки перманганата или даже вообще калия в крови по причине нездорового образа питания. Я ей пишу, чтоб отвалила, хотел написать еще, но у меня села батарейка в телефоне, и все, что я успеваю, это только: отвали арле. Я бы еще написал, чтоб она подавилась своим недобрым глазом и своими пророчествами, потому что, скорее всего, это, блин, из-за нее, из-за ее параненормального трёпа, из-за того, что она сглазила географичку, Магду свела такая болючая судорога.
Короче, мы выходим, я сажаю Магду в первую попавшуюся тачку, после чего сажусь туда сам, она говорит, что в больницу, а он, что случилось. Я, естественно, его спрашиваю, это что, интервью для газеты или такси, и пусть выбирает: или он будет нас исповедовать насчет грехов, или он едет, а нет — я выхожу, и Магда со мной, бабки мимо носа, плюс камень в переднее стекло, ну и само собой — в городе ему лучше не показываться. Таксила с минуту молчит, а потом давай нести пургу, что типа пошел базар, будто мы под бело-красным флагом воюем с кацапами. Я говорю, что факт, хотя мы лично на эту тему не такие уж радикалы. Магда говорит, что она типа против русских. Тут меня понесло, и я говорю: а откуда ты знаешь, что ты как раз против? Играет радио, передают разные песни и новости. Она мне говорит, что это ее собственные мысли. А я ей, что она задвинулась и строит из себя мыслительницу, нашлась тут мыслительница, да откуда она знает, что это ее собственные, а не чьи-то другие, вообще чужие мысли? Она малость перетрухнула. Я говорю, чтоб оставила меня в покое и пускай она меня лучше не злит. Она стонет, потому что у нее болит судорога.
