И небо, как в день последнего апокалипсиса, темное, обвислое, стоит протянуть руку, и я всю эту фигню могу в один миг развалить, только швы затрещат, и вся конструкция ебнется прямо на город со всеми его пригородами, вместе взятыми. С чистилищем и всей производственной базой. Вот такая у меня мысля. А вывернутые наизнанку зонтики с надписью «Coca-Cola», как бело-красные лиственные растения, взывают об отмщении. Одноразовые вилки, одноразовые тарелки летят через городской амфитеатр туда же, куда и дым, как отдельный ветер.
Тут Арлетка говорит мне вот что. Если я куплю ей большую колу и чипсы, она мне кое-что расскажет, потому как ей кое-что доподлинно известно. Сто пудов. Я прикидываю, выгодно мне вступать в сделку с этой шмонью или не стоит. И говорю, что самое большое, на что она может рассчитывать, это маленькая кола, причем одинокая, без чипсов, это все, что я могу для нее сделать. А она мне, что у нее такие сведения, за которые можно купить килограмм амфы и целую курицу с гриля, но она мне делает скидку, потому что я ее хороший знакомый, кореш и друган, бывший парень ее подруги, а перед этим ее собственный бывший парень, что, конечно, меняет ситуацию в мою пользу, поэтому она мне скажет по знакомству за колу и чипсы. Тогда я говорю, пусть она мне скажет, а я уже определю цену, сколько эта информация на самом деле стоит. Тогда она говорит, что о’кей, но чтобы я не удивлялся и набрал побольше свежего воздуха, чтоб не задохнуться. Так вот, сегодняшние выборы самой симпатичной девушки Дня Без Русских в восемнадцать ноль-ноль выиграет Магда.
Я сижу как ни в чем не бывало. Полное самообладание. Типа и что с того, что Магда. И вообще, кто такая Магда? Может, когда-то я ее и знал, а может, мы с ней вообще незнакомы. Возможно, мы с ней когда-то и пересеклись, но теперь у нас нет точек соприкосновения, потому что все кончено, я покончил с этой сукой, с этой гребаной мисс, да я ее в таких ситуациях видел, в одних колготках, со сломанными ногтями, как она вылизывала швы кармана, в котором лежал пакетик амфы, как она трусы подтягивала, как смотрела телевизор и блевала себе на платье, потому что программа типа реалити-шоу так ее увлекла, что она не могла оторваться и сходить за тазиком. Да если бы теперь все это показать на экране, получился бы супержесткий мультик только для особенно взрослых с особенно крепкими нервами, потому что, если нервы слабые, они просто лопнут до крови и кости.
— Ну и что тут такого? — спрашиваю я типа равнодушно, чтобы не показать по себе никаких эмоций и впечатлений и чисто из вредности купить ей как можно меньше. Потому что это Арлетка, и стоит ей купить колу, как тут же появится Магда и скажет: дай глотнуть. А нет такого закона, чтобы она за мой счет развлекалась, потому что эту колу я проставил. Потому что это отравленная, фальшивая, черная кола, купленная на мои деньги и деньги моей матери, и, как только Магда придет и скажет: дай глоток, она сразу же ею и отравится, эта кола не пойдет ей впрок, она этой халявной, пахнущей моими деньгами колой просто подавится, закашляется и так захляпает свое красивое платье, что никто ее в никакие мисс не возьмет. И на Запад, делать карьеру секретарши или актрисы, она не поедет, потому что с таким кашлем ее никто через границу не пустит, чтоб она там не разносила бактерии и болезни, которые в Евросоюзе не имеют права на существование.
Арлета, однако, не теряет надежды, что ей удастся раскрутить меня на что-нибудь по существу. Это еще что, говорит она. Ты вот дальше слушай. Потому что это целая история, такого у нас в городе еще не было. Магда эти выборы выиграет, потому что дала одному организатору. Но дело того стоило. Теперь она вроде как получит горный велосипед и диадему, ну и знаешь, разные там коробки конфет, талоны на сапоги.
Сдерживаться дальше мне уже очень тяжело, хотя я изо всех сил стараюсь не выйти из себя. Но несмотря на все свои усилия и старания, начинаю оглядываться по сторонам и, возможно слегка не рассчитав силы, отодвигаю какого-то заслоняющего мне свет мужика, гребаного отца двоих детишек, который покупает им колбаску или какое-то другое дерьмо в бумажке. Ну, и он, конечно, падает в грязь, но дети сразу же помогают ему подняться, а он, отряхивая штаны, говорит: извините, пожалуйста. Дети у него оба недоразвитые, причем один ребенок в очках, а другой тоже недоделанный, потому что женского пола, они отряхивают ему грязь со штанов и все из чувства фамильной солидарности трясутся со страху. Я ему тогда, уже вполне рассердившись, отвечаю: смотри, блин, куда прешься, а в следующий раз пользуйся контрацепцией.
Типа намек на этих его детей, которые чем дальше, тем худшего качества. Потому что какого хрена этот дебил гонит халтуру в массовом масштабе, какого хрена он отравляет плодами своих дефектов общество, он себе стреляет вслепую, а мне потом всю жизнь пахать на медицинское обслуживание каких-то слепых засранцев.
Тогда он мне говорит, что да, да, обязательно, а детям, что им уже пора, потому что тут очень дорого. Тут Арлета как сорвалась, как полетела за ним вслед и кричит, что я сказал, чтоб он купил ей большую колу. Он послушно возвращается, на штанинах висят вцепившиеся в них дети, очки треснули в невралгической точке, он уже собирается покупать, но я говорю: стоп. Ничего ей не покупай, она того не стоит. Она может и из-под крана попить.
Тут он начинает жутко трястись, у меня даже появляется подозрение, что от этих переживаний у него внутри лопнул пищевод или какой-нибудь другой жизненно важный орган. Он смотрит то на Арлету, то на меня и в ускоренном темпе быстро делает ноги. Арлета смеется: классно ты его опустил, а то в последнее время тут полно всяких грекокатолических отбросов общества, ходят где хотят и дышат нашим общим воздухом.
Мне типа по барабану, что там Арлета считает на эту тему. Типа меня вообще не колышет, что там Магда вытворяет. Типа я даже совсем не озверел от ярости. Но моя нога ходит ходуном, а на столике из-за этого плещется в бокалах пиво. Тогда я смотрю в толпу, на люмпен-пролетариат, который безудержно прокатывается перед входом, сжимая в грязных лапах бело-красную сахарную вату и бело-красные сосиски. Это меня окончательно добивает, сначала полное отсутствие гигиены, бело-красный ты или красный, а потом сальмонелла и глисты такого же цвета. А потом рвота, бело-красные волны рвоты захлестывают город, девятый вал рвоты, который хорошо виден из космоса, чтобы русские знали, где наше государство, а где их и на какую всеобщую демонстрацию национальной солидарности против хищных захватчиков способна Польша. Магды нету, наверное, сидит себе за кулисой или в прицепе и быстро дает звукорежиссеру, чтоб усилил громкость, когда она будет отвечать на вопросы, что она любит из еды и какая погода ей больше нравится.
Я все же сдерживаюсь с трудом, горный велосипед — ладно, пусть берет, на здоровье, и пляжный мяч, и козырек от солнечной погоды, желаю успеха, но если она собирается, пользуясь моим отсутствием, официально давать всем подряд, это с ее стороны, извиняюсь за выражение, перегиб. И тут против своей воли я представляю себе этого организатора. Инженера-магистра и председателя жюри. Я вижу, как грубо он с ней обращается, как он безжалостен, в одной руке папка для бумаг, в другой калькулятор, а между делом он ее трахает, подсчитывая доходы и расходы Общества Друзей Польских Детей, считая курс доллара, считая алименты для своей жены с двадцатилетним стажем по имени София, считая на пальцах возраст своих детей. Магда спрашивает, как он думает, она красивая, а он тем временем расписывается в квитанции о получении заказных писем из районной прокуратуры. Он говорит, что она, конечно, очень красивая, она такая красивая, что пусть лучше к нему не поворачивается, потому что он сбивается со счета, он ошибается в расчетах, пасьянс у него не сходится, кубики в тетрисе путаются, поэтому лучше ей заткнуться и сосредоточиться на том, чтобы как следует ему дать.
