— Сильный, ты в курсе, что Магда уезжает? — довольно серьезно говорит Каспер, глядя на меня.
— Извини, но я перебью, — отвечает ему Алиса, — вы о Магде говорите? У меня есть однокурсница Магда, она лучше всех сечет в социологии макроструктур. Хотя зубрила просто безнадежная. Ее зовут Магда Штенцель. У нее родители оба юрфак закончили.
— Нет, мы говорим как раз о другой Магде, — медленно и выразительно отвечает ей Каспер, будто на каком-то иностранном языке, на котором говорят сквозь зубы. И я боюсь, что сейчас прольется чья-то кровь, выйдет заморочка, потому что он медленно, но верно теряет терпение и доброе сердце. Хотя у Алисы при этом лицо насквозь невинное, на нем как будто проступает явный отпечаток девственной плевы.
— Знаешь что, Каспер, у меня такое впечатление, что ты плохо питаешься, — говорит вдруг Алиса, — какой-то ты нервный, вечно раздраженный. Расслабься, ты какой-то весь напряженный, дерганый. Эта сторона твоей личности меня удивляет, я такого про тебя еще не знала.
Каспер нервно оглядывается вокруг и говорит: я пойду пописаю. Таким тоном, как будто хочет сказать: за что мне такое наказание.
Тогда Алиса застенчиво опускает глаза на свою кожаную сумочку, достает гигиенический платочек и вытирает со стола разлившуюся колу и пиво.
— Слушай, — говорит она мне, — Анджей, тебя ведь Анджей зовут, да? А меня Аля. Я хочу, чтобы ты мне, как друг, сказал одну вещь. Только честно. Даже если это будет горькая правда. Потому что я считаю, что даже самая горькая правда лучше, чем самая сладкая ложь. Скажи, Каспер употребляет наркотики?
— Нет, — отвечаю я. И смотрю, как жарится колбаса, как развеваются флаги, как переворачиваются одноразовые стаканчики.
— Правда никаких наркотиков? — говорит не до конца убежденная Алиса. — Ни тяжелых, ни легких? Это хорошо, потому что я этой гадости не признаю. Я знаю, что некоторые мои институтские знакомые балуются этим, но я бы не перенесла, если бы мой парень погряз в этой ужасной трясине. Говорят, наркотики разрушают нервную систему и серое вещество, потом наступает полное психическое и физическое истощение организма, люди от них болеют, попадают под плохое влияние, выносят из дома технику и ценные вещи. Ужас.
Я кивком изображаю что-то среднее между да и нет, намекая, что полностью с ней согласен.
А она мне на это: слушай, Анджей, у тебя что, какие-то проблемы? Ты выглядишь так одиноко и грустно. Скажи мне честно. Может быть, я смогу тебе помочь. Не думай, я многое пережила, недавно я порвала со своим парнем. Мы были вместе два года. Цветы, поцелуи, ну, понимаешь. А потом вдруг все, конец. Я от него ушла. Хотя он учился на международных отношениях, может, ты его знаешь. Хочешь, я тебе честно расскажу, как все было. Потому что я сама по своей натуре человек честный, открытый, и людей люблю тоже таких, как я. Без комплексов, без фальшивых табу.
Охренеть можно, думаю я.
— А знаешь, как все это у нас было, — говорит она, — когда нам исполнилось полтора года, такой юбилей, он принес цветы, вино. Я разозлилась, потому что ни я, ни он, мы же не пьем. Извини, но это очень личное. Он, как потом оказалось, хотел получить пресловутое доказательство моей любви. Я говорю, черт, я ведь не какая-нибудь раскладушка. И спрашиваю, разве моей нежности, моей близости ему недостаточно, потому что если нет, то нам не о чем друг с другом разговаривать. Мы тогда довольно сильно поссорились. Я ведь могу говорить тебе просто Анджейка? Ну и, черт возьми, скажи мне, Анджейка, разве это с его стороны серьезно, разве он поступил ответственно? Ему исполнился двадцать один год, мне двадцать.
Ты знаешь легенду о надкушенном яблоке, стоит его один раз укусить, и оно начинает гнить и червиветь?
Тут я чувствую: что-то здесь не так.
— Ты рассказывай, рассказывай дальше, — подбадриваю я ее, а сам на минутку подхожу к бару. Спрашиваю, не знают ли они, где тот парень, который сидел с нами. Они мне говорят, что он сначала сидел с нами, потом пошел в туалет, а потом, когда вышел, его ждала какая-то девушка, и они вместе куда-то пошли.
Я говорю, а как выглядела девушка, с которой он ушел. Они, что длинные белые волосы и нарядное платье из тюля с декольте, и левый глаз дергается.
Тут я сразу все понял: Магда.
И когда я возвращаюсь к столику вообще не в себе, она сидит в той же самой позе, как побрызганная лаком для волос телеведущая в новостях, и информирует весь старательно конспектирующий ее слова народ: я не такая, как другие девушки легкого поведения. И надеюсь, что в этом вопросе ты, Анджейка, со мной согласишься.
— Угу, — угрюмо отвечаю я довольно кратко, потому что после последних событий решил ограничиться минимальным количеством слов. Потому что я уже решил, что нет. Именно так, нет, и все. Пусть она трындит что хочет, может даже песенки петь, все, что знает, включая колядки, видеоклипы и бегущий под низом текст. Она может перечислить мне все свои грехи, начиная с первого класса начальной школы, сообщая количество и степень их серьезности, принимая во внимание отношение частотности к приросту массы тела. Потому что теперь ей можно все. Она может подробно рассказать мне, как ей удаляли аппендицит, и описать все стадии избавления от молочных зубов в пользу постоянных. Пожалуйста, пусть сливает. А я буду только смотреть. Чтоб она была сильно красивая, не скажу, хотя на худой конец сойдет. В крайнем случае, я могу отвернуться и смотреть на что-нибудь другое, на мебель, на вид из окна. Эти волосы она, наверное, выращивает со времен первого причастия и обрежет их только после замужества, чтобы намекнуть родственникам, что ее супружеская жизнь удалась. Честно говоря, уже от одной этой мысли я чувствую какую-то смутную тошноту, потому что знаю, мне придется нелегко, придется перебороть себя, как будто я к собственной матери ласты клею или даже еще хуже: как будто трахаю какую-то не поддающуюся идентификации домашнюю птицу, недоваренную тушку. Потому что с виду эта девица какая-то синюшная и неопределенная, что вызывает у меня злость и отвращение.
В связи с этим я начинаю вести себя достаточно резко и сухо, из-за этих своих размышлений на тему ее синюшной внешности я хочу ее как-то поддеть, сказать что-нибудь язвительное.
— Ты в подвале живешь? — спрашиваю я типа на полном серьезе. Потому что все равно, буду я ей пудрить мозги: ты, мол, красивая и симпатичная, — или не буду, а я ее поимею, и это неотвратимо, как ни крути.
Да, Каспер отбил у меня Магду. И хотя это бред, подлость чистой воды без всяких примесей и химических добавок, стопроцентная подлость без сахара и красителей, хотя для меня это просто предательство, низость и насилие над моим мировоззрением, я все равно свое возьму, еще и с лихвой. И тут я начинаю шепотом считать на пальцах. Он сейчас трахает Магду, плюс один в его пользу. Но Магда дает всем, это ему минус полтора. Я трахну его Алю, хотя, принимая во внимание ее внешность, для меня это минус один. Но за то, что она не давала какому-то мудаку два года, плюс за то, что в течение нескольких дней Касперу не удалось ее ни разу трахнуть, за это за все плюс три в мою пользу.
