Так что мы оба понимали, что теперь наши дорожки расходятся — непонятно, в какие стороны и на какое время. Это депрессовало. Ничего суицидального в этом нет: депрессия — это тот же кайф, только со знаком «-». Апогей минусового значения игрека в x системе координат кардиограммы сердца.
Потом были эти утомительные проводы в аэропорту «Шереметьево-2» — радикально выпивающая мужская и рыдающая женская половинки «Красных 5 столов», растроганные родители где-то в скромной сторонке, сбоку припёка, «присядем» и «на посошок», «Скупая слеза скатилась по густой сетке ранних морщин и утонула в седой бороде». Я никогда не любил долгие проводы — особенно когда после этого в твою «копейку» засовывают в доску накачавшегося Алкоголиста и он блюёт прямо на коврик. «Копейка» досталась мне при разделе имущества, вместе с тремя чем-то тысячами совместно нажитого добра (Чикатиле — пять штук, потому что ему они были нужнее и потому что ему полагался процент за идеи).
Чикатило шутки ради купил себе билет в бизнес-класс (с открытой обратной датой), выкрасил волосы в кислотно-фиолетовый, нацепил весь пирсинг и нарядился в самый кричащий скам из всех, что у него были. Дяди-парни — его соседи по бизнес-классу — смотрели во время полёта строго в иллюминаторы, предпочитая игнорировать гостя из другой жизни. Наверное, его приняли за какую-нибудь звезду евро-панка — не знаю, я у них не спрашивал, да и Чикатило тоже. Чик просто сидел, лопал тонны KLM-бизнес-жратвы и прихлёбывал из горла вискарь, купленный вдьютифри.
По прилёте в Амстер он не отходя от кассы двинул стопы на Дамрак, и через пару часов ошивания на ступеньках фонтана у него была вписка на первое время, адреса некоторых сквотов и кофешопов и, по-моему, даже назревающая половая партнёрша.
Люди с Дамрака немного отличались от тех, с кем Чикатило общался дома, но это отличие не было принципиальным — поэтому он говорил мне по телефону, что на начальном этапе ему было до неинтересного легко.
Через неделю он совершил первую сделку — продал делегации русских студентов-математиков куль измельчённого гербария из листьев какого-то тамошнего кустарника. Сверху была навалена горстка дешёвого сканка — так что, зачерпнув для пробного косяка, математики остались довольны. Это шло вразрез с Чикатилиными принципами, но ему нужна была какая-то платформа, стартовая площадка. Ощущение профпригодности и начала боевых действий.
Когда пять тысяч ушли на липовые документы, лёгкие наркотики и долгосрочный аванс за жильё, Чикатило нашёл по «Жёлтым страницам» контору Бенни Дераада и ввалился туда без приглашения, сверкнув паспортом и потребовав законные деньги. Опешившему персоналу (состоящему, помимо Бенни, ещё из одного такого же распи…дяя) пришлось раскошелиться на месте: международных скандалов они не хотели. Оба они оказались белыми, но накуренными: на 50 % Чик был прав в своих догадках.
— Вы собирались кинуть меня, пользуясь финансовой неразберихой в моей родной стране, — назидательно приговаривал Чикатило по-английски, — но у меня, как видите, длинные руки. Накося, выкусите — вот он я, собственной персоной. Пошёл через семь морей, сквозь огонь, воду и медные трубы — только лишь бы увидеть мои кровные, мои любимые денежки.
К тому моменту у Чикатилы появился более-менее стабильный заработок: он прибарыживал ганджей, в основном для русских, мыл где-то какую-то посуду и продавал на улицах идиотские свистульки, рассчитанные на туристов-дегенератов. Иногда он подбирал возле магазинов использованные чеки, брал с полки указанный на них товар и подходил с о ним к кассе, требуя возврата денег за якобы только что купленную им вещь. Обычно деньги возвращали, но пару раз ему приходилось делать ноги. А к католическому Рождеству у Чикатилы были на руках все подложные документы, необходимые ему для выбивания кредитов из европейских банков. Началось победоносное шествие бравого сержанта Ч. по Европе — точно так же по ней некогда шастали красноармейцы-победители.
Шествие это было пока что на начальной стадии — а закончиться должно было как раз к концу действия годового шенгена. Чикатилу мало беспокоило возможное попадание в базу данных Интерпола — за это время он собирался накопить сумму, достаточную для приобретения новых документов и пластической операции. Мне эта идея не нравилась — я успел привыкнуть к его хитрой роже, я даже представить не мог на её месте какое-нибудь томное или аскетическое лицо.
— …Я боюсь заходить в педерастический квартал, — хмыкнул Чикатило. — Понимаешь, здешние меньшинства… они какие-то агрессивные.
— Что, они ходят по улицам в кожаных трусах, с плётками и в фашистских фуражках со свастиками?
— Да нет, при чём здесь это. Они… они воинствующие. Потому что легализованные. Я боюсь, что они начнут в открытую лапать меня за промежность. А я не удержусь и стукну им в глаз. А это здесь вообще не котируется — если меня задержат за насилие, я спутаю себе все карты. Возможно, меня даже депортируют, потому что здесь удар в глаз считается серьёзным преступлением, почти как мокруха. Так что я лучше не пойду в пед-квартал, нет уж, батенька, увольте.
— Чикатило, ты ли это говоришь? Кто в институте тёрся членом о лицо спящего Лёни Свиридова? Кто трогал за жопы студентов в столовой?
Это был удар в яблочко — из тех, которые нечем крыть.
— Ситуация изменилась, — только и смог сказать он. — Ситуация всегда меняется, батенька, вы уже достаточно опытны, чтобы знать это. Из агрессора я превратился в жертву. В невинного ягнёнка, блеющего у ручья в зубах у мирового волка гомосексуализма.
— Волка Фенрира, блядь, — сказал я. — Мирового змея Ёрмунгада.
Чикатило ещё минут пять нёс какую-то околесицу про педерастию, проституцию и драгз — все, кто бывает в Амстердаме, несут околесицу про педерастию, проституцию и драгз, — а потом задал мне вопрос из серии тех, что всегда ставят вас в тупик:
— Как работа?
Вообще тот факт, что я до сих пор работал, меня и самого иногда удивлял. Он шел вразрез со всей моей предыдущей биографией — да у меня тогда вообще всё пошло вразрез с предыдущей био, это была такая фишка, бороться с которой у меня не хватало сил и которая тоже не обсуждалась. Но всё же более естественным был бы вариант, если бы я продолжал оставаться на должности менеджера низшего звена, работать спустя рукава и наваривать капусту на незарегистрированных клиентах. А то, что я имел на тот момент — должность генерального директора набирающей обороты туристической компании, — вообще не вписывалось ни в какие ворота.
Но самым странным было не это. И даже не то, что «Лауда-Тур» набирала обороты вместо того, чтобы загнуться согласно графикам высших сил. Самым непонятно-удивительным из всего этого было с то, что всё это произошло только благодаря мне — я реально рулил, я был великим кормчим местного значения.
Тогда, когда мне отказали в шенгенской визе, я от нечего делать (от безысходности?) продолжал ходить на работу — мне не хотелось опять полгода корпеть над красными заголовками, в моём возрасте это могло привести к деградации и убить во мне все человеческое. К тому же из офиса можно было сколь с угодно долго разговаривать на халяву с Чикатилой — все счета из телефонной компании «Урсус Телеком», с все коды города-героя Амстердама на их вощёных распечатках могли быть объяснены налаживанием контактов, деловыми базарами и прочей офисной чушью.
