— Оказывается, шоу можно учинять даже в таком прозаичном месте, как вуз, — хвастался Чикатило, рассказывая музыкантам о наших успехах. — Если бы кто-то сказал мне об этом раньше, я бы вступил с ним в долгую и утомительную полемику, я бы дискутировал до пены у рта и полного умопомрачения. Понимаете, ведь одно дело — барыжить в институте травой или героином. Это тривиально и плоско, это делает толстый неф из Лумумбария, который каждый день приходит к нам на крылечко. Совсем другое — продавать людям знания, барыжить интеллектом, пусть даже за бутылку пива. Ибо оценки — это зеркало интеллекта, индикатор IQ. Я должен сказать — да, и плюньте мне в глаз, если хотите, но я скажу: нас одолевает гордость за наш Клуб и за всех Красивых Мужчин в целом. Почему вы все до сих пор не вступили в наш Клуб?
— Оценки — это не интеллект, это туфта, — подал голос вокалист Серёга, которого за глаза звали Алкоголистом. Он всё воспринимал серьёзно, этот Алкоголист, он был единственным в тусовке, до кого не доходил Чикатило со всеми его стилями и раскладами. К тому же он уже успел где-то высосать тот самый ежедневно полагающийся пузырь и теперь нехотя трезвел, а в таком состоянии всё воспринимаешь излишне серьёзно.
— Тем более, — согласился Чикатило, который умел соглашаться, когда надо. — Продажа туфты — это круто. Весь мир сейчас усиленно продаёт туфту. Он высасывает её из пальца и впаривает по самым высоким ценам. Бизнес типа «купи-продай-бутылку-водки-или-китайский-«адик» — это совок, рудимент. Материальный бизнес устаревает. Через пару сотен лет народ будет впаривать друг дружке только туфту. Сплошную туфту, ничего, кроме туфты.
Алкоголист поёрзал в кресле и потянулся к сигаретам. Мне было его жалко — он ни во что не въезжал, он не понимал, о чём идёт речь. Он из последних сил носил бордовые джинсы, отращивал козлиную бороду и тыкался везде своим сливовым носом, но, блин, он уже был ментальным пенсионером, он уже был вне. Годы и водка брали своё — это можно почувствовать, только если ты моложе на восемь лет. Здесь у меня было преимущество перед Чикатилой, который это вроде как тоже чувствовал, но неправильно, потому что ему было двадцать четыре.
На экране теперь маячил допотопный клип немецкой группы «Trio». Трое голых мужиков с классическими дойчевскими физиономиями сидели прямо на сцене в ванной, брызгали друг в друга водой и пели: «Da, da, da». Это что-то означает по-немецки — по-моему, «вот-вот-вот». Всё это было снято чуть ли не любительской видеокамерой лет за десять до описываемых событий, и это было прикольно. В музыке я к тому времени разбирался уже неплохо.
Чикатило о чём-то ненадолго задумался, а потом пошёл на кухню и принёс оттуда какие-то колёса. Я их есть не стал, потому что уже знал, что такое сожрать колёса на посиделках с Чикатилиными друзьями-музыкантами. Тем более что с утра нам нужно было ехать на собеседование.
Вообще весь тот год мы с Чикатилой только и делали, что ходили на собеседования. Тогда это было легко. Все эти идиотские тесты с геометрией, столбиками чисел и заданиями типа «Составьте бизнес-план по продажам сухих напитков «Зуко» в Западной Сахаре» ещё не обрели популярность, их знали только самые продвинутые кадровики, работавшие в таких компаниях, к которым нас с Чиком на пушечный выстрел не подпустили бы. Наверное, это было хорошо. Потому что вся эта геометрия, все эти бизнес-планы как раз и есть та самая туфта, о которой разглагольствовал Чикатило. Она не то чтобы очень мешает — она раздражает и депрессует. Блин, иногда мне действительно кажется, что люди глупее мамонтов.
Нам было абсолютно плевать, куда устраиваться — грузчиками или топ-менеджерами в крупную корпорацию. Камни заключались в том, что грузчики на полдня никому не требовались, а в офис нас упорно не брали. В любом случае, факт остаётся фактом: с работой тогда нам не везло — то ли время было какое-то переходное, то ли мы были неспособны возбудить интерес даже самого левого работодателя. Мы сутки напролёт корпели над нудной макулатурой с однотипными названиями типа «Работа для вас», «Работа сегодня» или «Приглашаем на работу». Это было плохо — лучше бы они назывались как-нибудь по-другому. Потому что от одного слова «работа» нас тянуло блевать. А оно яркими красными буквами бросалось в глаза, оно мерзко выделялось из вороха бумаг, лежавших на полу Чикатилиной комнаты с вентилятором и Голой Негритянкой — Лёней Свиридовым. Мы не любили работать, но ещё больше мы не любили искать работу — вот так, с однотипными звонками и кипой газет на полу. Это гадкое дело, гадкое состояние.
— Если бы я поймал джинна или золотую рыбку, или ещё какую-нибудь байду и она пообещала бы исполнить одно-единственное моё желание, я бы загадал: чтобы ни один из моих близких людей никогда — слышишь — никогда не попадал в такую ситуацию, — говорил Чикатило. — А уж как этого достичь — мне по фигу. Это проблемы золотой рыбки.
Но ни у каких рыбок никаких проблем не было. У них их вообще нет: либо их жрут, либо не жрут, и тогда у них всё нормально. Проблемы были у нас. Причем одной из главных стал «Гербалайф». Эта мерзкая бацилла к тому моменту уже успела проникнуть в каждую клетку огромного организма по имени Москва. Она генитальной бородавкой выскакивала отовсюду, из любых отверстий и щелей, при этом каждый раз принимая всё новые и новые формы — коварные менеджеры со значками «Lose weight now» шифровались с завидной фантазией. Как только они не обозначали свою галимую мошенническую контору, чтобы люди не распознали её и припёрлись в какой-нибудь дешёвый кинотеатр или ДК, которые они тогда арендовали для своих агитационных собраний. Наверное, эта примитивная тактика шла от Карнеги (всё самое отвратительное идёт от Карнеги), кто ещё мог придумать такое. Хотя кто бы это ни придумал, в чем-то он прав: людям действительно проще насрать в уши при личной встрече, а не по телефону. Они действительно глупее мамонтов. Заставив их переться в какую-нибудь заштатную пердь, ты уже делаешь полдела.
— Потому что они где-то deep inside чувствуют, что их развели, — объяснял Чикатило. — Уже потому, что им пришлось тащиться хрен знает куда и слушать этих лицедеев, которые выходят на сцену и орут «Вива гербалайф». А разведёнными им тоже быть не хочется, поэтому у них внутри возникает какое-то противоборство, и они готовы поверить во всё, что угодно, только бы не быть лохами. Для самих себя, конечно, потому что для всех остальных они уже почти состоявшиеся лохи. Там вообще одни лохи, круговорот лохов в природе. Любой тамошний супервайзер — тоже лох, потому что он так же заплатил баксы, чтобы занять это кресло. Компьютерный человечек, который перешёл даже не то что на новый уровень, а… ну ты понимаешь. Его нае…али, и теперь он наё…ывает других — цепная реакция, как дедовщина в армии. Цирк какой-то, зверинец. Уголок Дурова, честное слово.
Конечно, все эти подробности Чикатило узнал не в божественном откровении. Стыдно сказать, но мы как-то раз тоже сходили на эту идиотическую презентацию — ещё в самом начале, когда только-только появилась в Москве пресловутая зелёная ветка на белом фоне. Которую как будто вырвали из пасти Голубя Мира, немного обрезали и заставили выполнять другие, меркантильные функции.
Рассказывать о таких вещах всегда неприятно, но раз уж взялся описывать всю эту галиматью, ничего не поделаешь. Хотя, с другой стороны, на этой презентации мы почерпнули больше положительного, чем отрицательного. Смешно было до предела, хотя у нас тогда даже дунуть ничего не было, и мы гоготали в открытую, заставляя низовых шоуменов сбиваться и краснеть прямо на сцене. В результате усатые охранники вывели нас из зала. Чикатило, упираясь неагрессивно, успел прокричать:
