— Скажи этому парню, что он опоздал лет этак на тридцать, — ворчал Чикатило. — Какой на хрен рок-н-ролл, когда кругом одни Санта-Клаусы? Давай нарядим его в мои шмотки и накормим трамалом, да и дело с концом. И пусть он под этим делом шляется по городу в одно лицо и сам знакомится с молодёжью, неформалами или как там он нас называет.
Но в итоге Оленька, как всегда, одержала верх. Она свила из Чикатилы очередную маленькую верёвочку. Если бы все верёвки, свитые ей из Чикатилы, собрали в кучу, то получился бы нехилый такой парик а ля Боб Марли. А если бы их связали вместе, то по ним запросто можно было бы спуститься из окна последнего этажа сталинской высотки. И вот мы стояли у метро «Новокузнецкая», ждали эту сладкую парочку, хренов твикс, и расстреливали рекламный стенд с Санта-Клаусом. Рекламировал он, кстати, водку — хотя во всех остальных странах мира его хватает максимум на кока-колу.
Наконец возле нас остановился маленький двухместный «БMB-Z3». У Сынка хватило оригинальности не покупать себе «шестисотый» — не самое плохое начало, может, он действительно не был таким уж пропащим для общества.
— Тем не менее я хочу, чтобы ты знал: всё дальнейшее будет делаться только ради памяти о моём жёстком сексе с Оленькой, — успел сказать Чикатило. — Блядь, я уже чувствую себя так, как должен был чувствовать себя этот долбаный Клаус, когда его заставили рекламировать огненную воду.
— Ну ладно, что будем делать, народ? — весело спросил Сынок после обмена приветствиями. Видимо, кто-то объяснил ему, что «народ» — это из сленга, на котором общается молодёжь его возраста. Мы бы не удивились, если бы он предложил поехать к нему «на флэт» или обозвал Оленьку «герлой». Мы уже жалели, что согласились на это дерьмо. Ничего хорошего из этого выйти определенно не могло.
Сынка, кстати, звали Максимом. Как ресторан. В этом не было ничего удивительного, потому что таких людей очень часто зовут Максимами, сокращённо Максами. На работе дядьки, которые были старше его вдвое, называли его Максимом Аркадьевичем.
— У тебя деньги есть? — ответил ему Чикатило, хотя и так было понятно, что их у него как грязи, что он ими просто набит по самые гланды. — Тогда поехали на Никольскую и купим кое-что. Для поднятия тонуса.
— Давайте, парни! Как говорится, приведем анус в тонус! — пошутил Сынок и сам засмеялся. Секунду спустя к смеху подключилась и Оленька — надо полагать, из новоприобретенного чувства офисной солидарности. Что касается нас, то мы не стали утруждать себя ненужным проявлением вежливости и урвали из всей шутки только одну самую главную мысль: Макс Аркадьевич был не против того, чтобы купить нам наркотиков, а о большем мы его и не просили. Проблема возникла только с машиноместами: мелкокалиберный родстер никак не мог принять на борт нас с Чикатилой. Конструкция двухместного авто, специально произведённого немцами для того, чтобы европейские мажоры и прощелыги лапали чикс без лишних свидетелей, не предусматривала ситуаций, подобных нашей. Так что пришлось объяснить Максу, где и когда он должен нас ждать у 1-й аптеки, и ехать на метро. Это было хорошо, потому что мы оба не знали, как вести себя в таких машинах.
— Спорим — стартанёт с прокрутом, — задумчиво произнёс Чикатило, глядя на закрывающуюся дверь «бимера». Из-за стекла нам улыбалось Оленькино лицо, неожиданно другое, не совсем Оленькино — наверное, стёкла Максовой машины искажали реальность. На таких штучках это вполне могло предлагаться в качестве опции.
Макс тронулся медленно и плавно — он был кем угодно, но не имбецилом — любителем пошлых понтов. Чик ошибся. Последнее время он ошибался всё чаще…
— Ладно, сейчас съедим трамыч — лучше будет, — попробовал успокоить меня (или себя) Чикатило.
— Не будет. Не надо было вообще сюда идти.
— Это ради прошлого.
— Я чувствую себя пакетиком с героином, засунутым в жопу чернокожего студента Лумумбария.
— Я тоже. Я отказываюсь от своей теории глобального космополитизма.
— Да, Чико. Иногда лучше оставлять вещи такими, какие они есть.
— Беда в том, что они такими не остаются, — вздохнул Чик, протискиваясь под поручнем возле эскалатора. Если зайти в метро «Новокузнецкая» с выхода, таким образом можно не платить за вписку. — Ладно, чего там. Теперь поздняк метаться.
Чикатило уныло смотрел на людской поток, двигающийся нам навстречу. Он был настолько удручён, что даже не реагировал на симпатичных девушек, кое-где выныривающих из этой массы.
— У меня был один знакомый, — произнёс он задумчиво, — настоящий псих. Он специально ездил в метро с длинной тростью или посохом, я точно не помню. Так вот, когда он ехал на эскалаторе, он х…ярил этим посохом встречных людей. По пальцам, представляешь? Ты едешь на эскалаторе, втыкаешь в рекламу или внутрь себя. Держишься за поручень, выискиваешь симпатичных девок. А тут тебе навстречу маленький такой ублюдок с посохом, и — по рукам тебе, по рукам. Самое интересное, что ты ему за это ничего не сделаешь.
Я уже привык слушать байки про Чикатилиных друзей, настоящих психов. Иногда я просто удивлялся, как ему хватило его четверти века для того, чтобы перезнакомиться со всеми подонками Москвы и прилегающих территорий.
— Только ты не спрыгивай, пожалуйста, — снова вспомнил Чик. У него была эта идиотская (или наоборот — хорошая) привычка перескакивать с темы на тему, так, что вы не всегда сразу понимали, о чём идёт речь. — А то я один сними двумя не слажу, блядь, да я просто с ними загнусь.
— Я не спрыгну. Я, по-моему, тебя никогда не подставлял, Чикатило.
— Вот за это и выпьем минеральной воды, когда придёт время запивать наркотики. Хочешь послушать новую команду? Они больные, повёрнутые на всю голову и, наверное, едят кислую.
Чикатило протянул мне один наушник, и в нём зазвучало что-то кривое и совсем психованное. Это называлось «Тооl», и это было здорово. Если говорить о музыке, которая сейчас называется нью-металлом, то тогда она переживала свой расцвет. Не было ещё всех этих идиотских мальчуковых линкин парков и пап роучей, которые засоряют эфир и опошляют идею стиля. Были только всякие Генри Роллинзы, «Stuck Mojo», прокоммунистически настроенные RATM, первый альбом «Кояп» и эти вот больные придурки, которые снимали такие же больные клипы с песочными человечками и прочими глюками. Мы с Чикатилой будучи типичными апологетами стиля ходили в широких штанах, в то время ещё не дошедших до учащихся ПТУ и выпускников средних школ, отрастили остроконечные бороды и пропирсинговали всё, что только можно. Из-за одинаковых коротких стрижек и общего имиджевого сходства многие считали нас братьями.
Правда, ещё большее количество народа считало нас опасными идиотами. Потому и настораживал такой интерес к нашим персонам со стороны Макса-Сынка. Хотя, может быть, он и был в какой-то степени искренним, этот самый интерес — я не знаю, об этом лень думать.
Вообще-то этот Макс здорово нам помог. Он дал нам хорошую работу с нормальной зарплатой. Причем больше всего нам импонировал тот факт, что две недели в месяц мы были свободны, как негры ЮАР после прихода к власти Манделы. Все люди должны работать именно так, включая клерков, менеджеров и прочих корпоративных галстучников. Если бы на этом принципе держалась вся мировая капиталистическая система, всё было бы не так уж плохо. Может быть, в мире производилось бы не так много сникерсов или средств для мытья посуды, зато сразу уменьшился бы процент самоубийц, дегенератов и неудачников.
