Чикатило поклацал клавишами и залез в хотмэйл: на адрес #mailto: olitakich@hotmail.com. Этот адрес всегда меня пугал — если бы кто-нибудь додумался прочитать его справа налево, всё полетело бы к чёртовой бабушке, с Чик думал по-другому.
— Если хотя бы кому-нибудь здесь придёт в голову заняться на рабочем месте такой блажью, как обратным чтением фамилии сербской копирайтерши — значит, это наш человек, которого можно смело посвящать во все расклады. Банальный же и примитивный клерк никогда не додумается, что за всем этим может крыться какой-то розыгрыш.
Я соглашался со всем, кроме того, что Лиза, которой всё это в первую очередь предназначалось, банальным и примитивным клерком никогда не была. Но, в общем, я понимал Чикатилу. Это добавляло в наше скучное офисное времяпрепровождение хоть какой-то риск, хоть каплю чего-то, отдалённо напоминающего настоящую авантюру. Потому что вся эта идея с сербской девушкой-копирайтером Тиной Олитакич, прикованной к инвалидной коляске и выполняющей всю работу только на дому, была делом в общем-то стоящим, но абсолютно безопасным, как секс в презервативе или бритва «Жиллетт».
Чикатило загрузил в приложение несколько страниц с разномастными слоганами и отправил на адрес Лизы.
— Всё равно, Чик. Почему она с самого начала не могла быть какой-нибудь Таней Сидоровой, просто и без притязаний?
— Ты не понимаешь. Правильно созданная аура — это уже полдела. Она настраивает работодателя соответствующим образом. Таня Сидорова может придумать всякую х…ню, но у девушки с таким экзотическим именем, национальностью и судьбой, как наша подружка, это на 70 % исключается. Фрида Кало знаменита сейчас в основном не из-за своих аляповатых лубков, а из-за того, что при крушении автобуса оторвавшийся поручень зашёл ей в щель и вышел откуда-то из-под ребра, навеки приковав её к постели. Понимаешь?
— Понимаю. Но не согласен.
Чикатило вышел из хотмэйла, повернулся ко мне на своём крутящемся кресле и полез в очередные дебри:
— Ну-ка, скажи мне: как звали предводителя русских футуристов?
— Бурлюк, — ляпнул я наугад, вспомнив что-то из средней школы. В отличие от Чикатилы, меня никогда не цепляли русские футуристы.
— Неправильно, — сказал Чикатило. — Его звали ДАВИД Бурлюк. Давид, понимаешь?
— Чик, ты что, накурился в одно лицо, что ли?
— Не в этом дело. Представь себе, что его звали бы каким-нибудь Панасом. Или Степаном, или Епифаном. Кто такой Панас Бурлюк?
— Почему ты не сказал мне, что у тебя есть ганджа?
— Это хохляцкий хлебопашец, колхозник из Харьковской губернии. Лапоть, босяк, который придумывает всю эту чешежопицу только потому, что не знает русского языка. Но Бурлюка звали не Панас, а Давид. Который побеждает Голиафа и статуя которого стоит в Пушкинском музее, поражая первоклассников размерами половых органов. Поэтому человека с таким именем нельзя было рассматривать иначе, как гения русского футуризма. И даже те, кто не понимал всех этих выкрутасов, снимали свои широкополые шляпы, чесали округлые репы и думали: наверное, это всё-таки гениально, просто я до этого пока не дорос. Так же и с Тиной Олитакич — она, помимо всего прочего, ещё и виртуальна, а это тоже добавляет образу таинственной гениальности. Только из-за этого в нашу казну до сих пор капают копейки.
Это звучало как полный бред, но возражать я не стал, потому что виртуальная Тина уже третий месяц работала на нас, не покладая искалеченных белых ручек. Хотя нельзя сказать, чтобы она приносила нам очень уж большой доход — нет, это составляло что-то около трети нашей зарплаты, порядка двухсот баксов на брата. Это угнетало. Чёрт возьми, этот хренов «Спрейтон» потихоньку нас перекупал: он платил нам столько, что смысл наших авантюр начинал постепенно сходить на нет. Мы уже были взрослыми папиками и понимали, что настоящий драйв бывает тогда, когда ты учиняешь шоу за деньги. Когда ты реально зарабатываешь ими себе на жизнь — пусть не всё, но хотя бы значительную часть. А из спортивного интереса и любви к искусству бывает только хобби — полная шняга, бодяга, шлак. Которым тешат себя те, кого починили и винтиком прикрутили на положенное место.
Правильной офисной походкой к нам подошёл начинающий бренд-менеджер Митя. В середине девяностых годов всех Дим почему-то дружно стали называть Митями. Дань моде, которая постоянно меняется.
Митя попросил нас поставить ему новый «Кояn». Если рассматривать эту работу объективно, то это был один из её плюсов — то, что мы всегда имели возможность так вот запросто во время рабочего дня засунуть в компьютер компакт с новым «Кояn'ом». Не то чтобы нам позволяли оттягиваться на полную, как дома — по неофициальной договорённости с клерками мы включали нашу музыку не очень громко, — но все же это было куда приятнее, чем целый день слушать звуки их трудовой деятельности: стук клавиш, телефонные разговоры и скрип кресел, купленных в одной из тех контор, которые рекламируют в бесплатных газетах современную и комфортабельную мебель для офиса.
Митя нас удивлял. Он слушал ту же музыку, что и мы, но ходил на работу в галстуке, хотя этого в «Спрейтоне» не требовалось. В свободное от работы время он был полурэппером и играл в стритбол. Он даже знал кого-то из андеграунда — каких-то психов, по совместительству Чикатилиных знакомых. Митя только-только вышел из официального тинейджерского возраста — ему было двадцать лет, он писал диплом я собирался в этом году заканчивать институт, в который его иногда отпускали на лекции и зачёты. А в целом этот Митя олицетворял собой все то, что сегодня пропагандируется как образ продвинутого европеизированного клерка: нигде не зацикленный, не парящийся и ни в чём себе не отказывающий молодой человек с правом на хобби в нерабочее время.
— Ты при нём будь осторожен с психологом Дэвисом, — советовал я Чикатиле. Но Чик был уверен, что Митя из тех, кого не интересуют имена членов групп, музицирующих в их плеерах.
Мы включили Мите «Кояn» и пошли курить. Ввиду обеденного перерыва почти все очистили помещение — нам всегда нравились такие моменты, тогда мы могли подолгу смотреть заставки и говорить о наших делах на нормальной громкости.
В курилке Лиза просматривала только что вылезший из принтера каталог одной из многочисленных здешних торговых марок. Наверное, из-за этого каталога она прошляпила обед.
Текст писал я, а верстал всё это дело, естественно, Чикатило. Вообще-то у нас неплохо получалось справляться со служебными обязанностями. У меня было всё в порядке с грамотностью и стилем (хотя с этим самым рекламным стилем всё должно быть в порядке у каждого, кто хоть раз читал такой вот каталог), а у Чикатилы оказались неплохие дизайнерские способности. Рисовать он, конечно же, так и не научился, зато неплохо компоновал в электронном виде уже готовые рисунки, геометрию и фоновые заливки — а большего от него и не требовалось.
— Ну что, копирайтэр? И веб-дизайнэр? — обратилась к нам довольная Лиза. — Могу вас поздравить — с этим мы закончили. — Она постучала каталогом по подоконнику. На каталоге ещё не обсохла краска, и на грязно-белом фоне остались два или три штриха цвета гнилого апельсина. Это был убогий и неприятный цвет, но из всех предложенных Чикатилой руководство выбрало почему-то именно его.
