— Ты собираешься пустить его по кругу, чтобы все расписались? — поинтересовался я.
— Нет смысла, — ответила она. — Я уже показала его Диксону. Он сказал, что не разрешит выпускной церемонии, даже если письмо подпишет весь город.
— Ох уж этот Диксон!
Вечер пятницы выдался жарким и солнечным. Мы с Нетти сидели в тени парадного крыльца дома Смартов, с бейсбольными перчатками на коленях, наблюдая за спектаклем.
Момент прошел. Мы его упустили.
Нетти подтолкнула меня.
— Мне его жалко, — указала она на своего обкуренного брата Дунка, которого вместе с партнершей по выпускному действу Анной Хирш водили по лужайке, пока родственники фотографировались, а соседи останавливались, чтобы поглазеть. — Я хочу сказать, ему это не в кайф. Он это делает только для матери. — Она перевязала шнурок, чтобы чем-то себя занять.
— Ну, винить его за это нельзя, — заметил я, прежде чем спросить, будут ли к нашему выпускному вечеру по-прежнему в моде эти дымчато-синие фраки. На что Нетти рассмеялась, качая головой. Я хотел спросить, что она думает насчет платья Анны, но вовремя остановился. Платья Нетти ненавидела. Но не переменит ли она свое мнение за пять лет? Может, стоило задать этот вопрос? Но я не решился.
Еще момент прошел. Мы его упустили. Потом ушли в парк с бейсбольными перчатками.
Нетти бросала мяч, а я ловил. Меня это всегда успокаивало. Пока она отрабатывала крученый бросок, у меня было время для обдумывания всяких проблем. Самая главная: письмо Нетти. Конечно, я сказал ей, что оно прекрасное, но, честно говоря, понятия не имел, с какой стати она его написала, хотя, разумеется, имела полное право жаловаться на отсутствие выпускной церемонии в седьмом классе.
— Нетти, почему ты не написала о том, чем мы, семиклассники, могли бы заняться на выпускной церемонии, а не расписывать так подробно вечер двенадцатиклассников?
Нетти ответила резким, высоким броском.
— Потому что это ритуал, которого у нас нет.
Она взрыхлила землю мыском. Я вернул ей мяч, потом присел на корточки, чтобы рука пришла в себя от ее последнего броска.
— Да, я знаю. Но ты не думала, что все эти рассуждения о блевотине и лимузинах могли сработать против нас?
Нетти меня проигнорировала. Она собиралась сделать «костяшку», очень сложный бросок.
— Не надо, Нетти! Ты только повредишь руку! — крикнул я, распрямляясь, готовый бежать за мячом, куда бы она его ни бросила.
7.2
Еще в феврале мы рассказали Джону и Пенни о том, что наша школа не признает выпускных церемоний для семиклассников. Они не удивились. Джон объяснил нам причину, по которой в седьмых классах не проводилась выпускная церемония: администрация полагает, что мы еще слишком малы, чтобы осознать, с чем расстаемся. Вот тогда Пенни предложила еще раз взбудоражить коллектив, а для того устроить вечеринку у них дома. Джон согласился, сказав, что мы заслужили fête
[8]
за все те волнения, которые выпали на нашу долю за этот год. Мы с Нетти переглянулись. Предложение Пенни и Джона вызвало у нас исключительно чувство благодарности, но мы оба понимали, что коллектива больше не существует и любая попытка воссоздать его приведет к печальным последствиям. Думаю, мы оба хотели сказать об этом, но промолчали. Чтобы не обижать их. От них-то мы видели только хорошее. Джон почувствовал наше замешательство, потому что тут же повернулся к Пенни:
— Ладно, какого хрена… давай посидим вчетвером.
И Пенни согласилась.
Итак, воскресенье после выпускного вечера Дунка и перед началом предпоследней недели учебы в начальной школе, мы с Нетти поехали на велосипедах на Керрисдейл, чтобы позвонить Джону и Пенни из «Большого ковша». Потому что так мы уговаривались: мы звоним им за две недели и подтверждаем свой приезд. Я, честно говоря, об этом позабыл, потому что по собственному опыту знал: взрослые дают обещания, которые зачастую ничего не значат. Но Нетти не забыла.
Я уже набрал наполовину номер, но потом повесил трубку.
— Зачем ты это сделал? — Нетти схватилась за трубку. — Струсил или как? Хочешь, чтобы позвонила я?
Трубку я у нее отнял и попросил подождать минуту, потому что у меня есть сомнения. Я сказал Нетти, что прошло очень много времени с нашей последней встречи с Джоном и Пенни. Сказал, что у них своя жизнь и этот звонок, возможно, вызовет у них чувство вины и заставит выполнить давно забытое обещание.
— Не говори ерунды, — отмахнулась Нетти, вернула себе трубку, выудила из кармана десятицентовик. — Они нас любят. Им нравится наша компания.
Но Нетти ошибалась. Я говорил не ерунду. Я действительно опасался, что Джон и Пенни забыли про нас, и просто не пережил бы такого разочарования, поэтому попытался зайти с другой стороны.
— Да, ты права. Я говорю ерунду.
Тут Нетти повесила трубку, не набрав номер до конца.
— Ладно, что-то тебя гложет, выкладывай, — предложила она.
Я выложил. Так кучеряво лгать мне еще не доводилось:
— Меня действительно кое-что гложет. Видишь ли, я не доверяю взрослым с тех пор, как мы посмотрели те фотографии в кабинете твоего отца. Знаешь, это так меня гложет, что я даже начал задаваться вопросом, а может, мистер Джинджелл все-таки действительно растлитель малолетних.
Нетти покачала головой. Она не могла поверить моим словам. Я попытался перефразировать только что сказанное, но едва произнес несколько слов, как она набросилась на меня;
— Ты совсем охренел? У тебя окончательно съехала крыша, ты это знаешь?
И это лишь начало того, что она успела сказать, прежде чем управляющий велел нам продолжить разговор на улице.
7.3
— То есть вы солгали, чтобы скрыть истинные чувства.
— Совершенно верно.
— Потому что думали, что Нетти вам не поверит.
— Она и не поверила, не так ли?
— А с чего вы решили, что она вообще может поверить вам?
— Потому что ложь была больно большая.
— Но ее она совершенно не убедила.
— Все так. Полагаю, я пытался одновременно убить двух зайцев. Во-первых, избежать вечеринки у Джона и Пенни. Во-вторых, попытаться объяснить мою холодность по отношению к ней в парке, после того как мы посмотрели фотографии судьи.
— Но в парке вы поступили честно. Сказали, что она нравится вам только как подруга.
— Да, и к чему это привело? Если б моя мать нашла фотографию, которую Нетти засунула среди своих картинок, она бы меня просто прибила.
7.4
Нетти прилагала все силы, чтобы сдержаться, не выйти из себя, но я знал, что она снова взорвется, едва мы свернули в проулок. В последнее время она вспыхивала, как порох. И моя притворная честность пошла только во вред.
