— Откуда вы все это узнали?
— Просто отвечайте, что она еще сказала вам.
— Ладно. Она сказала, что Нетти умирает.
18.15
Итак, Нетти умирала. На самом деле она медленно умирала уже тогда, когда покидала Ванкувер после десятого класса. Это и было главной причиной ее отъезда в Англию: она уехала туда не столько потому, что хотела учиться в английской частной школе, сколько потому, чтобы быть поблизости к лучшим в мире кардиохирургам. Об этом и сказала мне мама в тот вечер на ступенях нашего крыльца. Я присел рядом с ней, все еще в своем нелепом голубом смокинге, сразу начисто забыв о Ризе и Брауне и о том, что совсем недавно потерял другого своего друга. И когда мама закончила, сказав, как она мне сочувствует, и обняла меня, этот мерзавец Карл имел наглость сказать:
— Ну, иди к своим парням. А мы посмотрим, что мы тут сняли.
Естественно, я чувствовал себя ужасно. Но в то же самое время я не был убежден, что Нетти действительно так уж больна. Несомненно, у нее были проблемы с сердцем. Да, они были серьезными. Однако я почему-то был уверен, что ей станет лучше, когда она вернется в родной город, что само пребывание здесь улучшит ее состояние. Забавно, что это был тот же оптимизм, который не давал мне поверить в смерть Робина, заставлял думать, что его просто долго нет дома, что Риз и Браун, возможно, хотят ввести меня в заблуждение, чтобы я донес на Флинна. Я не раз видел по телевизору, как копы проделывали подобные штучки. Я думал об этом, сидя на крыльце своего дома.
Я вытащил из кармана косяк и закурил, глядя в темно-синее небо. Был уже вечер, но я все еще ощущал тепло июльского дня. В небе парила чайка, и я на секунду увидел закат, отражающийся на ее грудке. Это переключило что-то во мне. С минуту я прислушивался. Полная тишина. Убедившись, что вокруг никого нет, я вытащил из заднего кармана брюк самое последнее письмо Нетти. Начав читать, я был поражен, насколько иначе я теперь понимал его по сравнению с первым разом. Потому что теперь она умирала. И потому что теперь я задумывался над каждым словом, пытаясь понять, о чем может писать умирающий.
18.15а
Самое последнее письмо Нетти
17 марта 1980 г.
Привет!
Спасибо за новогоднее письмо! Извини за задержку: собиралась сразу ответить, но была страшно занята. Не то чтобы пытаюсь оправдаться — просто рассказываю. Хочешь узнать, чем я тут занимаюсь? Ну, слушай.
Недавно узнала, что меня приняли в Голдсмит. Знаешь, что это такое? Наверное, нет. Ну, я тебе расскажу: Голдсмит — одна из лучших школ искусства во всем Соединенном Королевстве. И они берут меня! Да! Но, серьезно, туда очень трудно попасть. А сколько надо заполнить всяких бумаг! Но овчинка стоит выделки. Им понравился мой портфолио, и на следующий день после подачи заявления от них пришло письмо: принята. Так что рано или поздно собираюсь стать художником. Круто?
В последнее время много фотографирую и снимаю на видеокамеру. Да-да, я знаю — видео. Все ненавидят видео. Но я думаю, это новое средство, и средство прекрасное. Художники всех дисциплин быстро на него подсели — постановщики, скульпторы, живописцы — все. Пару месяцев назад была лекция одной тетки в Сент-Мартинс, и один из инструкторов взял туда нашу группу. Не помню имени лектора, но она показывала нам на видео отрывки работ таких людей, как Джоан Джоанас, Брюс Наумен, Нэм Джун Пайк. (Известны тебе эти имена?) Но лучше всего была демонстрация «Delicate Issue» Кэт Крейг. Это видеофильм — съемки тела самой художницы с очень близкого расстояния, так что в какой-то момент уже не знаешь, человеческое тело это или что-то еще. Как было отменено потом, во время ответов на вопросы, в фильме хорошо то, что тело парадоксальным образом отчуждается при помощи приема детального самоисследования. Естественно, это высказывание привлекло мое внимание, поскольку мое собственное тело так много исследовали — не только доктора и моя мать — хуй знает для чего! — но и специалисты из служб знакомств, ателье и имиджмейкерских компаний — все эти люди, зарабатывающие себе на жизнь тем, что указывают женщине, как ей следует выглядеть и одеваться. Понимаешь, что я имею в виду? Извини за долгие разглагольствования. Просто эта тема так меня сейчас возбуждает!
Кстати, о возбуждении. Пару месяцев назад в Эдинбурге был большой скандал. Дебаты «Старое искусство против порнографии». Только дело еще осложнялось тем, что речь шла о детской порнографии, а не о той, что в «Плейбое». А случилось вкратце вот что. Местный художник сделал несколько снимков своих детей, когда те голыми резвились на пляже, и потом выставил фотографии в одной частной галерее. Через два дня это засекли копы и закрыли экспозицию. Это привело к тому, что собралась группа художников, которая начала широкое публичное обсуждение на тему детей и сексуальности. Одного из наших инструкторов попросили выступить. После выступления, когда он шел к своему автомобилю, его избила толпа. Его речь называлась так: «Рекламирование и сексуализация детских тел: и хочется, и колется, и мама не велит». Я спросила, нельзя ли ознакомиться с его докладом, и он разрешил. Доклад был превосходен. Большая его часть была посвящена доказательству того, что дети так же сексуальны, как взрослые. По мнению инструктора, средства массовой информации вульгаризируют эту область, превращая детей в маленьких блядей. Родителями же в действительности движет желание вернуть через своих детей утраченную ими самими невинность. Думаю, автор собирается опубликовать этот доклад. Как только его напечатают, обязательно пришлю тебе вырезку.
Но все это были цветочки, потому что сейчас в Манчестере планируется большая конференция под названием «Секс и его изображение». И это уже не просто художники — в ней примут участие антропологи, эксперты по средствам массовой информации, историки — всех не перечислишь. В общем, звучит многообещающе. Узнав об этом, я взяла в Уитфорде проспект — и вот какие в нем заявлены темы: «Порнография в кинематографе как пародия на кассовые голливудские кинофильмы: порнографические вариации на тему библейского эпоса»; «Порнография против буржуазного вкуса: история Эла Голдштейна»; «Отношения между порнографической короткометражкой с изображением полового акта и модернистским стихотворением: структурный анализ». Неплохо, да? Надеюсь, я смогу присутствовать на этой конференции. Скажи, а ты еще хранишь то фото, которое я, помнишь, отдала тебе в седьмом классе?
Ну ладно, я могу еще писать и писать. Но что с тобой? Чем ты занят? Моя мама сообщает, что время от времени видит тебя, куда-то спешащего, поглощенного своими мыслями и не замечающего ничего вокруг. Ты все еще снимаешь старые здания? Благородный промысел, конечно. Папа говорит, что в последние дни в «Терминал-клубе» много разговоров о грядущем Экспо. Он считает, если это случится, Ванкувер сильно перестроят и он никогда уже не будет прежним. Говорил что-то насчет перехода экономики города от ресурсной базы к туристической… Затрагивает это тебя каким-нибудь боком? Ты следишь за политикой в последнее время? Знаешь, что Маргарет Тэтчер в своей последней публичной речи на прошлой неделе привела правительственную программу «Социальный кредит» в Британской Колумбии в качестве блестящего примера свободно-рыночного капитализма? Не слышал еще последний альбом «Cure»
[63]
? «Семнадцать секунд»
[64]
? Совершенно депрессивная музыка. Собираешься осенью поступать в университет? У тебя есть уже какое-нибудь представление о том, кем ты хочешь стать?
