— Мне плевать на арабов. Я думала, что все должно быть чересчур.
— Должно. Но не каждый раз. Надо соблюдать баланс.
— Ты меня достала со своими арабами. Тебе следовало бы пойти работать. Стать училкой или социальным работником — у тебя доброе сердце.
— Если бы мне позволили, я бы всем добро делала. Рядом со мной мать Тереза показалась бы толстой сукой. Но эти люди слишком слабы, от них одно говно — ну как им добро делать? Безвольно цепляются за жизнь, хнычут. Срать на них хочется. Ну что в них хорошего? Я ничего не могу сделать для них.
Надин хмыкает:
— Они и не знают, чего лишились.
А малышка продолжает:
— Блядь, какой сушняк. Я никак не могу прийти в себя после того, что мы натворили. Надо сходить в сральню, проблеваться, а потом снова нажраться пирожных… Вкусные, надо было захватить с собой. Ты вынула пушку, а я тут же выстрелила не раздумывая. Фокус-покус. Это, дылда, было боевое крещение, и ты не остановилась на полпути.
Она достает из кармана шоколад, снимает с него прилипшие волоски. Предлагает Надин.
За рулем Надин успокоилась. Она едет быстро и отлично ведет машину. Малявка права — они прекрасно работают вдвоем.
Angels are dreaming of you.
[23]
Такое ощущение, словно колеса пожирают дорогу. Она громко заявляет:
— Вот они завтра порезвятся в отеле! Кровь, пушки и плейеры.
— Созовут пресс-конференцию, дадут вволю подрочить банде писак. Прикинь, легавые трясутся над каждым нашим окурком. Ебтить, скорее бы утро, чтобы прочитать все это в газетах!
— Не понимаю, как ты можешь читать. У меня от этого мандраж.
— Ты воспринимаешь все слишком всерьез, ты любишь себя помучить, но какая разница, что пишут. Я как только представлю, что про меня прочтут соседи, сразу начинаю помирать со смеху. Я бы вернулась туда, чтобы просто похлопать их по плечу: «Ну, как ребятишки, как идут дела? Все скучаете?»
— Хочешь туда отправиться?
— Нет. Я больше никогда не хочу там очутиться.
Глава семнадцатая
Проехав довольно долго, они видят парня, отливающего в кювет. Пуля в колено, пуля в затылок. Надо сменить тачку на случай, если…
Они спорят, будут ли их искать с вертолетом и как. Надин роется в сумочке и в карманах, не отрывая взгляда от дороги:
— Блядь, забыла кассету в той машине, ну и дура!
— Какая реклама для группы!
— Им и без меня пиздато, блин!
— Плюнь, тут все равно нет магнитолы.
Вскрикивает:
— Полицейский грузовик. Пиздец, полный грузовик легавых! Наверняка блокпост, ебаная дорога!
Маню говорит быстро, но спокойно. Дорога едва освещена, Надин щурится. В нескольких метрах на обочине действительно стоит грузовичок легавых. Привычное ощущение укола в сердце. «Приехали».
Маню спокойно руководит, она впервые четко выговаривает фразы.
— Если дело будет худо, жми на газ. А я буду стрелять. Во все, что движется. Не забудь, что у нас отличная бригада. Попробуем прорваться. По крайней мере, устроим такое блядство, какого они еще не видели.
Они подъезжают к грузовику. Краем глаза Надин видит злую усмешку Маню. Она берет ее за руку, стыдясь своего жеста. Но Маню тут же сплетает свои пальцы с ее пальцами и сжимает так, что начинают болеть костяшки. Они повязаны друг с другом, неразлучны. И непобедимы, даже если у них не осталось ни малейшего шанса.
Они проезжают мимо грузовика. Внутри никого нет. Теперь Надин понимает смысл выражения «сердце выскакивает из груди». И ей это нравится. Хочется, чтобы ей преградили путь. Чтобы сыграть с судьбой, попытать счастья.
Чуть дальше фары выхватывают из темноты пару легавых, которые обыскивают девицу, стоящую у стены. Маню цедит сквозь зубы:
— Глазам своим не верю. К нам это не имеет никакого отношения.
В момент, когда они поравнялись с группой, девица отталкивает одного из легавых и бросается прочь. Второй тянет руку к поясу. Маню вопит: «Стой!». Машину с визгом заносит, когда Надин ударяет по тормозам. Маню стреляет, и легавые падают, так и не успев выстрелить. Потом спокойно подходит к ним и выпускает в каждого по несколько пуль, ворча:
— Осторожность не помешает.
Девица остановилась. Неподвижно застыла в нескольких метрах. Задумывается, потом не спеша возвращается.
«Стан Смит» и черный бомбер, в темноте поблескивают длинные волосы. Гордые манеры и походка. Настоящая городская амазонка.
Переворачивает первое тело носком ноги. Чуть отступает в сторону и бьет по голове, как по мячу. Внимательно смотрит на второй труп. Потом на машину, и только теперь поднимает глаза на Маню. Говорит:
— Никогда не видела мертвецов, — и показывает на легавых. Она без всяких усилий сохраняет спокойствие. Демаркационная линия между тем, что творится в ее черепушке, и тем, что отражается на ее лице, вычерчена точно. Ситуация не настолько исключительная, чтобы терять самообладание.
Маню улыбается, склоняется на легавым.
— Приятно пришить такого.
Кивает в сторону Надин и добавляет:
— Она считает, что трупы все одинаковы. Но у меня к легавым особое отношение.
Надин не вылезает из машины. Вглядывается в лицо девицы, которая даже не посмотрела на нее. Удивительно правильные черты лица, надменность принцессы. Врожденная элегантность. Она произносит:
— Я только что такую хуйню спорола. — Голос звучит равнодушно.
Маню достает пачку сигарет, предлагает девице, потом подходит ближе, чтобы дать огонька. Настоящий церемониал — знакомство по всем понятиям. Девица застегивает молнию куртки и говорит:
— Я живу тут недалеко с моим братишкой. Спокойное местечко. Вам, наверное, надо где-то провести ночь.
Маню поворачивается к Надин, наклоняется к Дверце, спрашивает:
— Что скажешь?
— Согласна.
Девица отходит на несколько шагов, курит сигарету и смотрит на дорогу, давая им спокойно все обсудить. Надин добавляет:
— Место, вроде, спокойное, но разумнее поскорее смыться отсюда.
А поскольку Маню колеблется, словно хочет что-то добавить, но не знает, как сформулировать, Надин сухо успокаивает ее:
— Я поняла, что мы не стреляем в лиц арабской национальности. В данное лицо — тем более.
Маню встряхивает головой и смеется:
— Не обижайся, дылда, но ты с такой легкостью переступаешь границы, что я хотела все выяснить заранее.
