— Ты сумасшедшая! — сказал ей Банан.
— Ты лучше думай, что будешь делать! — сказала Жанна.
— Уберу платочек! — сказал Банан и действительно убрал в нагрудный карман рубашки.
— Настоящий испанец, — ехидно сказала она, — ну а что дальше?
— Не знаю! — честно ответил Максим, чувствуя, как ее запах начинает перебивать запахи моря и растущих поблизости пиний.
— Тебя обокрали и чуть не убили, — презрительно сказала Жанна, — а ты ешь рыбу и нюхаешь женские трусики, действительно — Банан!
— Слушай, — не выдержал он, — ты чего ко мне пристала? Сама позвала меня сюда!
— Ты стоял и клянчил деньги, такой же жалкий, как и все русские…
И она заплакала.
— Эй! — сказал Банан.
— Сваливай! — тихо проговорила Жанна, — если еще надо денег, то скажи — сколько…
Он отодвинул тарелку, тяжело и мрачно посмотрел на нее, встал из-за столика и резко зашагал вниз к морю.
— Иди, иди! — закричала она ему вслед, а потом вскочила и побежала вдогонку.
— Seniora! — раздался удивленный возглас владельца ресторанчика, — Por que?
— Lo siento! — крикнула она на бегу, а потом добавила: — Pronto!
И она действительно скоро вернулась, почувствовав всю глупость происходящего, пусть сваливает, пусть убирается, пусть исчезает туда, откуда взялся и никогда больше не появляется, хотя с чего бы это ему появиться вновь?
Допила вино, отломила кусок хлеба, с сожалением посмотрела на него и положила обратно.
Затем попросила счет.
Сказочная Тосса смеялась над ней, как над ней смеялись все и всегда.
— Pardone! — сказала она хозяину, забирая сдачу.
— Gracias! — улыбнулся тот без всякого смущения.
Жанна встала и пошла дальше, к вершине, на тот самый высокий холм, что был естественным продолжением развалин замка.
Этот идиот уже ждал ее там.
Она не могла понять, как он здесь оказался, ведь она сама видела, как он быстро спускался к морю, так быстро, что бежать за ним она не стала.
А сейчас он был здесь, сидел прямо на камнях, хорошо еще, что солнце уже не стояло в зените.
— Ну? — спросила она, садясь рядом, — что ты надумал?
— Я убью его! — ответил Банан.
— Кого? — переспросила Жанна.
— Вилли, — сказал Банан, а потом, помолчав, уточнил: — Адамастора!
— У тебя документы-то есть? — спросила она.
Он хмыкнул и достал свой коста-риканский паспорт.
— Рикардо Фуэнтес! — прочитала вслух Жанна и засмеялась.
Раздались голоса: какие-то очередные немцы…
Даже не очередные, те самые, что плыли с ними на катере.
Фрау совсем взопрела, сняла с себя лифчик и тащится, тряся грудями.
Именно, что тащится — вслед за семейством, папаша же с сыновьями прыгает впереди, с камня на камень, с плиты на плиту, цифровая камера все в руках, как и там, возле нудистского пляжа.
Жанна смотрит на фрау и вдруг резким движением снимает топик.
— Пусть подышат! — кокетливо говорит она Банану.
Тот безразлично смотрит на ее грудь, так же безразлично, как совсем недавно сунул в нагрудный карман ее трусики — вон они, все еще торчат кружевным платочком белого цвета.
— Ты, наверное, больной! — зачем-то говорит Жанна, закрывает глаза и подставляет грудь солнечным лучам.
На вершине Тосса-де-Мар, на самой, самой вершине…
Ей хочется, чтобы он сделал это прямо сейчас, несмотря на шарахающихся рядом немцев.
На жару и то, что она вся мокрая от пота.
И не только пота.
Трусики хоть сдерживали влагу, сейчас между ног озерцо.
Больной Банан не обращает на нее никакого внимания и даже не смотрит на затвердевшие соски.
— Отмороженный, — говорит ему Жанна, — может, ты проснешься?
— Я не сплю, — говорит Банан, все так же не обращая на нее никакого внимания, — я думаю…
— Он думает, — говорит о нем в третьем лице Жанна, все еще сидя с закрытыми глазами, — интересно, что происходит в его голове?
Банан не подхватывает игру, он все так же мрачен, солнце потихоньку начинает свой путь к горизонту.
— Хочешь, я тебе помогу? — спрашивает Жанна.
Он не отвечает, она открывает глаза и видит, что Банан пытается что-то нацарапать палочкой на валяющемся рядом плоском камне.
Она может снять юбку, но тогда на ней совсем ничего не останется.
А здесь — не пляж нудистов, хотя кому какая разница.
Но и так она его не соблазнит, ему ничего сейчас не надо, этому сумасшедшему русскому с коста-риканским паспортом.
Хотя она тоже — сумасшедшая русская, замужем за голландцем.
Милый Рене, сегодня надо ему позвонить.
Может, ему уже надоело пить пиво в Праге.
«Мы все сумасшедшие!»— думает Жанна и опять закрывает глаза.
Одна сумасшедшая подруга в Дании, другая — в Турции, всегда любила восточных мужчин.
Работает гидом в турагентстве и весь сезон живет с мужем прямо на яхте. Яхта…
Жанна резко встает и смотрит на Банана.
— Слушай, — говорит она, — этот твой парень — Он ведь рэпер?
— Рэпер! — так же заторможено отвечает Банан.
— И играет в клубах?
— Играет!
— Тогда тебе его просто вычислить!
Банан смотрит на нее и не врубается.
Она опять садится рядом, но уже лицом к лицу, почти прикасаясь сосками к его груди.
Смешно смотреть на свои собственные трусики в чужом кармане.
Рене бы этого не понял.
Временами он чертовски целомудрен.
Хотя его возбуждают черные чулки.
Она давно не надевала черных чулок, даже для мужа.
Чулки на резинках и без пояса, некоторых это очень возбуждает.
— Послушай, — говорит она, — в этом мире не так много мест, где они тусуются в сезон, те, кто играет по клубам…
Банан смотрит на нее, солнце все ближе и ближе скатывается к линии горизонта.
Немцы опять прошмыгнули мимо, видимо, решили двинуть обратно.
— Тебе надо определить места…
— А на что я поеду? — говорит Банан.
— Я сейчас позвоню подруге, — говорит Жанна, — она в Турции, в одном очень прикольном месте… Там в сентябре отвисает вся Европа… Понял?
