— Excuse me! — говорит Банан и добавляет: — But you so beauty!
— He понимаю! — отвечает та по-русски.
Банан облегченно вздыхает и по-русски повторяет только что сказанную фразу:
— Извините! — говорит он — Но вы такая красавица!
Ненависть исчезла, зато появилась растерянность.
Кролик перестал есть кукурузу и начал умывать мордочку, как кошка.
— Смешной! — говорит Банан.
— Вы здесь давно?
— С сегодняшнего утра! — нейтральным голосом отвечает Банан, чувствуя, как запах желания, исходящий от худой особы, становится нестерпимым.
— Марина! — говорит та и кокетливо протягивает руку.
Он называет свое имя.
— Вы в каком отеле остановились? — спрашивает она.
— Я не в отеле, — говорит Банан, — я у знакомых. На яхте…
— И я не в отеле, — говорит Марина, — в апартаментах, так дешевле…
— Хочешь где-нибудь посидеть? — спрашивает Банан, машинально проверяя, в кармане ли оставшиеся деньги.
Та кивает головой.
Они оставляют в покое принявшегося за следующий початок кролика и идут к ближайшему бару.
«Если я не найду завтра Вилли, — думает Банан, — то мне кранты…»
Бар называется «Moonlight driver», стойка прямо под навесом на улице. Банан помог Марине взобраться на табурет и почувствовал, что его ладони стали потными.
— Что будешь пить? — спросил он.
— Немного виски! — расслабленно ответила она и достала из сумочки сигарету.
Где-то в небе, совсем рядом с улыбающимся шаром полной луны, открылись дополнительные отверстия, и очередная порция веселящего газа хлынула на город Бодрум, некогда Галикарнас.
Перед ними поставили два стакана с виски. Банан рассчитался и подумал, что ничего не бывает просто так, видимо, это тоже входит в неведомые планы того, кто все затеял.
За стойкой на стене висела афиша, напоминающая о nightmare party МС Адамастора.
По крайней мере, ему будет с кем туда пойти!
Марина
Она всегда хотела уехать и почти никогда никуда не уезжала.
Не потому, что не могла — боялась, как и всего в жизни. Хотя будучи Скорпионом по гороскопу, внешне вела себя совсем иначе — смело, нахраписто, временами развязно и вызывающе: лишь бы никто не заподозрил ее в том, что она боится.
Родителей, мужчин, начальников — когда в ее жизни появились начальники — и даже подруг.
А чтобы меньше бояться, она вывела для себя особый жизненный закон, по которому всё в этом мире есть просто сделка.
Родителям хотелось, чтобы она была достойной дочерью, — она, насколько это получалось, и была такой, даже когда ей исполнилось двадцать, затем двадцать пять, она продолжала быть примерной девочкой, но это стоило родителям ежемесячных пожертвований, а когда они не поступали, то она просто переставала им звонить.
Что касается мужчин и начальников, то эти два понятия в ее жизни стоило объединить, она спала со всеми мужчинами, которые были ее начальниками, а значит, что и со всеми начальниками, которые были мужчинами.
Женщин она боялась еще больше, потому что на самом деле ее тянуло именно к ним, может, из-за того, что была она не просто стройной, а худой, с маленькой грудью и еле заметными сосками, да и между ног у нее было не так уж чтобы совсем просторно, и каждый второй самец — а все мужчины однозначно самцы — делал ей больно, пусть даже потом на смену боли приходила вначале та теплая, а затем и обжигающая волна, лучше которой временами она ничего не могла представить.
И на какое-то время это мирило ее с собой.
Но только — на какое-то время, пока она опять не начинала думать, что всем надо от нее лишь одного: обидеть, унизить, попользоваться, заплатив при этом как можно меньше.
Последний начальник попользовался ею дома, потом взял с собой на очередные переговоры в Барселону, а там внезапно решил расплатиться с ней на всю последующую жизнь. Купил билет на самолет, заказал место в автобусе, оплатил проживание в Бод-Руме, и даже сделал так, что на месте ее ожидал еще один билет — уже домой.
Но все это с условием — больше она его никогда не увидит.
Хотя положенные за внезапное увольнение деньги он ей тоже выплатил, наличными, в Барселоне.
Сказочная отчасти история, если бы только этом все закончилось.
Она не могла даже выплакаться как следует — последний вечер они провели в ресторане, потом была последняя ночь, она напилась и утром не могла вспомнить, что он с ней делал, но болели все отверстия, и она подумала, что, может быть, и хорошо, раз все происходит именно так.
Вот только поплакать все равно надо.
Лучше уже в самолете.
Только в самолете ее соседом оказался здоровенный черный, и она весь полет дрожала от непонятного страха — от него пахло чем-то совершенно незнакомым, беспробудно чужим, хотелось залезть под кресло, свернуться там малюсеньким комочком, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза.
Так что она не смогла выплакаться, как не сделала этого и в автобусе — дурная шутка, но сосед по самолету тоже оказался в нем и даже подмигнул, тихо насвистывая туповато-ритмичный мотивчик.
Внезапно ее заинтересовал большой перстень па безымянном пальце черной руки.
Если что Марина и любила всерьез в этой жизни, то, перстни, и не потому, что сходила от украшений с ума.
Пусть она и боялась всего, но, будучи Скорпионом, действительно обладала часто невнятной, порою обескураживающей, иногда доставляющей неприятности, а временами дающей иллюзорное подобие власти силой.
Да и книги любила читать исключительно о силе.
Худющая секретарша с малюсенькой грудью, скуластым личиком и востреньким, задранным кверху носиком.
Смешная темноглазая мышка.
И эти большие черные глаза вроде бы притягивали силу, а временами даже излучали ее.
Так что увидев перстень на безымянном пальце, она поняла, что этот парень — не просто гора мускулов, обтянутых черной кожей.
Он из посвященных, намного более посвященных, а это — шанс.
Пристроиться, присосаться, незаметно вползти под кожу.
Попробовать иной крови, и от этого измениться самой.
Подобного нельзя с начальниками, как и со всеми прочими похожими мужчинами — у них нет силы, лишь похоть распаленной плоти.
А силе нужна сила, тогда пропадает страх.
Марина почувствовала дрожь, черный спокойно спал в своем кресле, но дрожь не проходила, ее лихорадило, как бывает, когда поднимается температура.
Тогда она закрыла глаза и попыталась вползти черному в голову.
