Ему хочется опуститься на пол, сжаться, стать невидимым.
— Так чья это песня? — спрашивает Вилли у Банана.
Банан смотрит на самый большой экран.
Палтус улыбается и исчезает.
Банан видит холм, невысокий, зеленый, пологий холм.
И идущую по холму свою сестру, Мартышку.
Потом видит себя — совсем маленького.
Он помнит, что это последний холм по дороге к морю.
За ним лишь полоса песка и нежные августовские волны, плавно накатывающие на берег.
Банан вспоминает, что это было за несколько лет до того, как Мартышка познакомилась с Палтусом.
Тогда они сели на электричку и поехали вдоль берега.
Не убежали из дома, просто — решили попутешествовать.
Хотя бы несколько часов.
Вышли на той станции, которая им больше понравилась.
И пошли к морю через холмы.
По дороге он чуть не провалился в какую-то глубокую штольню, но сестра успела его подхватить.
А потом дала по голове.
Больно, но справедливо.
Это случилось минут десять назад, сейчас они уже перевалили через последний холм и идут к морю.
Наверное, это были лучшие минуты в его жизни.
Он мог погибнуть, но он не погиб, а сейчас спускается по уже подсохшей августовской траве и вот-вот как ступит на горячий прибрежный песок.
Разденется и зайдет в воду.
И Мартышка тоже зайдет в воду, его лучшая на свете сестра.
— Это чья песня? — спрашивает он у сестры.
Та не отвечает.
— Мартышка, — просит Максим, — вспомни, чья это песня?
Она улыбается, внимательно и лукаво смотрит на брата, потом подбирает веточку и начинает выводить на песке слова.
Банан читает первую строчку:
Ну а если ты не веришь, что я Палтус, твой друг…
— Уберите эту девку! — громко говорит Вилли.
Палтус смотрит на Вилли и предлагает тому заткнуться.
Мартышка принимается за следующую строку:
Повидай сестру Мартышку, чей задок так упруг…
Продавец снова говорит с кем-то по мобильному телефону.
— Сам заткнись! — отвечает Вилли Палтусу.
На песке возникает третья строчка:
И спроси ее, какого цвета я дарил ей халат…
Палтус, Банан и Вилли внимательно смотрят на то, как Мартышка приступает к четвертой.
Но она не спешит, задумчиво смотрит в сторону горизонта, полоса воды там уже не синяя, а почти черная, это у берега вода голубая, но потом она становится синей, затем — темно-синей, к горизонту чернеет, и чернота с угрожающей быстротой наползает в сторону берега.
— Шторм идет! — говорит Мартышка брату — Пора сматываться!
— Я еще не наплавался! — капризно отвечает тот.
— Нас смоет, дурачок! — произносит сестра.
— Эй, — говорит Вилли — там должна быть еще одна строчка!
— Нам пора, — говорит Мартышка, — сейчас начнется!
Половина неба уже черная, пусть даже здесь, на берегу, все еще ярко светит солнце.
Но каток катится, море притихло, скоро оно встанет на дыбы и обрушится.
Взметнется ураганный ветер, тонны воды будут падать с неба.
Шторм, дождь, ветер.
— Бежим! — кричит сестра брату, вскакивая с песка.
Банан хватает вещи в охапку и несется за ней, обратно на холм.
— Строчка! — кричит Вилли им вдогонку. — Ты забыла последнюю строчку!
— Я тебе подскажу! — ехидничает Палтус.
Первый раскат грома. Палтус что-то произносит, видно, как на экране шевелятся губы.
Видно, но не слышно.
Тогда они все равно промокли до нитки — дождь застиг их почти у станции, но когда они влезли в электричку, идущую в город, то почему-то были очень счастливы и беспричинно смеялись.
Электричка ехала вдоль берега, берег пожирали здоровенные волны, за окном все было темным, с непрерывно распарывающими мглу зигзагами молний.
Мартышка притихла, а потом сказала брату:
— И она ответит: «Белого! а что тебе, брат?»
— Это ты о чем? — спросил тот.
— Не знаю, — сказала сестра и заплакала.
— Вот видишь, — сказал Вилли, — все правильно, это моя песня!
— Отдай, — спокойно проговорил Палтус, — это не твоя ампула!
Улыбающийся афро-американец снова покачал головой.
У продавца опять зазвонил мобильник.
Тот послушал, покачал головой в недоумении, потом вышел из-за прилавка и пошел к Банану.
По CNN показывали сюжет о торнадо где-то в Америке.
По Sky-TV очередной захват заложников.
Банан взял телефон и поднес к уху.
Голос был незнакомым, низким и неприятным.
От таких голосов ничего хорошего ждать не приходится.
Голос советовал свалить отсюда как можно быстрее.
Иначе будут неприятности.
Точнее — он уже и так в неприятностях по макушку.
А что будет дальше — никому мало не покажется.
В Барселоне — это только цветочки.
Тогда его пожалели, больше не будут.
Понял?
— Понял! — тихо ответил Банан, а потом вдруг разозлился и задал дурацкий вопрос:
— А ты, собственно, кто такой?
В мембране хрюкнули, но потом тем же низким и неприятным голосом произнесли:
— Зови меня Даниэль!
И связь прервалась.
По CNN начались сказки шоу-бизнеса.
По Sky-TV долдонили о новом африканском вирусе.
Банану стало жарко, он почувствовал, что голова идет кругом.
Кружится, вертится, мотается из стороны в сторону.
Надо за что-то схватиться, иначе он сейчас упадет, грохнется на пол, потеряет сознание.
Его о чем-то спрашивают.
Максим оборачивается, в глазах туман, но сквозь него, пусть и с трудом, он видит ту самую молодую особу с соломенными волосами.
Сердобольный голос:
— What kind of problems?
Банан напрягается и вдруг отчетливо понимает, что отвечать по-английски не может.
Слова не приходят, их выморозило.
— Мне плохо! — говорит Банан по-русски и вдруг вцепляется женщине в плечо.
