– Выходит, что так, – согласился Телман и вскинул подбородок. Лицо его оставалось непроницаемым. – Может, на этот раз дело не касается высших кругов общества. Так, обычная полицейская работа, как вы считаете? Если наш маньяк, конечно, не джентльмен. – В глазах его блеснула ирония, но тут же исчезла. Он молча смотрел на начальника, ожидая, что тот скажет дальше.
– Маньяки могут быть в любом сословии, – согласился Питт, прекрасно понимая, что это не имеет отношения к тому, что сказал Телман. – Едва ли их так много среди джентльменов. Что сказал врач? Обнаружены следы борьбы?
– Нет, сэр. Никаких повреждений, синяков или царапин. Нанесен удар по голове, как и Уинтропу.
– Его одежда?
– Влажная в нескольких местах, кое-где испачкана землей, но нигде не разорвана, без пятен или следов крови – кроме как, разумеется, вокруг раны на шее, как вы понимаете.
– Следовательно, он тоже не оказывал сопротивления, – заметил Питт.
– Похоже, что нет. Вы откажетесь от этого дела, сэр?
Слова Телмана были двусмысленны, хоть и вежливы, а за ними виднелась истинная суть этого человека – вызов, насмешка, стремление поймать шефа на профессиональной ошибке, достаточно серьезной, чтобы тот потерял свое место. Оба знали это, хотя Телман стал бы с улыбкой все отрицать, если бы его в этом обвинили.
– Сделал бы это с удовольствием, – Питт ответил Телману таким же твердым взглядом. – К сожалению, я не уверен, что помощник комиссара позволит мне это. Лорд и леди Уинтроп, оказывается, люди довольно известные – так, во всяком случае, он считает – и заслуживают того, чтобы мы сделали для них максимум того, что можем, не только формально, но и фактически. Однако… – Он удобнее откинулся на спинку кресла и небрежно сунул руки в карманы. – И вас я не собираюсь снимать с этого дела. Вы играете в нем слишком важную роль. – Питт улыбался. – Сама идея отстранения офицера полиции от расследования, когда в стране совершается серия убийств, никуда не годится. В вашей записной книжке содержится уже немало фактов, пусть не очень важных или совсем не важных, но все они необходимы. Никогда не знаешь, что может пригодиться. Какой-нибудь пустяк может закончить всю картину.
Телман ошеломленно глядел на него.
– Понимаю, сэр, – промолвил он наконец с улыбкой, скорее похожей на оскал, нарушившей симметрию его длинного со впалыми щеками лица. – Надеюсь, я так или иначе решу эту загадку.
– Прекрасно. Разузнайте все, что можно, об этом Эйдане Арледже, кто он и нет ли здесь какой-либо связи с Оукли Уинтропом…
– Возможно, место убийства, – небрежно заметил Телман. – Маньяков не интересует, знакомы ли друг с другом его жертвы.
– Я говорил о связи, – поправил его Питт, – а не о знакомстве. Не похожи ли они друг на друга? Не одеваются ли одинаково и не ходят ли одной дорогой в одно и то же время? Есть у них общие привычки или интересы? Есть же какая-то причина, почему маньяк убил именно этих двух джентльменов, а не других, которых немало бывает в парке в это время.
– Ему только дать время, – сухо сказал Телман. – Два убийства за две недели. Такими темпами он дойдет до пятидесяти к концу года. Пятьдесят человек, прогуливающихся в парке… Что-то тут не так. Теперь я, пожалуй, остерегусь ходить там вечером.
Он пристально посмотрел на Питта, и тот понял, о чем думает Телман. Оба представили себе, как нагнетается атмосфера вокруг этих убийств, как ползут слухи, растет страх, появляются жуткие россказни, даже анекдоты, как усиливается подозрительность по отношению к любому новому человеку в районе или просто к тем, кто не такой, как все. Вновь все вспомнят убийства в Уайтчепеле и Джека Потрошителя, которого так и не поймали.
– Далеко ли эстрада от озера Серпентайн, где нашли Уинтропа?
– Около полумили.
– Этот бедняга был убит на эстраде, там, где его нашел трубач?
– Нет, – тут же ответил Телман, словно ждал этого вопроса. – Никаких следов крови, о которых можно было бы говорить. А ведь после такого убийства там все должно было бы быть залито кровью. И никаких травинок на подошвах. К тому же в течение несколько дней траву в парке не стригли, судя по газонам. Ни травинки не прилипло к моим башмакам, когда я шел через лужайку. Но я еще повидаюсь со смотрителем парка, – добавил он, не дожидаясь, когда это посоветует ему начальник.
– Рана чистая, не так ли? – уточнил Томас.
– Нет, куда хуже, чем в первом случае. Похоже, ударов было два или три. – Телман даже поморщился от воспоминаний, хотя выдержки ему было не занимать. – Не так-то легко отрубить человеку голову. Видимо, в первый раз убийце просто повезло.
– Этого беднягу тоже сначала оглушили ударом? – продолжал расспрашивать Питт.
– Да, похоже на это. Большой кровоподтек на затылке под волосами.
– Удар достаточной силы, чтобы он потерял сознание?
– Не знаю. Надо спросить у врача.
– Какие предположения о времени смерти?
Телман пожал плечами.
– То же время, сэр. Около полуночи или чуть позднее.
– Есть свидетели?
– Пока не знаем, но я найду, если они были. – В голосе Телмана слышалась твердая решимость; посмотрев на его лицо, Питт пожалел того свидетеля, который нарушит клятву говорить только правду.
– Лучше, если ими займется кто-то другой, – распорядился Томас. – Разузнайте все об Эйдане Арледже, все до мелочей – где жил, чем занимался, круг его знакомых, финансовое положение, были ли у него любовницы… в общем, все, что можно.
– Слушаюсь, сэр. Сейчас поручу это Легранжу.
– Сделайте это сами.
– Но это ведь простое дело, мистер Питт, – запротестовал Телман. – И не так уж это важно. Маньяку все равно, кого он убивает. Возможно, он никогда не видел свою жертву до вчерашнего вечера, даже имени его не знал.
– Возможно, – согласился Питт. – Но я хочу, чтобы с вдовой побеседовал по меньшей мере старший офицер полиции.
– О, я, конечно, это сделаю, – осклабился Телман. – Если вы не посчитаете убитого столь важной особой, что с его вдовой сможете беседовать только вы.
– Что ж, может случиться и такое, если вы узнаете что-либо, подтверждающее важность его персоны.
Лицо Телмана снова стало непроницаемым.
– Слушаюсь, сэр.
Более не дожидаясь новых распоряжений, он повернулся, щелкнув каблуками, и покинул кабинет, оставив Питта обеспокоенным и злым.
Томас сидел неподвижно еще какое-то время, переживая случившееся, обдумывая новое зловещее преступление и его отличия от первого, а также то, как оно может отразиться на сделанных им предварительных выводах. Ранее он был уверен, что убийство Уинтропа совершено по личным мотивам; теперь же новые события опрокидывали все его предположения. Никакой мстительный любовник, убив соперника, не станет ни с того ни с сего убивать таким же образом незнакомого человека. Также, завидуя кому-либо, ни один из моряков, избавившись от соперника, не расправится аналогично со случайной жертвой.
