– Да о ком угодно, – ответила Шарлотта. – Например, это может быть – по тому, что мы о нем знаем, – и премьер-министр. Нам очень многое неизвестно об «Узком круге». Мы не знаем, кому они хранят верность. Там могут быть такие связи, о которых постороннему и помыслить нельзя.
Теперь Эмили глядела на нее очень серьезно.
– Так, значит, Эттли мог потерпеть поражение из-за своих нападок на полицию? Что же, он не мог знать заранее о том, как это опасно?
– Нет, если он заранее не знал, что Фарнсуорт тоже член «Круга». Если, конечно, все дело во Фарнсуорте. И если они находятся в разных слоях «Круга». Но с его стороны было, конечно, глупостью не подумать о такой вероятности загодя.
Эмили нахмурилась.
– Он, наверное, считал, что ему ничего не угрожает. Шарлотта, а может быть… может быть в «Узком круге» соперничество? Такое случается?
– Думаю, что да. Но, возможно, все это держится в такой тайне, что Эттли мог обо всем этом и не знать, – задумчиво ответила Шарлотта. – Драммонд говорил, что он знал только нескольких других членов, и то из своего «кружка». Это средство самозащиты для «Узкого круга». Только его старейшины знают все остальные имена. Поэтому никто из недовольных не может предать других.
– Но тогда каким же образом они могут знать, кто свой, а кто нет? – резонно поинтересовалась Эмили.
– Наверное, у них есть какие-то условные знаки, – ответила Шарлотта. – Какие-то тайные способы узнавать друг друга, если потребуется.
– Как же все это невероятно глупо! – улыбнулась Эмили, но потом ее вдруг охватила дрожь. – Ненавижу подобные вещи. Представь себе, какой властью обладают те, кто в центре «Круга». И они полагаются на слепую преданность сотен, а может быть, тысяч людей, занимающих видное положение в органах власти по всей стране. И эти сотни и тысячи обязались беспрекословно подчиняться приказу, часто даже не зная, кому они подчиняются, чью волю исполняют и во имя чего.
– Но могут пройти годы, прежде чем их попросят об «услуге», – заметила Шарлотта, – и полагаю, некоторых ни о чем так никогда и не попросят. Когда в «Узкий круг» вошел Драммонд, он думал, что стал членом какого-то почтенного, анонимного благотворительного общества, которое занимается разными добрыми делами и поэтому ему нужны время и деньги его членов. И так было до убийства в Кларкенуэлле, когда его попросили помочь лорду Байэму. Только тогда он начал понимать, какова цена его членства, или задаваться вопросом, не пал ли выбор именно на него, потому что он член «Узкого круга». Может быть, так дело обстоит и с Эттли.
– И что, он ни о чем не знал и не ведал? Невинная овечка? – засомневалась Эмили. – Могу в это поверить, когда дело касается Мики Драммонда. Он действительно довольно… наивен. Мужчины верят таким людям, каким ни одна женщина в здравом уме никогда и ни в чем не поверит. Но Эттли сам очень разный и невероятно честолюбивый. Люди, которые используют других в своих целях, понимают, что могут подвергнуться той же участи, – что их тоже будут использовать. Не очень он приятный человек, жаден до любой возможности выдвинуться, но не понимает, с какой безмерной опасностью играет, да? – Она опять вздрогнула, несмотря на теплое солнце, бившее прямо в окно. – Мне даже почти жаль его…
– Я бы приберегла чувство жалости, – предупредила Шарлотта.
Эмили взглянула на нее.
– Ты боишься?
– Да, но не очень. Хотелось бы, чтобы они защищали полицию по какой-нибудь действительно достойной причине… Но думаю, так происходит потому, что сейчас в «Узком круге» в силе некто поважнее Эттли, может быть, сам помощник администратора округа, хотя это может быть и любой другой.
Эмили вздохнула.
– И полагаю, Томас не продвинулся в деле розыска Палача из Гайд-парка?
– Насколько мне известно, нет.
– А мы с тобой тоже почти ничего не делаем, – укоризненно прибавила Эмили. – Хотелось бы мне что-нибудь придумать, чтобы ему помочь.
– Но я даже не знаю, с чего начать, – настроение Шарлотты заметно ухудшалось с каждой минутой, – ведь у нас нет ни малейшего представления, кто бы это мог быть. Это ведь не… – и она замолчала.
– …не очень интересно, – закончила за нее Эмили, – но потому, что мы не знаем людей. А сумасшествие устрашает, угнетает, но, по сути дела, оно не…
– …интересно, – и Шарлотта холодно улыбнулась.
Питт удвоил усилия, стараясь найти хоть какую-то, пусть самую мимолетную связь между Уинтропом и Эйданом Арледжем. Занимаясь этим делом, он снова навестил вдову последнего. Она приняла его с той же очаровательной любезностью, что и в прошлый раз, но ему было грустно отметить, какой усталой и встревоженной она выглядит. Несмотря на пережитое потрясение, во время их первой встречи у нее был цветущий вид. Теперь румянца не было и в помине, словно длинные дни и ночи одиночества выпили из нее все соки. Далси, как и всегда, была тщательно одета. На этот раз ее женственное черное платье с треном было отделано небольшим количеством кружев, и она по-прежнему носила прекрасную траурную брошь и кольцо.
– Добрый день, мистер Питт, – произнесла с усталой улыбкой миссис Арледж. – Вы приехали сообщить мне о новых открытиях? – Она спросила без всякой надежды, но ее запавшие глаза внимательно вглядывались в его лицо.
– Ничего такого, что прояснило бы суть происшедшего, – отвечал Томас. Ее грусть трогала его гораздо больше, чем оскорбления Фарнсуорта или далеко зашедшая критика в газетах.
– Совсем ничего? – настойчиво переспросила Далси. – Вы совсем не представляете, кто совершает эти страшные деяния?
Они прошли в ту же самую комнату отдыха; здесь было так же тепло и покойно, как в прошлый раз, а у дальней стены на столе стояла ваза с цветами.
– Мы все еще не нашли того звена цепи, которое бы связывало вашего мужа и капитана Уинтропа, – ответил Питт. – И еще меньше свидетельств такой связи с кондуктором.
– Садитесь, пожалуйста, суперинтендант, – и она показала рукой на ближайший к нему стул, а сама села напротив и сложила руки на коленях. Поза была грациозная, и миссис Арледж была почти спокойна – только сидела строго выпрямившись. Хотя так, наверное, ее учили сидеть чуть ли не с младенчества… Шарлотта рассказывала ему, как хорошие гувернантки, прохаживаясь мимо, тычут линейкой или еще чем-нибудь острым в спины своих не слишком прилежных и восприимчивых учениц.
Питт принял приглашение и удобно уселся, скрестив ноги. Несмотря на обстоятельства дела, по которому он пришел, было что-то в ее присутствии необычайно приятное, что и обостряло его чувства, и в то же время наполняло его ощущением покоя. Раздумья и признания, которыми они поделились в прошлый раз, и доверительная беседа оставили теплое воспоминание.
– Есть ли еще что-нибудь, о чем вы хотели бы меня спросить? – сказала вдова, внимательно глядя на него. – Я все стараюсь припомнить еще что-нибудь. Понимаете, к сожалению, значительная часть жизни Эйдана оставалась для меня неизвестной. – Она улыбнулась, но внезапно прикусила губу. – О господи, я не представляла себе, насколько была мало осведомлена… Сейчас я думала о его музыке. Я очень люблю ее, но я не могла каждый вечер ездить в концерты, и, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы посещать все музыкальные собрания и репетиции. – Она снова пытливо взглянула на Питта, как бы пытаясь удостовериться, что он понял ее и не осуждает за такое признание.
