— Я разберусь без твоих советов! — зло отрезала она.
— Отдай его мне. Он все равно ни на что не годен. Даже моих слуг не смог убить. Раздутое самомнение помешало ему проверить, не выжил ли кто-нибудь после «Поцелуя».
— Пока я дышу, ты не получишь никого из них, кровопийца! — яростно прорычала Хранья.
— Кровопийца?! — рассмеялся Миклош и отвесил шутливый поклон, не вставая со стула. — Польщен! Ну-ну! Не смотри на меня волком, — он снял кожаные перчатки. — Лучше расскажи, где ты пропадала все это время после своего скоропостижного исчезновения.
— Боялся меня? — она впервые улыбнулась.
Светлые брови Миклоша сошлись у переносицы.
— Тебя? Кто ты такая, чтобы я боялся тебя? Ты всего лишь жалкое ничтожество, забившееся в крысиную нору! Что тобой движет, сестра? Неужели ты желаешь превратить клан в сборище жалких, никчемных созданий, какими стали твои «воины»?
— Убирайся! — прорычала она.
— Я уберусь, когда посчитаю нужным!!! — заорал он, перегибаясь через стол. — Никто не смеет мне приказывать! Никто! А уж тем более такая подлая тварь, как ты! Подумать только, что бы ждало тхорнисхов, если бы твой мятеж удался! Клан бы умер.
— Клан и так уже давно умер! С тех пор, как ты изменил его! Тхорнисхов не существует! Они другие! От Золотых Ос ничего не осталось. Слышишь?! Ничего! Ты разрушил семью!
— Я защитил ее! Я первый понял, что нас раздавят! Сомнут! Пожрут те, кто тогда был сильнее! Мы стали клинком, разящим любого, кто смеет пойти против нас, подмять под себя, заставить плясать под чужую волю! Именно этого хотел Луций!
— Не смей упоминать Луция, сволочь! Ты не стоишь даже его пальца! — теперь уже орала она, и Миклош почувствовал, как по ее рукам пробежала волна — первый предвестник магической атаки.
— Ты! — выплюнула она. — Ты разрушил все, что он создал! Все, что он любил! Все, во что он верил! Все, к чему нас так долго готовил!
— Он хотел, чтобы мы выжили, чтобы могли за себя постоять! Желал, чтобы нас не подчинили Нософорос, Лудэр, Лигаментиа или Кадаверциан! И я реализовал все, что он не успел осуществить! Это сделал я, а не ты! — его лицо перекашивало от гнева.
— Цена оказалась слишком высока, Миклош. Ты создал чудовище на костях клана, которое теперь лишь по недоразумению называют Нахтцеррет, — она взглянула на него с отвращением. — Ты уничтожил всех. И Луция, и тех, кто был до него. И меня. И себя тоже. Благодаря тебе, брат, мы всего лишь ходячие мертвецы.
— Ерунда! Хватит быть малодушной. Открой глаза! Клан спасен, хотя за это мне и пришлось заплатить свою цену.
— Ты чудовище! — прошептала она. — Тебя надо остановить.
— Если встанешь у меня на дороге — я забуду, что в нас течет одна кровь, — он наклонился к ее уху и прошептал. — Я сокрушу тебя.
Ее лицо застыло, но голубые глаза пылали лютой ненавистью.
— Мне кажется, что тебе не стоит покидать Столицу без моего разрешения. Ты сама вернулась сюда, так что имей смелость ответить за этот промах. Попытаешься скрыться — умрешь. Наслаждайся городом. Осмотри достопримечательности. А я пока подыщу для тебя приличную дыру на следующую тысячу лет. Мои солдаты глаз с вас не спустят.
— Когда я успела тебя потерять? — грустно прошептала она.
— В тот день, когда ты меня предала, — жестко ответил он.
По ее щеке сбежала одинокая слезинка.
Мятежники, словно бараны, были согнаны в холл. Миклош остановился перед ними, мрачно изучил посеревшие лица и процедил:
— Вы — den undankbaren schweinen
[31]
. Вы живы лишь благодаря моей милости. Помните это. Тот, кто признает свою вину и пойдет за мной, будет прощен. Всем остальным пощады не будет.
Сказав это, он вышел на улицу. Несколько мгновений постоял на крыльце.
— Я еще нужна вам сегодня, господин? — поинтересовалась Норико. — Хочу поохотиться.
— Кровавой охоты, — пожелал Миклош.
— Доброй ночи, господин.
Японка и ее телохранители скрылись в парке, а нахттотер поспешил к машине, прислушиваясь, как снег противно скрипит под подошвами, словно кто-то возит углем по шероховатой бумаге.
— Никто не следует за вами, нахттотер, — прогудел Йохан.
— Разумеется. Я и не ожидал этого. Одни из них слишком трусливы, другие излишне глупы. Ни с теми, ни с другими мне не по пути.
Он сел в машину, лимузин плавно тронулся с места и, набирая скорость, устремился в сторону Садового.
— Для чего надо было раскрывать перед ней карты? — пробурчал Йохан, почесав себя под мышкой. — Весь эффект внезапности потерян. Теперь они будут готовы к удару.
Господин Бальза возвел глаза к потолку.
— Меня не волнуют, к чему они готовы. Неужели я должен считать эту шваль опасными противниками?! Мы сильнее отщепенцев. И я только что лишил Хранью поддержки Даханавар. Фелиции обязательно доложат о моем визите. И она не будет ничего делать, пока знает, что я глаз с Храньи не спускаю. Ты поставил наблюдателей?
— Да. Наемники уже занялись слежкой. Фелиция, возможно, думает, что вы и так знаете о ее участии.
— Это не важно. Она не будет мне мешать. А на Совете я, в любом случае, теперь смогу ее прижать.
Его отвлек какой-то раздражающий шум. Странный скрип. Пытаясь понять, что это такое, Бальза задумчиво нахмурился. Автомобильные покрышки? Проблемы в двигателе?
В этот самый момент машина резко затормозила, и Миклош едва не слетел с дивана.
— Жить надоело?! — заорал он на Рэйлен, сидящую за рулем.
— Нахттотер, я не при чем, — начала оправдываться она. — Там…
Но глава клана уже и сам увидел причину столь внезапной остановки и, в очередной раз чертыхнувшись, на этот раз с бескрайним удивлением, выбрался из лимузина следом за помощниками.
Тихую, уже отгулявшую праздник улицу перегораживала поперек высокая бетонная стена. Над ней сияло бездонное звездное небо и перевернутый рожками вверх месяц.
— Кто мог такое сделать? — прошептала Рэйлен, пораженная невиданным зрелищем.
Бальза не успел ответить. Йохан приблизился к преграде вплотную, и внезапно стена исказилась. Задрожав, начала плавиться, теряя форму и обрастая щупальцами. Одно из них потянулось вперед, и Чумной, не слушая предостерегающего окрика Миклоша, нанес удар.
Иллюзия развалилась на две части. Во все стороны плеснуло заключенной в камне Силой. Улицу затопило бирюзовое свечение, стекла в домах и машинах лопнули. Даже сквозь грохот был слышен полный боли вопль ландскнехта.
Снег растаял, земля дымилась. Чумной лежал на спине, из его рта и развороченной груди хлестала кровь. Рэйлен бросилась к учителю, склонилась над ним, подняла умоляющий взгляд на подошедшего, взъерошенного, точно хорек, Миклоша.
