Второй француз перегнулся через перила, застыл в опасной позе; ни одно мое поползновение не укрылось бы от него. Очередная моя попытка достучаться до кого-нибудь из посетителей провалилась; я шагнул к перилам и посмотрел вниз, оценивая шансы угодить в прыжке на спасительные древесные кроны. И вдруг взгляд мой упал на знакомое лицо!
— Бонжур! — выдохнул я.
Она подняла глаза, посмотрела на меня, перевела взгляд на моего демона и скомандовала:
— К двери, быстро!
— Дверь заперта с другой стороны. Откройте ее, мадемуазель! Вы должны мне помочь…
— Назад! Ближе к двери, сударь… еще ближе.
Я сделал как было велено. Мой преследователь свесился через перила, чтобы не выпускать меня из виду.
Бонжур глубоко вдохнула и вдруг взвизгнула:
— Он сейчас прыгнет!
И отчаянно замахала в сторону моего француза, который теперь почти висел на высоте в сто восемьдесят футов. На галерее раздались крики, француз побледнел как полотно. Любители панорамных видов из лучших побуждений подхватили незадачливого преследователя под мышки и буквально вдавили в перила. Посетители, которые еще только поднимались на смотровую площадку, также услышали о намеченном самоубийстве; они утроили скорость, увлекая обратно наверх первого француза, как раз достигшего выхода на лестницу.
— Мадемуазель, вы поистине гениальная женщина! А теперь откройте дверь!
Бонжур шагнула на лестницу, и вскоре послышался щелчок задвижки. Готовый рассыпаться в благодарностях моей спасительнице — пожалуй, единственной не равнодушной ко мне женщине, — я выскочил на волю. И почти напоролся на дуло миниатюрного револьвера.
— Настало время пойти со мной, сударь, — проворковала Бонжур.
До конца пути Бонжур не проронила более ни слова. Возле гостиницы «Барнум» она развязала мне руки и ноги, предварительно ею же и связанные, и буквально втолкнула меня в холл. Барон поджидал в номере.
— Он был с этими двумя, — сообщила Бонжур. — Они держались вместе, точно рука и перчатка. Мне удалось их разлучить, но, пожалуй, они и на расстоянии общались посредством какой-нибудь системы сигналов.
— А кто они, эти негодяи? — смущенно спросил я. — Не хотелось бы снова с ними столкнуться.
— А не вы ли мило проводили с ними время в колонне?
— Мадемуазель, они гнались за мной! А вы меня спасли!
— Это вышло случайно, — заверила Бонжур. — Быть может, они и за Дюпоном охотятся.
— Исчезни, детка, — раздраженно распорядился Барон. Прежде чем оставить нас одних, Бонжур бросила на меня сочувственный взгляд.
Барон поднял бокал шерри-коблера.
— В здешнем коблере, к сожалению, вода чрезмерно преобладает над хересом. Но по крайней мере кровать с пологом, что в Америке считается роскошью. Не обращайте внимания на мадемуазель. Она вбила себе в голову, будто зависит от меня, потому что я когда-то спас ее; на самом деле все наоборот. Если она надумает сбежать или попадет в беду, банкротство мне обеспечено. Не советую недооценивать ее, гм, навыки и умения.
Бюро было завалено исписанными листами бумаги.
— Здесь, братец Квентин, — Барон горделиво и хитро ухмыльнулся, — все разложено по полочкам. Скоро, очень скоро любопытствующие — и вы, в том числе, братец Квентин, — получат ответы на свои вопросы; скоро ситуация прояснится. Остались последние штрихи. Балтиморцев ждет великолепная презентация. Одно плохо, — Барон подался ко мне, — есть угроза, что вместо шлифовки моей блистательной, судьбоносной лекции я буду вынужден отбиваться от разных нежелательных лиц. Итак, братец Квентин, кто они? Кто эти двое? С кем застукала вас Бонжур? И что за дела у вас с ними — у вас и у Дюпона?
— Барон Дюпен, — отвечал я с досадой, — я не знаю и не хочу знать этих людей и уж тем более никоим образом с ними не связан.
— Однако вы их видели — так же как и я, — с пафосом произнес Барон. — Эти люди шпионили за мной. В их глазах читается готовность к убийству. Они опасны. Насколько могу судить, вы не замечали их, будучи сами слишком увлечены слежкой за мной.
Я раскрыл было рот, но Барон не дал оправдаться.
— Мне все известно, — заявил он, приняв молчание за признание вины. — Бонжур засекла вас, когда вы «вели» ее в порт. Вы имели неосмотрительность подойти слишком близко. Осмелюсь предположить, вы не искали в порту развлечений — едва ли в компанию к вам годятся пьянчуги да работорговцы. А может, я ошибаюсь? — Барон вдруг рассмеялся. — Может, Квентин Кларк сейчас позабавит меня признанием в каком-нибудь тайном пороке?
— Раз вы все знали, почему не препятствовали мне?
Барон глотнул коблера.
— А вы не понимаете? Могли бы и научиться у своего хозяина. Эта мера — слежка за нами — говорит о полном отчаянии Дюпона. Дюпон чувствовал, что проигрывает, вот и отсылал вас из дому. Из одного только этого факта я сделал вывод: Дюпона бояться не стоит, противостоять ему не придется. Вдобавок наблюдения за вами позволяли выяснить, что конкретно интересует Дюпона. Видите ли, братец Квентин, шпионство — это палка о двух концах. Вы шпионите, но и за вами непременно шпионят. Так-то, сударь.
— Если вы, Барон, такой всезнайка, полагаю, вы давно успели вычислить этих двух французов; полагаю, вам известно, кто они и кем подосланы.
Волнение Барона усилилось.
— Так они французы? — переспросил он после довольно продолжительной паузы.
— Да, судя по акценту и отдельным словам. Не удивлюсь, если вы привлекли их к сотрудничеству с вами, как доктора Снодграсса! — Мне хотелось взять реванш, довести до сведения Барона, что и у меня имеются свои источники.
— Если они работают на известную мне влиятельную парижскую группировку, имеющую отношение к моим финансовым интересам, боюсь, переманить их будет непросто.
Барон говорил, по обыкновению, откровенно, как с преданным союзником; от этих доверительных интонаций собеседник на время забывал, что таковым вовсе не является. На глаза Барону падали пряди волос, нынче почему-то жидкие и липкие; он откидывал их беспрестанно.
— Теперь вы понимаете, братец Квентин, каково это — всю жизнь скрываться под маской без надежды быть самим собой. А я, смею вас уверить, очень неплох и сам по себе; да, именно так, сударь. Я бесподобен! Видели бы вы меня в зале суда! Все взгляды устремлялись ко мне — даже взгляды моих оппонентов; все ждали правды. Как я счастлив здесь, в Балтиморе, если бы вы знали! Я на покой не собираюсь; обо мне еще услышат, обо мне заговорят!
— Чем тогда объяснить вашу склонность к дешевым розыгрышам и угрозам, которые только сотрясают воздух? Зачем вы копируете Огюста Дюпона?
В углу я заметил портрет Дюпона кисти фон Данткера. Мне ли, видевшему это полотно на разных стадиях завершенности, было не узнать его! Однако теперь я не мог не отметить: изображение Дюпона превосходило оригинал законченностью, как будто лишь после создания портрета Дюпон стал в полном смысле Дюпоном. Фон Данткеру отлично удалось передать внешнее сходство, но не в нем одном было дело.
