— Что касается одежды, мосье Дюпон, она попросту промокла — день выдался дождливый. А в городе полно желающих обменять добротное, но мокрое и грязное платье на дрянное, зато сухое.
— Странные вещи все эти сюртуки, панталоны, сорочки, башмаки, — с философским видом завел Дюпон. — Немного найдется материальных объектов, которым дано быть и бесценными, и бесполезными. Мокрый костюм бесполезен и даже вреден для владельца; зато, как учит опыт, любой костюм рано или поздно высохнет, и какой-нибудь не слишком щепетильный деловой человек сможет продать его почти за ту же цену, что до промокания. Выгода для таких субъектов получается не моментальная, зато верная.
На столе стопкой лежали желтые афиши, неоднократно виденные мной по пути домой. Я взял одну.
— Значит, вы вполне готовы, сударь. Вы готовы! Когда только вы успели отдать это в типографию?
— Дел еще много, — отвечал Дюпон. — Все утро будет занято.
Я вновь перечитал текст афиши, обещавший публичную лекцию Огюста Дюпона с раскрытием обстоятельств смерти Эдгара А. По:
Истинный прототип знаменитого литературного персонажа, блистательного Дюпена, аналитик из Парижа, раскрывший скандально известное убийство мосье Лафаржа — жертвы отравления, — на сей раз представит в подробностях произошедшее с Эдгаром А. По третьего октября 1849 года в городе Балтиморе. Все факты собраны в ходе личных изысканий либо восстановлены посредством логических рассуждений.
Вход свободный.
На следующее утро я покинул «Глен-Элизу» еще до пробуждения Дюпона. В этот день Дюпон намеревался выступить с лекцией, и я хотел успеть расклеить побольше афиш. Я клеил их на стены магазинов, на ворота, на столбы. Послал за Эдвином; узнав про Дюпона, Эдвин согласился помочь с расклейкой — все равно он ведь целый день разносил по городу газеты. Я вручал желтые листки пешеходам и следил, как на лицах живо проступает интерес. Вдруг некто сам протянул руку за листком. Я поднял глаза; лицо было мрачное. Пальцы сгребли афишу. Генри Герринг прищурился и поверх листка оглядел меня с ног до головы.
— Это еще что такое? Отвечайте, мистер Кларк!
— Теперь прояснятся все обстоятельства смерти вашего родственника.
— Если уж на то пошло, я этого человека в родственниках не числю.
— Тогда вам и утруждаться незачем! — Я выхватил афишу. — Однако два года назад вы считали степень вашего родства достаточной, чтобы присутствовать на похоронах, где всего-то было четыре человека.
Герринг поджал свои узкие губы:
— Вы его совсем не знали.
— Эдгара По?
— Конечно, — проворчал Герринг. — Вам известно, к примеру, что ваш милый Эдди, пока жил в Балтиморе, еще до женитьбы на Вирджинии, ухаживал за моей дочерью? Как, неужели не известно? Неужели ваш друг Эдди не поведал о своем неблаговидном поведении? О том, как пачками писал стихи моей Элизабет, как клялся в вечной любви! — Герринг говорил — будто кислятину жевал. — Бедная моя девочка!
И вдруг закудахтал, надувши щеки. Но я успел отвлечься от него. Возбужденный донельзя предстоящими событиями, я вообразил, как вытянется Бароново лицо при виде афиши — конечно, если убийцы не доберутся до Барона раньше.
Генри Герринг еще распространялся на тему аморальности извлечения бесчестного праха из могилы — я не слушал его. Я неотрывно смотрел, как трепыхаются под ветром древесные ветви. Ветер играл также и желтыми афишами — на каждом углу их было в изобилии, и это-то изобилие внушило мне внезапную тревогу. Если Барон узнал о лекции Дюпона, если видел афиши — почему не отправил Бонжур или не нанял каких-нибудь бродяг срывать и уничтожать желтые листки? Почему не наклеил поверх собственные афиши? Я считал, что достаточно знаю Барона и что срыванием афиш он вряд ли ограничился бы. С его точки зрения, уничтожить их было бы только справедливо. И тем не менее афиши целехоньки. Неужели Барон такое допустил? Неужели так легко сдался? Или…
— Барон! — вскричал я.
— Куда вы, мистер Кларк? Куда же вы? — тщетно взывал Герринг мне вслед.
— Сударь! Мосье Дюпон! — повторял я, дергая замок входной двери своего дома. Открыл, вломился в главный холл, бросился вверх по лестнице, влетел в библиотеку. Дюпона не было. Предчувствия душили.
Нет, только не Дюпон.
Послышались легкие шаги Дафны, сопровождаемой еще кем-то из слуг. Я побежал за Дафной. На расспросы о Дюпоне она покачала головой. Я не мог понять, испугана Дафна или просто удивлена.
— Где мистер Дюпон? Он же со своими друзьями уехал, мистер Кларк, сэр.
«Нет, нет, нет», — думал я. Слово стучало в висках, больно отдавалось в груди.
Явился молодой человек, объясняла между тем Дафна; сказал, что к мистеру Дюпону посетитель, только он, посетитель, хромой, так что пускай мистер Дюпон сам к воротам подойдет, к экипажу — экипаж у ворот стоял. Она, Дафна говорила, что надобно посетителю к двери подъехать, принято у нас так. Но молодой человек гнул свое. Дафна сообщила Дюпону, он подумал-подумал, да и пошел.
— Ну а дальше что? — торопил я.
Дафна, похоже, смягчилась в отношении Дюпона — взгляд ее затуманился, она промокнула слезинку.
— Там, в экипаже, расселся какой-то тип. И вовсе не хромой он был — как мистер Дюпон подошел, так тот поднялся и хвать мистера Дюпона за руку. И он… он, сэр…
— Ну что, что?
— Он с виду был точный мистер Дюпон! Святой истинный крест, они были как близнецы-братья! — побожилась Дафна. — Мистер Дюпон сел в экипаж, только лицом этак вот повел — будто прощался с чем-то дорогим, навсегда прощался. Ай, мистер Кларк, какая жалость, что вас дома-то не было!
Болван, идиот, осел! Так опростоволоситься! Так ошибиться в Бароне! Не сообразить, что Барон не станет размениваться на уничтожение афиш, когда можно уничтожить лектора!
Я бросился прочесывать гостиницы, где в разное время останавливался Барон; никаких следов. Затем отнес в полицию Дюпонов портрет кисти фон Данткера и заявил о похищении человека. Также я оставил в полиции собственные наброски, изображавшие Барона с подручными — кучерами, портье, посыльными. Я нарисовал всех, кого хоть раз видел с Бароном. Чуть позже меня вызвали в участок.
Уже знакомый мне и читателю полицейский по фамилии Уайт ждал за столом; руки его лежали на столешнице, пальцы были крепко сцеплены.
— Вы его уже нашли? Вы нашли Дюпона, сэр?
— Дюпона или Дюпена? — переспросил Уайт. — Оставленные вами портреты очень пригождаются в расследовании, мистер Кларк; одна беда — все гостиничные служащие утверждают, будто изображенный — не Дюпон, а Дюпен. Полагаю, вы и сами осознаете удивительное сходство между человеком на портрете, которого называете Дюпоном, и человеком на рисунке, который, по вашим словам, есть Дюпен?
Сердце запрыгало; я с трудом унимал дрожь.
— Сходство объясняется тем, что Барон Дюпен грубо и нагло подражал мосье Дюпону, а художник, фон Данткер, он… он был в сговоре с Дюпеном!
