– Сожалею, сэр, но оно сейчас находится у поверенного, мистера Кауфмана.
– Понятно. Где я могу его найти?
– На Роуд-стрит, 12.
– Мистер Дэлглиш, а что ещё было в этом письме?
– В нём указывалось, кто и как будет распоряжаться всем имуществом лорда Матенгю. Исходя из него, всё должно быть распродано без аукционов первым пожелавшим, а полученные средства отданы приюту «Вил-даун». Бедная мисс Алиса…
– Алиса? Кто эта дама?
– Вы, наверное, не знаете, доктор Уотсон, но год назад лорд Матенгю взял опекунство над дочерью своего друга, мистера Роберта Гарднера, пропавшего без вести по пути из Англии на материк. Мисс Алиса, в которой лорд души не чаял, лишилась матери, когда ей не было и пяти, и вот такая утрата. Через месяц ей исполняется восемнадцать. По прежнему завещанию всё имущество должно было достаться ей.
– Роберт Гарднер, Роберт Гарднер… – я повторял это до боли знакомое имя. И тут меня озарило: – А не тот ли это Гарднер, который, служа в Афганистане, стал владельцем алмаза «Тигровый глаз»?
– У вас хорошая память, доктор Уотсон, если бы не этот алмаз, то, может, ничего бы и не произошло.
Я задумался. Факты, очень странные факты, дополняемые и моей памятью, сыпались на меня как из рога изобилия, но от этого не становилось легче. Чтобы разобраться, необходимо было остановиться, а ещё лучше обсудить услышанное с тем, кто однозначно мог бы помочь, – с Холмсом. Но и ему, я понимал, требовалось больше информации. Так почему всё же лорд Матенгю решил изменить завещание? Что его толкнуло на это?
– Мистер Дэлглиш, а когда было написано это злополучное письмо, так круто изменившее судьбу мисс Гарднер?
– Ночью, перед смертью, лорд Матенгю вызвал меня к себе и попросил подать ему письменные принадлежности. Я выполнил его просьбу. А утром, когда я пришёл узнать, какие будут распоряжения (он всегда просил приходить к нему в шесть утра, независимо ни от чего), то обнаружил, что его тело уже остыло, а на кровати лежало письмо с его последней волей. Не скрою, доктор Уотсон, – продолжил управляющий, – мы не меньше вашего были удивлены, ведь и нас коснулись эти изменения, – он замолчал.
Мы стояли друг напротив друга и молчали. Каждый был погружён в себя. И тут мне пришло в голову то, о чём я уже совсем забыл:
– Мистер Дэлглиш, взгляните, пожалуйста, – и я протянул ему взятое с собой письмо.
Управляющий взял и недоверчиво прочёл письмо, затем прочёл его с жадностью ещё и ещё раз. Потом он поднял на меня вопрошающе глаза:
– Откуда это?
– Пришло сегодня.
– Но ведь это почерк лорда Матенгю…
Войдя в дом, я услышал заунывные звуки скрипки, что означало две вещи: Холмс уже вернулся, и, возможно, у него были проблемы. Едва я начал подниматься по лестнице, как мимо, чуть не задев меня, пронеслась миссис Хадсон с тазиком в руках. Я ускорил шаг, насколько было возможно, правда, не перейдя на бег, и увидел не совсем привычную картину: великий сыщик сидел на стуле весь укутанный, склонив голову к скрипке, задумчиво водил по ней смычком, заставляя извергать пронзительно-тоскливые звуки, не мешая нашей хозяйке делать то, что она и делала – сидела подле него на корточках, подсовывая под его ноги тазик с горячей водой и, видимо, с горчицей, – совершенно безучастный к осуществлению описанной процедуры.
– Холмс, что с вами?
Он, не поднимая головы и не прекращая играть, задумчиво произнёс:
– Хандра…
– Поясните. Это из-за простуды?
– Частичный ответ на моём столе, – продолжая играть, скорее прошептал, чем нормально произнёс мой совсем поникший друг.
Я бросился к столу. Там лежал уже знакомый конверт, рядом с которым и его содержимое:
«Вы меня удивили, мистер Холмс, решив подключить к своей работе вашего друга. Этот ход с вашей стороны заставляет меня ускорить события. Лорд Матенгю Хоум».
– Но как он узнал? Да ещё так скоро? Чёрт возьми, Холмс, что с вами произошло? Кто он, этот вездесущий прохвост? – Холмс продолжал играть, не обращая внимания на мой поток вопросов. Я был взбешён. Кто-то знает обо всех наших шагах, а я даже не мог догадаться об этом. Негодуя, я выкрикнул: «Сколько можно, Холмс, почему вы молчите»?
Мой друг наконец перестал терзать скрипку своей игрой и посмотрел на меня долгим и тоскливым взглядом, выражающим и сочувствие, и полное отчаяние. Я был вне себя, а он сохранял полное спокойствие, но это спокойствие меня слишком беспокоило. Хотя, может, дело было во мне? Может, мне стоило уехать и подлечить свои никуда не годные нервы, ведь не только Холмс, но и управляющий лорда Матенгю, мистер Дэлглиш, вёл себя, как и мой друг. Видимо, события последних лет очень сильно сказались на моём здоровье, причинив не только физические, но и душевные раны.
– Уотсон, я знаю на текущий момент не намного больше вашего, – он окончательно отложил скрипку. – И боюсь, – продолжил он, – мы сейчас являемся мышками в игре «кошки-мышки».
– Что вы хотите этим сказать? – я почувствовал, что спокойствие покидает меня.
– Уотсон, прежде всего, успокойтесь, – и по-дружески, добавил, – мы с этим разберёмся… – И помолчав, уточнил, – но не обещаю, что это произойдёт очень скоро, хотя… – Холмс наклонился и, аккуратно вытерев ноги, надел свои домашние туфли, встал, поочерёдно разминая то одну, то другую ступни. Он выглядел очень задумчивым, но всё же это уже не было тем отчаянием, которое было написано на его лице совсем недавно. Неожиданно Холмс заговорил, – Что-то подсказывает мне, что путь будет тернист и конец вряд ли будет счастливым. – Он сделал паузу и неожиданно улыбнулся, – Уотсон, а не пора ли нам отужинать, а после поделиться полученной информацией?
И почти одновременно со сказанными словами в комнате, как по мановению волшебной палочки, появилась миссис Хадсон и принялась накрывать на стол. Видимо, слух у Холмса гораздо тоньше моего, либо…
– Холмс, так что же с вами произошло? – спросил я, удобно расположившись в кресле с бокалом виски в одной руке и зажженной сигарой в другой.
Холмс ответил не сразу. Он приставил кресло поближе к огню и с наслаждением вытянул к нему ноги, всё ещё кутаясь в клетчатый плед.
– Уотсон, как ни смешно звучит, но я искупался в Темзе, – и, видя моё недоумение, продолжил: – Я решил как следует изучить место происшествия с повешенной лошадью и… – он улыбнулся, – искупался. Мне не повезло. Но зато я теперь точно знаю, как всё произошло. Лошадь усыпили, погрузили на телегу и привезли на мост. Затем при помощи двух оглобель (были соответствующие отметины на крупе) сбросили несчастное животное, предварительно надев ему на шею петлю. Участвовало в этом деле не менее двух человек. Вот так-то, Уотсон. Хотя… всё же их было трое. И тот, который крепил верёвку, явно был достаточно гибким и ловким малым. Именно малым, так как из-за своего роста я и совершил вынужденное купание, не сумев уместиться на карнизе, которым тот успешно воспользовался. – Продолжая смотреть на огонь камина, он сделал из своего бокала глоток и спросил: – А вам, Уотсон, видимо, повезло больше?
