Хотя Мазур и не предупредил звонком о визите (мало ли кто мог сейчас слушать командирские телефоны), в расположение части его пропустили и к комбату провели без всяких возражений и вопросов, едва увидели удостоверение начальника охраны «известной особы». Мазуру показалось, что комбат, усатенький крепыш годочков на несколько его старше, держался так, словно ждал подобного гостя, ничуть не выглядел, в отличие от Бернадотта, удивленным. Возможно, это могло облегчить Мазуру задачу…
Адъютант вмиг спроворил закуску, а бокалы и лед нашлись у комбата в холодильнике — ему-то по должности холодильник в кабинете как раз полагался. Поначалу разговор носил некоторые черты дипломатии: комбат интересовался, как в Советской армии обстоит с тем и с этим (причем, похоже, с искренним интересом). Когда бутылка опустела наполовину, Мазур перешел к делу, с чуть простодушным видом напомнив, что они не дипломаты, а военные (с чем подполковник тут же согласился с тем же чуточку напускным равнодушием).
И очень скоро выяснилось, что дела идут прекрасно: полковнику нравилось и скорое производство в следующий чин, и будущее переименование его части в «Отдельный лейб-гвардии Ее Величества воздушно-десантный батальон», и все прочие выгоды, очерченные Мазуром крайне туманно, но безусловно проистекавшие из грядущей ситуации. Полное впечатление, что именно этого бравый комбат и ждал — когда появится кто-то от Натали. Что ни говори, самое выгодное предложение — ну, а идеалистов или романтиков среди здешних людей в офицерских погонах как-то не водилось отроду…
Короче говоря, когда бутылка опустела, подполковник вызвал адъютанта и велел поднять батальон по тревоге. Два взвода остались охранять расположение (у комбата имелся собственный аэродромчик с вертолетами, куда поместился бы весь личный состав), а все остальные с подполковником во главе сели в те самые знаменитые автобусы и прямиком покатили в Лунный дворец. Разместились в некоторой тесноте, пришлось поставить в парке несколько больших военных палаток — но парашютисты, судя по лицам, полны были энтузиазма. Перед отъездом комбат выстроил всех на плацу и толкнул короткую речь. Мазур не понял ни слова, но по лицам явно повеселевших верзил в синих беретах догадывался: комбат обещал, что и на рядовых прольется некоторая толика мирских благ.
Стремясь делом доказать свою полезность, подполковник немедленно принялся изучать территорию, расставлять посты и пулеметчиков — но еще до того, выслушав Мазура, вмиг согласился дать завтра и вертолеты, и два взвода своих орлов. Он предлагал роту, но Мазур решил, что это будет чересчур, штыков ему теперь вполне хватало.
Одним выстрелом двух зайцев — и охрана Лунного дворца вмиг увеличилась более чем вдвое, и подкрепление для завтрашней операции получил неплохое. Лишь бы завтра все прошло гладко…
Глава одиннадцатая
Кофе, смерть, жизнь
О приближении поезда Мазур узнал по рации от выдвинутых за милю в сторону границы дозорных. Особого волнения не было, разве что тот неописуемый словами подъем духа, та легонькая дрожь, что бегает, зараза, по нервам перед каждой акцией, особенно когда до нее остаются считаные минуты…
А там и состав показался, идущий довольно медленно — и видневшийся отсюда слева мост через неширокую глубокую речку, и стальная магистраль были проложены еще французами сразу после Второй мировой, и во времена республики почти не ремонтировались.
Пару раз, Мазур слышал краем уха, вроде бы и выделялись деньги на капитальную реконструкцию, но всякий раз они загадочным образом исчезали из бюджета Министерства транспорта — Африка-с… Стальной мост на каменных быках, в общем, особого ремонта не требовал, а вот рельсы на протяжении сотни миль давно неплохо было бы если и не заменить, то по возможности привести в божеский вид: подразболтались, да и шпалы кое-где пришли в самое плачевное состояние. К чему министр транспорта относился с фатализмом, ничуть не уступавшим арабскому: в конце концов, пассажирские поезда ходили в обе стороны крайне редко, основной поток составляли товарняки, везущие кофе в здешний порт, серьезных крушений пока что не было, разве что пару раз товарняки все же сходили с рельсов, на которые их быстренько возвращали поднаторевшие в этом деле ремонтные бригады — авось и дальше обойдется, трудами то ли Господа Бога, то ли Большого Лунного Бегемота… Товарняки, опять же, не свои, а соседские, никакой неустойки в случае даже серьезного крушения соседям выплачивать не придется — так что обойдутся уж, у самих железные дороги не лучше…
Вот он, красавец — тепловоз французского производства, едва ли не ровесник Мазура, три товарных вагона, вместимостью поменьше советских на треть, сорокатонные — это как раз и хорошо, меньше будет работы, если что. Выкрашенные кое-где облупившейся светло-синей краской вагоны украшены знакомой уже Мазуру эмблемы крупной соседской фирмы, торговавшей кофе: веселый человечек наподобие того, что красуется на логотипе французской фирмы «Мишлен», только у французов он сложен из автомобильных покрышек, а здесь — из кофейных зерен. Отсюда видно, что на крыше последнего, третьего вагона распластались, удерживаясь за что удастся, трое парашютистов: ага, сумели в заранее назначенном место вскочить на подножки и забраться на крышу незаметно для поездной бригады — все же хлопцы неплохо тренированы французами, да и поезд не мчался во весь опор, шел на этом участке километрах на двадцати, очень уж был плох этот участок, за что, пожалуй, сейчас министра-казнокрада следовало только благодарить…
Укрываясь в джунглях всего-то метрах в пятнадцати от рельсов, Мазур и без бинокля прекрасно видел разложенные двумя длинными цепочками петарды. Поезд предстояло остановить без всяких спецназовских выкрутасов — к чему они, когда есть старые испытанные, насквозь мирные средства?
И все пошло, как по нотам — петарды стали звонко взрываться под колесами тепловоза — старый, но действенный железнодорожный способ, предупреждающий об опасности впереди. У въезда на мост, словно чертики из коробочки, возникли двое в здешней железнодорожной форме, яростно вертевшие над головами красными флажками. На тепловозе не должны удивиться нисколечко, им прекрасно известно, в каком состоянии дорога, ничего удивительного, если что-то стряслось…
К чести машиниста, он оказался хорошим профессионалом — и дал аварийное торможение, едва начали рваться петарды. Под отчаянный визг и скрежет заблокированных стальных колес к тепловозу уже неслась, перепрыгивая с вагона на вагон, троица парашютистов, казалось, совершенно бесшумно, как призраки — лязг, визг и отчаянный скрежет колес заглушал звуки высоких солдатских ботинок…
Ага! Они пробежали по крыше тепловоза, уже почти остановившегося, ловко обрушились в кабину по узким железным лесенкам… Порядок!
Мазур пустил красную ракету, и они с Рональдом припустили вниз, к поезду, не доставая оружия — к чему? Там и так все обстоит отлично: по лесенке ссыпалась троица в выцветших джинсах и стареньких форменных рубашках, пугливо косясь на спустившихся следом, взявших их на прицел парашютистов, с высоко задранными руками отпрянули к тепловозу, едва не вжимаясь в его обшарпанный бок спинами. Парашютистов было только двое — но вскоре показался и третий, подал условный знак, означавший, что больше на тепловозе никого нет.
