Глава двенадцатая
Высший свет и прилегающие окрестности
Неспешно прихлебывая из бокала великолепное французское шампанское (воробьиными глотками, как на таких приемах и положено), Мазур так и стоял у колонны, благо никаким этикетам не противоречило, хочет человек стоять в сторонке, его дело.
Это уже был не большой торжественный прием, как после коронации — вот там присутствовало человек триста, включая французского президента и пару-тройку не менее видных иностранных государственных деятелей. Вот там приглашенному к столу Мазуру пришлось нелегко — по обе стороны от его тарелки вытянулась двумя аккуратными шеренгами целая батарея ножей, вилок, ложек, чего-то вовсе уж замысловатого. Никто его не обучал светскому этикету, но он твердо помнил вычитанное в какой-то книге: начинать следует с крайних ножей-вилок. Так он и поступил, и, украдкой глядя на иных соседей, убедился, что все делал правильно — зато сидевший напротив черный толстяк в раззолоченном придворном мундире откровенно брал с него пример.
Все обошлось. Наилучшим образом. Ну, как же иначе, когда даже половина монахов в соборе на самом деле была ряжеными агентами тайной полиции: братья-витольдинцы носили поверх ряс этакие накидки, под которыми крайне удобно прятать маленькие автоматы, от «Скорпиона» и «Мини-Узи» до «Ингрема» и германской крохи. Именно по этой причине настоящих монахов вежливо, но непреклонно пропустили через рамку металлоискателя, какие стоят в аэропортах — да и всех прочих тоже, сделав исключение разве что для архиепископа (за которым все же наблюдали, как за прочими).
И — ни единого инцидента. Правда, к собору пыталась было двинуться кучка интеллигентов числом не более дюжины, тащившая огромный свернутый рулон бумаги. Их отловила еще на дальних подступах простая мундирная полиция. Рулон оказался плакатом, исписанным антимонархическими лозунгами. Поскольку легкое дуновение демократии затронуло и полицию (в виде соответствующих циркуляров, да и парочка импортных репортеров с камерами), демонстранты и в участок не попали, и даже по шее не получили. Старший патруля, дружески улыбаясь во весь рот, вежливо объяснил, что никак не может пропустить господ по причине отсутствия у них пропусков. А потом с той же голливудской улыбкой злым шепотом посоветовал уматывать побыстрее, пока за них не принялись представители возмущенного народа, в массе своей как раз настроенного монархически. Последних за линией внешнего оцепления собралось немало, они размахивали флажками бывшей республики (флаг остался прежний, разве что украшенный теперь по центру золотой королевской короной) и зелеными флажками с гербом (он тоже остался прежним, но был теперь увенчан той же короной). Вряд ли все они были замаскированными агентами тайной полиции (в которой столько агентов все же не наберется). Попросту здешний народ обожал потолкаться на тротуарах при любом торжестве, людей посмотреть и себя показать, накричаться вдоволь. И многим в самом деле очень нравилось, что теперь у них будет самая натуральная королева — так что могли противникам монархии и настучать по ушам без всякого науськивания тайной полиции. Сообразившие это демонстранты моментально смылись — интеллигент и в Африке интеллигент, спинным мозгом чувствует, когда его вот-вот начнут бить и улетучивается, как призрак…
С этой стороны все обстояло распрекрасно, так что Мазур имел все основания испытывать законную гордость — он был одним из тех кто разрабатывал строжайшие меры безопасности, в которых участвовал самолично. С другой стороны…
С другой стороны все оборачивалось крайне скверно — с точки зрения его самого, окружающие как раз явно завидовали. Он печально глянул на свое отражение в высоченном, от пола до потолка, зеркале. Павлин-мавлин… Те же красные галифе (поневоле заставившие вспомнить знаменитые «красные революционные шаровары») и синий френч, — но расшитые золотом не в пример богаче полковничьей «парадки». И эполеты на плечах были тяжелыми и пышными, генеральскими.
Ага, вот именно… Едва на другой день после коронации началась «выдача призов и раздача слонов», полковник Иванов тоже угодил под раздачу, получив первый генеральский чин. Поскольку беда никогда не приходит одна, вдобавок еще и графский титул.
Отныне он, помимо прочего, именовался еще и «его сиятельство граф Омбузате», изволите ли знать. Герб не такой уж сложный, но красивый, надо признать. Вряд ли его готовили для новоиспеченного графа в страшной спешке — вероятнее всего, герб, согласно всем правилам европейской геральдики венчавшийся графской короной с девятью зубцами с шарами, попросту достался ему в наследство от кого-то из покойных членов семьи. Что вызывало неприятные ощущения, словно щеголял в мундире покойника. И в указе о производстве в генералы, и в патенте на графский титул, как и в полученных здесь дипломах к наградам, на месте имени и фамилии зиял многозначительный пробел — Натали никогда не спрашивала прямо, но, несомненно, знала от Мтанги, что фамилий у Мазура может быть много, так что пусть уж сам каллиграфически впишет единственное настоящее имечко. Значит, она относилась к происходящему крайне серьезно — что могло очень быстро повлечь еще худшие, нежели генеральские эполеты и титул, последствия — крайне полезные с точки зрения Михаила Петровича и еще более высокопоставленных особ, но крайне неприятные для самого Мазура, но кто его спрашивал бы?
Народу собралось с сотенку, никак не больше, ни единого иностранца, если не считать Мазура, только свои, местные, тутошние. Самые что ни на есть сливки общества, из военных главным образом генералы, немногочисленные полковники (в том числе бравый комбат парашютистов) сюда попали лишь благодаря занимаемым постам… ага, вот он, везунчик…
Неподалеку, чинно беседуя с каким-то осанистым фрачником, прошел бывший капитан, а ныне полковник Зулеле. Вот уж кому свезло, так свезло… Военные в любой стране согласятся, что в конце двадцатого века прыгнуть из капитанов в полковники — случай исключительный, из ряда вон выходящий. Как ни напрягал Мазур память, смог припомнить лишь Юрия Гагарина, волею Хрущева вмиг ставшего из старлеев майором. Больше примеров вроде бы не имелось. Даже африканские и латиноамериканские диктаторы, без малейших моральных препятствий производившие сами себя из полковников, а то и сержантов, а то и вовсе штатских в генералиссимусы и фельдмаршалы, всех прочих старались не повышать в чинах и званиях резко — чтобы не зазнались и не возомнили о себе слишком много. Правда, от новоиспеченного полковника не следовало ждать ни того, ни другого. Феерическую карьеру он сделал, палец о палец не ударив из-за всему белу свету известной феноменальной глупости.
Так уж карта легла. Большие господа из Королевского Совета мягко присоветовали Натали. По их словам, вольно было покойному президенту держать в личных адъютантах капитана — но коли уж Натали желает сохранить в прежнем качестве именно Зулеле, лейб-адъютант королевы просто обязан быть как минимум полковником, иначе как-то несолидно будет выглядеть для приличной монархии.
Натали, собственно, на такие мелочи было наплевать — и Зулеле вмиг получил полковничьи эполеты вкупе с аксельбантом гораздо пышнее прежнего. Ну и ладушки. Зато верен, как собака и исполнителен, как робот, именно такой тут и нужен…
