— По-моему, он и здесь не пропал бы. Готовил бы обеды и кормил несуществующих полярников, — вставил Саблин.
По дороге к кухне они заглянули в ангар. Там стояли два вездехода с огромными пневматическими колесами.
— Кажется, Федор Ильич, вы говорили о трех вездеходах. Где же еще один? — спросила Катя.
Нагибин пожал плечами и сказал:
— Нам предстоит выяснить не только это. Остается надеяться, что руководитель группы, к счастью, отправился на изыскания. Причем не один. Если ему повезло, то он еще вернется вместе со своими людьми.
— Мало похоже на правду. — Катя скептически отнеслась к версии Нагибина. — Тогда почему рация вездехода не отвечает?
— Боюсь, что твой пессимизм оправдан, — согласился контр-адмирал.
Судя по ситуации в столовой, кок был уверен в том, что его товарищи уже пообедали. Он абсолютно бесстрастно сбрасывал в бачок нетронутую пищу и расставлял тарелки на посудомоечном агрегате. В кухне, несмотря на открытую дверь, было влажно и жарко.
— Спасибо за обед, было очень вкусно, — с серьезным видом произнес Нагибин.
— Приятно слышать. Я старался.
Контр-адмирал перевел взгляд на то место, где все еще стояла нетронутая тарелка, предназначенная для Ерохина.
— Товарищ капитан, разрешите присесть и представиться?.. Контр-адмирал Нагибин. Да-да, очень приятно, товарищ капитан. — Федор Ильич сделал вид, будто пожимает невидимую ладонь, после чего широким жестом пригласил подсесть к столу Саблина и Сабурову. — А это мои подчиненные. Нас интересует, что произошло на станции незадолго до того, как мы сюда прибыли.
Кока перестали интересовать грязные тарелки. Он выпрямился, немного подобрал живот, вытер руки полотенцем. В его остекленевших глазах мелькали отблески недоверия. Скорее всего, несмотря на сумасшествие и провалы в памяти, он справедливо подозревал, что его разыгрывают. Значит, все было не так уж безнадежно. Проблески сознания еще мелькали в его мозгу и были просто заблокированы стрессом.
— Как вы говорите, товарищ капитан? Ваш кок сможет прояснить нам ситуацию? — Федор Ильич вскинул голову, посмотрел в глаза служителю кухни и сказал ему: — Разве вы не слышите? Товарищ капитан просит вас подойти и рассказать все как было.
— Не слышу. — Кок покачал головой.
Саблин отвернулся, чтобы не было видно его лица, и произнес глухим голосом:
— Подойдите, пожалуйста. Сколько раз мне можно вам повторять?
Финт удался. Кок поверил, что слышит голос невидимого капитана. Он подошел к столу, присел на краешек стула и положил сцепленные в замок руки на колени.
— Вы видели здесь посторонних? — мягко спросил Нагибин и тут же резко потребовал: — Не отводите взгляд, смотрите мне в глаза.
— Да, видел.
— Кого?
— Вас.
— Какие же мы посторонние? — спросил Нагибин. — Мы же свои, на одном языке с вами разговариваем.
Кок наморщил лоб, резким движением снял колпак и задумался.
— Был здесь кто-то, а вот кто, никак не вспомню, — честно признался он.
— Товарищ капитан просит вас напрячь память. Вы же не станете подводить его? Мы прибыли сюда, чтобы узнать правду.
— Не помню!.. — Кок затряс головой, и в глазах его заблестели слезы.
Нагибин почувствовал, что тот близок к срыву. С одной стороны, имелся шанс, что нервный стресс освежит ему память. С другой — кок мог окончательно замкнуться, уйти в себя. Пока его связывали с внешним миром лишь профессиональные обязанности. Именно за них он и цеплялся. Все свое время занимался уборкой, приготовлением пищи, мытьем посуды и сервировкой. Теперь же незнакомые ему люди пытались вырвать его из этого уютного мирка, в котором он спрятался от опасности. Это вселяло в душу кока тревогу. Ему не хотелось возвращаться в тот ужас, который довелось пережить.
— Постарайтесь вспомнить. Вы, наверное, были здесь, на кухне, да? — мягко, но настойчиво втолковывал Нагибин. — Затем началась стрельба. И вы… — Федор Ильич, не мигая, смотрел в глаза немолодого кока.
— Да, был на кухне. Крутил фарш, — замогильным голосом произнес мужчина в белом халате. — Потом что?.. — Он наморщил лоб. — Я котлеты готовил, людей кормил, посуду убирал.
Из открытой двери донесся слабо различимый, но характерный звук. Это мог быть только стрекот винтов.
— Вертолет! — Катя повернула голову.
Все замолчали. До их слуха долетал шум приближающегося вертолета.
Кок вздрогнул, а затем истошно закричал:
— Вертолет! Вертолет! Они возвращаются! Нас всех убьют!
Нагибин и Катя с Виталием не успели среагировать. Несуществующий капитан Ерохин тоже куда-то запропастился и не отдавал своему коку никаких приказов. Тот действовал сам по себе.
Мужчина в белом халате метнулся к разделочному столу, схватил секач, а затем юркнул к духовке, распахнул дверцу и исчез внутри. Саблин бросился к духовке, с трудом сумел открыть широкую дверцу, потому как кок цеплялся за нее, и стал выковыривать из плиты несчастного человека. Но тот отбивался, кричал. Единственное, что удалось каплею, так это завладеть секачом.
Гул винтов стал уже совсем явственным. Машина шла на снижение.
— Оставь его, — приказал Нагибин. — У нас, кажется, гости. Я вовсе не уверен в том, что они настроены миролюбиво.
Саблин закрыл духовку и машинально посмотрел, не включена ли плита. Ручка регулятора температуры стояла на нуле. Кок перестал кричать и затаился в духовке. Саблин на всякий случай забросил секач на верхнюю полку и вышел из кухни вслед за Нагибиным и Катей.
В небе над станцией закладывал круг небольшой ярко-желтый вертолетик, обтекаемый, как капля. Снизу он казался игрушечным. Большие панорамные стекла, зализанный аэродинамический корпус. На дверце виднелся герб Аргентины.
— AS-350 французского производства, — тут же заявила Сабурова. — Хорошая машина.
— Вот только хорошие ли в ней прилетели люди? — мрачно заметил Саблин, сжимая в руке карабин.
Вертолет приветственно качнулся в воздухе и стал снижаться. Посадка прошла не очень гладко: то ли за рычагами сидел не слишком умелый пилот, то ли что-то было неисправно.
Люк открылся, и на снежный наст спрыгнул молодой улыбающийся мужчина в куртке-аляске. Он же сбросил капюшон, позволив ветру трепать длинные, жесткие, как проволока, черные волосы. Следом выбрался и пилот.
— Кажется, у них при себе нет оружия, — прошептал Саблин.
— А ты в карманы к ним заглядывал? — так же тихо ответила Катя.
Латиноамериканцы, продолжая радостно улыбаться, подошли ближе, поздоровались и представились полярниками с аргентинской станции, расположенной неподалеку. Одного звали Гомес Гуихарро, а второго — Педро Лопес.
