— Приветик! — усаживаясь на стул рядом с кроватью Костыля, она бегло оглядела палату. Здесь было четыре кровати, одна из которых пустовала. Двое мужчин, слегка похрапывая, спали.
— Ты чего перекрасилась? — спросил он.
— Мне черный цвет идет больше. — Ирина тронула ладонью волосы и положила пакет с мандаринами на тумбочку: — Твои любимые.
— Ты, вообще, зачем приперлась? — подозрительно глядя на гостью, нахмурил брови Костыль. — Захар узнает, ноги выдернет.
— Это почему?
— Подумает, что у нас что-то было…
— Точно на пользу тебе ушиб головного мозга не пошел, — усмехнулась она. — Это он меня и отправил.
— Зачем? — заволновался Костыль.
— Приказал отравленными мандаринами тебя накормить, — улыбнулась Ирэн.
— А если серьезно?
— Узнать, как дела, когда примерно выпишут и через какое время сможешь начать работу.
— Да как швы снимут, уйду, — заверил девушку Костыль. — Так и передай, через пару дней предстану пред его очами.
Ирина склонила голову набок, разглядывая Костыля:
— Ты такой бледный.
— Зато живой. — Он улыбнулся.
— Чтобы быстрее выздоравливал, ешь мандарины.
— Почисти мне один, — попросил он.
Ирэн достала оранжевый плод, содрала шкурку и по одной дольке стала подносить ко рту Костыля. Он хватал их сухими губами и начинал чмокать. При этом смешно жмурился от удовольствия. Потом она подносила ему ко рту салфетку, куда он сплевывал косточки.
— Может, еще? — девушка выжидающе уставилась на него.
— Давай, — согласился он.
— Видишь, как организм требует фруктов для восстановления, — сказала она, когда он покончил со вторым плодом.
— Ты мне еще один почисти и на тумбочке оставь. Я попозже съем.
С чувством выполненного долга спустя полчаса Ирина уселась на заднее сиденье «Форда».
— Накормила? — зачем-то спросил сидевший за рулем Стас.
— А то, — стягивая парик, усмехнулась она. — Сам попросил ему почистить. Сразу два слопал.
Ирина достала косметичку и, глядя в зеркало, стала протирать лицо влажной салфеткой, убирая макияж.
Отъехав от больницы, Стас, не отрывая взгляда от дороги, протянул ей конверт:
— Это твой гонорар.
— Спасибо.
Она открыла конверт. Поход в больницу был оценен в три тысячи долларов. Она знала, что ее не обманут. Но так хотелось лишний раз взглянуть на завораживающие взгляд банкноты…
* * *
Сидя на табурете, завернутый в простыню, Тунец зачерпнул ложкой из вазочки малинового варенья, сунул его в рот, отхлебнул чаю и устало откинулся на спинку стула. Он уже допивал третью кружку. Одновременно рассказывал Матвею все, что знал о деятельности Захара и его правой руки, Костыля. Поведал и о подвигах команды, в составе которой проработал уже много лет.
Вика некоторое время сидела у окна, задумчиво глядя на своего «принца», но потом не выдержала подробности его рассказа и вышла. А поведал Тунец страшные вещи. Как затыкаются рты журналистам, разного рода инициативным квартиросъемщикам, пытающимся организовать людей на массовые выступления против непомерно высокой платы за коммунальные услуги, некачественный или непроведенный ремонт.
Так Матвей узнал о новом способе отъема квартир у одиноких стариков. Кроме спаивания и принуждения подписать документы существовал и более «гуманный». В квартиру просто подселялся кто-то из бандитов в качестве опекуна. Оформлялся договор и все необходимые документы, на основании которых после смерти собственника полноправным хозяином жилья становился совершенно посторонний человек.
— А если человек не собирается умирать? — напрямую спросил Матвей.
— Таких другими методами принуждают подписать документы, — уклончиво ответил Тунец. — Просто частое исчезновение людей в округе может насторожить правоохранительные органы.
— А как вы определяете жертв? — брезгливо разглядывая сидящего перед ним парня, спросил Матвей.
— В поликлиниках узнаем адреса смертельно больных, состоящих на учете у наркологов. Если повезет, можно и участкового за определенное вознаграждение уболтать оказывать содействие. У того полномочия шире. Он может навести справки о родственниках…
— За себя можешь не говорить. — Матей перевел взгляд в окно: — Сколько, по твоему мнению, в столице убивают людей в целях завладения жильем?
— Вот ты часто в полиции бываешь? — спросил Тунец и отпил чаю.
— Пару раз приходилось, — уклончиво ответил Кораблев.
— Так видел, наверное, напротив каждого отделения огромные щиты с фотографиями преступников. Но кроме них там есть пропавшие без вести…
— Я понял, ушел из дома и не вернулся. — Матвей сложил на груди руки.
— По моему мнению, там лишь небольшой процент от реально исчезнувших. В большинстве случаев устраняются те, кого не хватятся.
— Как это? — не понял Матвей.
— Разыскные дела, как правило, открываются по заявлению близких. — Тунец шмыгнул носом. — Ну, а если их нет… — Он развел руками. — Так и человека никто не хватится.
— М-да, — Кораблев с шумом перевел дыхание.
— Люди просто так не пропадают, — со знанием дела продолжал Тунец. — Вот на нашей территории есть такие, кто тому же Захару дорогу перешел. Материал на него собирал, организовывал коллективные письма.
— По какому поводу? — Матвей положил руки на стол.
— Ну, например, в одном из дворов забита ливневая канализация. Один пенсионер лужу сфотографировал, разрушенный водой фундамент, трещины в стенах комнат. — Тунец краем простыни вытер испачканные вареньем губы. — Потом подъезд, который со времен Хрущева не ремонтировался. Обошел соседей, собрал деньги, нанял адвоката, а тот составил исковое заявление в суд.
— И где этот пенсионер сейчас? — не мигая глядя на Тунца, спросил Матвей.
— Его вывезли куда-то в Костромскую область, грохнули и закопали в лесу. — Бандит неожиданно улыбнулся. Ему словно доставляло удовольствие рассказывать о своих подвигах. Он допил остатки чая и закончил: — Пока из машины тащили, все кричал, что ничего не боится. Всю войну прошел, поэтому умирать нестрашно…
— Так он еще и фронтовик был? — опешил от такого беспредела Матвей.
— Ну и что? — удивился Тунец. — Захару по барабану, кто он.
— Да ты понимаешь, сволочь, что если бы не такие, как этот старик, ты бы не родился?! — медленно поднимаясь с табурета, процедил сквозь зубы Матвей. Он твердо решил порвать этого негодяя. Однако в этот момент из коридора раздался голос Вики:
— У меня перерыв заканчивается, я пошла.
