— Эй… мистер! Так нельзя себя вести! Уходите, или я вынужден буду вас арестовать! Слышите? Прекратите немедленно! Уходите!
Но турист, едва державшийся на ногах, тем не менее отпил еще виски из горлышка и разразился тирадой. Мусенир не понял больше половины сказанного, но того, что понял, и самого тона этой речи ему хватило, чтобы прийти к однозначному выводу — обнаглевший чужак оскорблял его, офицера полиции при исполнении, поминая при этом всех его родственников и предков. Причем в качестве последних упоминались, кажется, обезьяны.
И Мусенир не выдержал. В конце концов, почему он должен это терпеть? Потому что эта пьяная сволочь — иностранец? А кто увидит, если он ему сейчас врежет? Эта скотина, поди, завтра и не вспомнит, что он вытворял… А вот чтоб не забыл!
— А ну пошли, мистер! — Мусенир решительно снял с плеча автомат. Турист заткнулся и медленно поднял руки.
— Иди! Туда! — Мусенир повел стволом своего «пиндада», указывая, куда идти. Дебошир послушно двинулся внутрь участка.
Дежурный и не догадывался, что тому туда и надо. Лавров, продолжая изображать в дым пьяного, внимательно изучал обстановку. Везде закрытые двери, включено только дежурное освещение. Признаки жизни — только там, где этот полицейский смотрел картинки с камер наружного наблюдения. Похоже, бравый верзила с укороченным «пиндадом» — этой местной мутацией бельгийской винтовки «FNC» — один обеспечивает здесь порядок. Что ж, это только упрощает задачу.
— Туда иди! — Мусенир ткнул туриста стволом в спину. Они дотопали до пятачка, отделявшего комнату дежурного от клетки обезьянника. — К стене! Руки вверх!
Турист, как-то сразу присмиревший, послушно встал лицом к стене, вытянув руки в стороны. Держа его на прицеле, Мусенир вытряхнул из связки нужный ключ, вставил в замок, повернул. Потянул дверцу на себя.
— Заходи! Только без глупостей!
Турист не спеша вошел в клетку и уселся на свободные нары, напротив пацана в женском одеянии. Мусенир с лязгом захлопнул дверцу, снова повернул ключ — но уже в обратную сторону.
— Посидишь до утра, — сказал он, обращаясь к пьяному дебоширу. — Утром начальник придет, решит, что с тобой делать.
— А-а… — попытался что-то сказать европеец, но Мусенир, осмелев — что он через решетку может сделать? — только прикрикнул:
— Тихо мне тут! А то… — а что «а то», он и сам не знал. Потому, не закончив фразы, ушел в дежурку. Надо же все-таки журнал дочитать.
Глава 38
Ахмад-хан был зол — он бы и сам придушил Юсуфа за предательство, но — только после того, как тот рассказал бы, где прячется умник. Однако пацана переехал автобус, а значит, он ничего уже не расскажет. Хотя сам факт, что Джангар видел Тахира, а Юсуфа засекли неподалеку от того места, говорил о том, что умник где-то рядом. Сделав такой вывод, Ахмад-хан решил не распылять силы на весь город — людей у него все-таки было мало — а прочесать в первую очередь район, лежавший между мечетью (в которой Тахир оторвался от почти догнавших его боевиков), рынком и въездом в город со стороны порта (никакой другой дорогой беглецы попасть в Паданг не могли). Смеркалось. Обход гостиниц ничего не дал, хотя один портье вроде бы и признал мальчишку на фото. Однако оказалось, что похожий на Юсуфа пацан поселился с сестрой, а не с братом или другом, и Ахмад-хан решил, что это не он. Вот только почему-то именно Юсуфа застукали на рынке в двух кварталах от той гостиницы. Непонятно… Если портье видел там именно Юсуфа, то что это за сестра у него?
Тем временем совсем стемнело — да и стрелки на часах уверенно приближались к десяти вечера. Ахмад-хан обзвонил всех, кто с ним и Сулейманом участвовал в поисках, и приказал подтягиваться к «Старому аллигатору», благо кафешку неподалеку от въезда в город знали практически все. Дагестанец предполагал там поужинать и заодно обсудить дальнейшие планы. Возвращаться в лагерь смысла не было — лучше переночевать где-нибудь и с утра возобновить поиски. Сулейман выслушал его и согласился, добавив, что поиски нужно продолжать, пока есть шанс перехватить умника. Если понадобится — и день, и два, и больше. На кону ведь не пять баксов, а сотни тысяч.
Ахмад-хан со своей парой сопровождающих двигался вдоль улицы, кафешка уже призывно маячила впереди своими разноцветными огоньками. И тут он случайно бросил взгляд в узкий проход, выводивший на другую улицу. Все бы ничего, но там немаленькая группа — человек двадцать или даже тридцать мужиков из местных — что-то весьма оживленно обсуждала, периодически разражаясь взрывами смеха.
— А ну-ка, — сказал Ахмад-хан, — пойдем посмотрим, с чего это они так ржут.
Когда их троица подошла поближе, местные охотно рассказали казавшуюся им крайне забавной историю о том, что пару часов назад сюда забежал какой-то парень. Хоть и смуглый, но все же больше похожий на европейца, чем на местного или, например, индийца. И все бы ничего, только парень был одет как женщина-мусульманка. Только без паранджи.
— А как он выглядел? Высокий, худой, коротко стриженный, лет двадцать?
— Верно, — удивленно воззрился на Ахмад-хана рассказчик, едва удержавшись от пошлого намека — что-то в выражении лица мужчины подсказало ему, что этого лучше не делать.
— Куда его повели? — продолжал допрос дагестанец. Смешки вокруг прекратились, а народ потихоньку начал рассасываться. Рассказчик, впрочем, понял, что если не пытаться острить, то ничего страшного не случится. Потому лишь пожал плечами:
— Ясное дело — куда. В участок. Как говорится, задать пару вопросов.
— Это далеко? — спросил стоявший рядом с Ахмад-ханом Умар — инструктор по рукопашному бою.
— Да нет, пару кварталов всего, — наморщив лоб, определил индонезиец.
— Показать можешь? — задал следующий вопрос Ахмад-хан. Инициативность Умара, хотя и в правильном направлении, ему не нравилась. Он не собирался уступать свое лидерство никому из этих… недовольных. Не они его начальником поставили. Ишь ты, боевиков американских насмотрелись. Нет, Ахмад-хан этого никому не забудет. Всем припомнит. Но сначала — дело.
— Да что тут показывать, — индонезиец сделал удивленное лицо, но послушно вывел их обратно через узкий проход на улицу, по которой они пришли. — Вон, в ту сторону два квартала пройдете, — махнул он рукой, — а там свернете направо, на следующем перекрестке налево. Ну, и увидите полицейский участок. Его вы там ни с чем не спутаете. Такая коробочка бетонная, одноэтажная. И вывеска там соответствующая. И государственный флаг.
— Ясно, — кивнул дагестанец. — Как думаешь, они его не отпустили? Сколько, ты говорил, времени-то прошло?
— Нет, — заухмылялся абориген, — наши полицейские — парни, конечно, ушлые, но если кого загребли, то без команды начальства не отпустят. А начальство у них на службе засиживаться не любит, то есть нет его уже на месте. Так что этот ваш парень в юбке до утра досидит в обезьяннике. И прошла-то пара часов, никак не больше.
