— Мы хорошо понимаем друг друга. Мое предложение сводится к следующему…
Джон терпеливо и с интересом слушал то, что говорил ему Хусейн.
— …на сенсации вы хорошо заработаете, — подвел черту под своим предложением адмирал Исмаиль. — Беретесь?
— Я не понимаю одного, зачем вам понадобилось привозить сюда с мешком на голове не только меня, но и мою напарницу Кэтрин Браун? — спросил Грифитс.
— На тот случай, если вы не согласитесь с моим предложением, — прищурился адмирал.
— Это шантаж, угроза?
— Это констатация факта, мистер Грифитс.
— Вы немного просчитались. Я не настолько дорожу Кэтрин. Хотел бы не согласиться, не согласился бы, даже если бы вы пообещали отрезать ей уши.
— Но своей жизнью вы дорожите в полной мере? — усмехнулся Хусейн.
— Разумеется. Однако почему вы уверены, что мы будем молчать в дальнейшем? Это важный вопрос, нежелательных свидетелей и разговорчивых исполнителей нередко ликвидируют. Я не хочу, чтобы вы совершили подобную ошибку в отношении нас с Кэтрин.
— Вы, приняв предложение и выполнив его, окажетесь в одной связке со мной и не станете рисковать своей репутацией.
— Логично, а потому я принимаю предложение с некоторыми оговорками. Я не хочу на данном этапе впутывать в это дело Кэтрин. Вы ее просто отпустите.
Исмаиль задумался, затем кивнул.
— Согласен, но тоже с одной оговоркой — вы убедите ее не распространяться о произошедшем.
— Она любит деньги не меньше моего и тоже дорожит своей репутацией.
— Мы договорились?
— По всем пунктам, — подтвердил Грифитс. — Теперь отпустите Кэт. И можно приступать.
Кэтрин стояла во дворе и тревожно прислушивалась к окружающим ее звукам. Черный полотняный мешок по-прежнему закрывал ее голову. Грифитс подошел и тронул журналистку за плечо. Она вздрогнула.
— Это всего лишь я, — поспешил успокоить женщину Джон. — Сейчас тебя отвезут в город и отпустят. А я останусь. Не беспокойся обо мне. У меня здесь появилась работа. Завтра, а возможно, даже сегодня я освобожусь. Жди меня на яхте. Я обязательно вернусь.
— Джон, я боюсь, — пожаловалась журналистка.
— Мы с тобой и не из таких передряг выбирались. Все будет хорошо, поверь мне. — Грифитс пригнулся и поцеловал Кэтрин сквозь мешок в губы.
— Мне это показалось? — спросила женщина.
— Ничего не было, тебе это только приснилось. — Грифитс похлопал Кэтрин по плечу. — До встречи.
— До скорой встречи, Джон.
Журналистку усадили в джип. Оператор вздохнул.
— Приступаем к работе? — спросил он, забрасывая на плечо камеру.
Боевики Сенхариба двинулись вслед за оператором. Отошли недалеко — к прибрежным скалам. Грифитс критически осмотрел съемочную площадку, после чего стал сортировать боевиков на две группы.
— Ты налево, ты направо, — отдавал он приказания.
Люди Сенхариба слушались Джона беспрекословно. Создав две команды, он расставил их на огневые позиции.
— Начали! — крикнул он, залегая с камерой.
Затрещали автоматные очереди, взорвалась пара гранат.
— Стоп! Стоп! Стоп! — крикнул Джон, останавливая инсценировку боя. — Ну, кто же так падает? — обратился он к «убитому боевику», тот поднялся, отряхнул одежду. — Мы не художественный фильм снимаем. Так только в голливудских фильмах умирают — долго и мучительно. Ты что, ни разу никого на ходу не убивал? Вспомни, как это было, покажи, изобрази.
Боевик выронил автомат и осел на землю, схватившись за грудь так, словно ее прострелили. Грифитс поморщился.
— Так уже лучше. Снимаем. Второй дубль.
И вновь застрочили автоматы, поднимались и падали боевики. Грифитс снимал это так, словно шел настоящий бой. По его команде одна группа пошла в атаку на другую и окончательно разгромила ее.
— Снято, — азартно произнес Джон, поднимаясь с земли.
«Мертвецы» ожили, стали вставать, отряхиваться, улыбаться друг другу. Еще бы, им посчастливилось сняться в кино.
— Теперь несите трупы, — распорядился Грифитс.
Боевики потянулись к вилле, вскоре они уже притащили со двора убитых людей Ахмада Аль-Салиха. Грифитс лично контролировал, чтобы мертвецов разложили в живописных позах, им в руки вкладывали оружие, рядом рассыпали стреляные гильзы. Джон вновь вскинул камеру на плечо. Теперь он снимал «крупняки» — крупные планы мертвых боевиков Ахмада.
— Так, теперь съемка окончена. Уберите реквизит, — произнес Грифитс.
Боевики оттащили мертвые тела к ограде виллы. Вскоре подъехал грузовик. Все-таки погибшие были мусульманами, и их следовало по обычаю похоронить до захода солнца…
…Тем временем джип уже остановился. Кэт вывели из машины, она слышала, как совсем близко плещут волны, кто-то вложил ей в руки мобильник.
— Досчитаешь до пятидесяти, тогда можешь снимать мешок, — шепнули ей на ухо. Журналистка часто закивала, мол, я все поняла, и принялась считать вслух:
— Один, два, три…
Послышался звук отъезжающей машины.
— …тридцать три, тридцать четыре. Все, к черту, надоело! — выругалась Кэт и рванула мешок, забыв, что тот стянут на шее тесемкой.
Пришлось повозиться. Тесемку кто-то из похитителей догадался завязать на тугой узел, а Кэт рывком еще сильней затянула его. Наконец-то дурацкий мешок был сорван. Первым делом Кэтрин осмотрела ногти, один из них сломался.
— И пилочки с собой нет, — с досадой проговорила журналистка и только после этого осмотрелась.
Она стояла на пустынном городском пляже. Почти к самым ногам подкатывали волны. Кэтрин обернулась, за ее спиной простиралась Латакия. Слева над волноломом возвышались мачты яхт. Идти было близко. Кэт сбросила босоножки, подцепила их за ремешки на палец и побрела по сырому песку вдоль линии прибоя. Другой рукой она включила свой мобильник. На экране высветилось сообщение, что был трижды введен неверный пин-код, а потому карточка заблокирована. В качестве подсказки мобильник еще сообщил владелице, что теперь для разблокировки следует ввести пук-код.
— Какой к черту пук-код! — воскликнула Кэтрин, еле подавив в себе желание забросить телефон в волны. — Откуда я его могу знать?!
Похитители постарались, чтобы в приливе чувств Кэт не позвонила кому-нибудь.
Охранник яхт-клуба покосился на Кэтрин, когда она проходила мимо застекленной будки. Никогда прежде он не видел журналистку такой понурой.
— Вам помочь? — спросил он.
— Все в порядке. Я всегда в отличной форме, — огрызнулась Кэтрин.
— Я только спросил.
— А я ответила!
