— Это действительно прокариоты? — спросила она. — Я знаю, так их называют, но прокариоты — земные бактерии. А эти тоже бактерии?
— Эритрианские микроорганизмы ближе всего к земным цианобактериям, тем самым, которые обладают способностью к фотосинтезу. Впрочем, ты задала правильный вопрос. Нет, это не наши цианобактерии. У них тоже есть нуклеопротеин, но по структуре он принципиально отличается от нуклеиновых кислот в земных формах жизни. У них есть и своеобразный хлорофилл, в котором нет магния и который работает в инфракрасном свете; поэтому клетки не зеленые, а скорее бесцветные. В них есть и разные ферменты, и микроэлементы в непостоянных соотношениях. И все же по морфологии и строению они не слишком отличаются от земных клеток, и их с полным основанием можно назвать прокариотами. Кажется, биологи настаивают на названии «эритриоты», но нас, дилетантов, вполне устраивает и старый термин.
— И они достаточно эффективны, чтобы их жизнедеятельностью можно было объяснить присутствие всего кислорода в атмосфере Эритро?
— Они очень эффективны. К тому же здесь, по-видимому, нет другого источника кислорода. Между прочим, Юджиния, ты же астроном, ты должна знать — что говорят последние данные о возрасте Немезиды? Юджиния пожала плечами.
— Красные карлики почти бессмертны. Возможно, Немезида не моложе нашей Вселенной и она способна просуществовать еще сто миллиардов лет без видимых изменений. Самую надежную оценку можно получить, определив содержание минорных элементов в самой звезде. Если предположить, что Немезида — звезда первого поколения и что вначале она состояла только из ядер водорода и гелия, то ее возраст должен быть побольше десяти миллиардов лет; тогда Немезида вдвое старше Солнца и Солнечной системы.
— Значит, и Эритро существует уже десять миллиардов лет.
— Совершенно верно. Звездные системы образуются раз и навсегда, а не по частям. А почему тебя это интересует?
— Мне непонятно, почему за десять миллиардов лет жизнь на Эритро так и остановилась на стадии прокариотов. — Зивер, здесь нет ничего непонятного. На Земле после возникновения жизни первые два-три миллиарда лет тоже существовали только прокариоты. На Эритро плотность энергии, излучаемой светилом, намного меньше, чем на Земле, а для образования более сложных организмов нужна энергия. Эта проблема очень детально обсуждалась на Роторе.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал Генарр. — Только ваши дискуссии, очевидно, так и не дошли до обитателей станции. Я думаю, все мы слишком заняты нашими частными делами и проблемами — хотя все, что относится к прокариотам, тоже наша проблема.
— Если уж ты заговорил об этом, то и мы на Роторе в свою очередь почти ничего не знаем о станции.
— Да, мы оказались в какой-то степени в изоляции. Но, Юджиния, не забывай, что в работе станции нет ничего сенсационного. Станция — это всего лишь производственное предприятие, и меня нисколько не удивляет, что ее почти не упоминают в роторианских новостях. Все внимание роториан привлечено к строящимся поселениям. Ты не собираешься переселиться на одно из них?
— Ни за что. Я роторианка и не собираюсь оставлять Ротор. Извини за откровенность, но и здесь меня бы не было, если бы не необходимость. Мне нужно сделать ряд астрономических наблюдений на вашей обсерватории, база которой намного стабильнее роторианской.
— Об этом мне сообщил Питт. Мне приказано оказывать тебе всяческое содействие.
— Хорошо. Я уверена, ты не откажешь мне в помощи. Между прочим, ты сказал, что вы стараетесь избежать проникновения прокариотов на станцию. Насколько успешно? Вода здесь безопасна, ее можно пить?
— Очевидно, безопасна — ведь мы ее пьем. На станции нет прокариотов. Вся поступающая на станцию вода — и не только вода — обеззараживается сине-фиолетовым светом, в считанные секунды убивающим прокариотов. Коротковолновые фотоны такого света несут слишком много энергии и быстро разрушают важнейшие структурные элементы этих крохотных клеток. Впрочем, даже если какое-то количество прокариотов и попадет на станцию, вреда от них не будет — насколько мы можем судить, они не ядовиты и вообще безвредны. Мы проверили на животных.
— Это уже лучше.
— У этой медали есть и оборотная сторона. Наши микроорганизмы не способны на поверхности Эритро конкурировать с местными прокариотами. Во всяком случае, когда мы попробовали высеять наши бактерии в почву планеты, ничего не получилось — они не росли и не делились.
— А многоклеточные растения?
— Мы пытались выращивать и их, но результаты оказались весьма плачевными. Должно быть, все дело в особенном свете Немезиды. Внутри станции на почве и воде планеты мы выращиваем великолепные растения. Конечно, обо всем мы сообщали на Ротор, но я сомневаюсь, чтобы эти данные широко публиковались. Как я уже говорил, роториан наша станция не интересует. Точнее, мы не представляем интереса для грозного Питта, а на Роторе его слово решает все, не так ли?
Генарр говорил с улыбкой, но улыбка получилась немного натянутой.
Интересно, что бы сказала по этому поводу Марлена? — подумала Юджиния.
— Питта нельзя назвать грозным, — возразила она. — Иногда он слишком настойчив и напорист, но это ведь не одно и то же. Знаешь, Зивер, когда мы были молодыми, я всегда думала, что комиссаром будешь ты. Ты был невероятно способным.
— Только был?
— Я уверена, что и сейчас ты такой же. Но тогда у тебя были оригинальные мысли, своя политическая концепция. Я слушала тебя с восторгом. Во многом ты был бы лучшим комиссаром, чем Питт. Ты бы прислушивался к мнению других и не настаивал на том, чтобы все беспрекословно подчинялись тебе.
— Именно поэтому я был бы плохим комиссаром. Видишь ли, у меня нет никакой конкретной цели в жизни. Просто у меня часто возникает желание делать то, что мне кажется правильным в данный момент; я только надеюсь, что в конце концов из этого получится что-то мало-мальски стоящее. Напротив, Питт всегда знает, чего он хочет, и добивается этого всеми способами.
— Зивер, ты неверно его оцениваешь. У него твердые убеждения, согласна, но он очень рассудителен и благоразумен.
— Конечно. В рассудительности ему не откажешь. Какую бы цель Питт ни преследовал, он всегда найдет абсолютно благовидные, безукоризненно логичные, весьма гуманные доводы. Он может придумать их в любой момент, и при этом будет казаться очень искренним даже самому себе. Я уверен, ему всегда удается убедить человека в необходимости сделать то, что сначала тому делать вовсе не хотелось. При этом он действует не приказами или угрозами, а терпеливо и настойчиво обращает в свою веру, используя очень разумные аргументы.
— Ну что ж… — неуверенно попыталась возразить Юджиния.
— Я вижу, ты и в самом деле немало натерпелась от его рассудительности. Значит, ты понимаешь сама, насколько хорош Питт как комиссар. Не как человек, а как комиссар.
