— Скафандр, предназначенный для Эритро. Практически это костюм для астронавтов, только он не пригоден для работы в открытом космосе. Он герметичен благодаря использованию тканого материала и пластика и не затрудняет движения. Шлем сделан более основательно — он не пропускает инфракрасного излучения, снабжен системой подачи очищенного воздуха и отвода выдыхаемого. Самое главное, человек в скафандре «Э» не соприкасается ни с почвой, ни с атмосферой планеты. Кроме того, мы обязательно дадим ей сопровождающего.
— Кого? Я никому не доверю эту роль.
— Трудно представить себе более неподходящего сопровождающего, чем ты сама, — улыбнулся Генарр. — Ты совсем не знаешь планеты и боишься ее. Я бы не осмелился выпустить тебя ни при каких обстоятельствах. Мы можем довериться только одному человеку — мне.
— Тебе? — Юджиния, казалось, потеряла дар речи.
— А почему бы и нет? Никто не знает Эритро лучше меня. Если Марлена невосприимчива к чуме, то и я должен обладать таким же иммунитетом. За десять лет жизни на Эритро чума так и не задела меня. Больше того, самолет я поведу сам; значит, нам не понадобится пилот. Наконец, будучи рядом с Марленой, я смогу непосредственно наблюдать за ней. Если только я замечу хотя бы малейшие сбои в ее поведении, то мигом доставлю ее на станцию в кабинет сканирования.
— И тогда, конечно, будет уже слишком поздно.
— Нет, это совсем не обязательно. Не надо смотреть на чуму как на что-то типа «все или ничего». Известны случаи заболевания в легкой или даже очень легкой форме. Заболевшие чумой в легкой форме впоследствии выздоравливали и вели совершенно нормальный образ жизни. С Марленой ничего не случится, в этом я уверен.
Юджиния съежилась в кресле: сейчас она казалась маленькой и беззащитной. Генарр непроизвольно обнял ее за плечи.
— Юджиния, успокойся, забудь об этом хотя бы на неделю. Я обещаю, что Марлена не будет выходить на поверхность планеты по меньшей мере неделю, а может быть, и намного больше, если ее решительность поколеблется после того, как я покажу ей Эритро с самолета. А в полете она будет в герметичной кабине и в не меньшей безопасности, чем на станции. Ну а сейчас я хочу сказать тебе вот что: ведь ты астроном, не так ли?
Юджиния бросила мимолетный взгляд на Генарра и безразличным тоном ответила:
— Ну, конечно, ты же знаешь.
— Значит, ты никогда не видела настоящего звездного неба.
Астрономы вообще не знают, что это такое. — Они видят только свои приборы. Сейчас на Эритро ночь и на небе ни облачка. Пойдем на наблюдательную площадку. Поверь, ничто так не успокаивает и не умиротворяет, как звездное небо.
Глава 47
Генарр был прав. Астрономы никогда не смотрели на звезды. В этом не было необходимости. Они давали команды телескопам, фотокамерам и спектральным приборам, а затем приборами управлял компьютер по подготовленным теми же астрономами программам. Приборы выполняли команды, выдавали результаты анализов, строили графические модели. Астрономы задавали вопросы, а потом изучали ответы. Для этого незачем смотреть на звездное небо.
Да и как вообще можно бесцельно взирать на звезды? Тот, кто занимается такой безделицей, не может быть астрономом, подумала Юджиния. У истинного астронома один лишь вид звезд должен вызывать беспокойство, желание работать. Поневоле сразу вспомнишь о неоконченных исследованиях, непоставленных вопросах, неразгаданных загадках. Только взглянув на звезды, один астроном сразу пойдет на свое рабочее место и включит приборы, а другой постарается отвлечься за книгой или у экрана головизора.
Примерно так она говорила Зиверу Генарру, пока тот ходил по кабинету, проверяя, все ли выключено и убрано. (Он всегда был педантом, вспомнила Юджиния. В молодости это ее раздражало; может быть, правильнее было не раздражаться, а восхищаться. У Зивера столько положительных качеств, а у Крайла… Юджиния безжалостно терзала себя такими мыслями, вскоре решив, однако, что думать на эту тему бесполезно.) — Признаться, я сам не часто бываю на наблюдательной площадке, — сказал Генарр. — Всегда почему-то находится множество более важных дел. Но когда мне все же удается выбраться, я почти всегда оказываюсь здесь один. Мне будет очень приятно, если ты составишь мне компанию. Пойдем!
Генарр повел Юджинию к небольшому лифту. Здесь, на станции, ей еще не приходилось пользоваться лифтом, и на какое-то мгновение ей показалось, что она снова на Роторе; правда, тут не чувствовалось изменения искусственной силы тяжести и не прижимала к стене сила Кориолиса.
— Приехали, — сказал Генарр и знаком предложил Юджинии выйти. Она сделала шаг в пустой зал и сразу отпрянула, испуганно спросив:
— Мы уже не на станции?
— Как не на станции? — удивился Генарр. — Ах, ты хочешь сказать, что мы находимся непосредственно в атмосфере Эритро? Нет, не бойся. Мы внутри стеклянной полусферы с алмазным покрытием, которое невозможно поцарапать. Конечно, стекло может разбить метеорит, но их тут практически не бывает. На Роторе тоже есть подобное стекло, но, — в голосе Генарра зазвучала гордость, — не такого качества и не таких размеров. — Вас здесь ни в чем не ограничивают. — Юджиния слегка коснулась рукой стекла, как бы убеждаясь в его существовании.
— Им приходится идти на это, иначе никто не согласится работать на станции, — Генарр снова показал на полусферу. — Иногда здесь идет дождь; тогда видимость намного хуже, но в дождь небо закрыто облаками и тут делать нечего. Потом проясняется, и стекло быстро высыхает. Налет после дождя днем смывается специальным моющим раствором.
Присаживайся.
Юджиния села в мягкое удобное кресло. Кресло легко откинулось; оказалось, она смотрит в зенит небосклона. Рядом под Генарром тихо вздохнуло второе кресло. Потом погасли неяркие светильники, что позволяли разглядеть небольшие столики и кресла. На черном бархатном небе загорелись яркие звезды.
От изумления у Юджинии перехватило дыхание. Теоретически она знала, как должно выглядеть звездное небо. Она не раз видела его на картах и диаграммах, на фотографиях и моделях, в любом виде и в любой форме, но только не в его естественном состоянии. Юджиния с удивлением обнаружила, что ей не хочется выбирать интересные объекты, загадочные явления или вспоминать неразгаданные тайны астрономии, над решением которых она могла бы поработать. Она смотрела не на какой-то конкретный астрономический объект, а на создаваемую всеми звездами сразу неповторимую картину.
В древности, подумала Юджиния, человек не изучал отдельные звезды, а созерцал все небо. Так он научился выделять созвездия, так родилась астрономия.
Генарр был прав. Юджиния чувствовала, как ее обволакивает невидимая и невесомая пелена умиротворенности.
Спустя некоторое время она сказала полусонным голосом:
— Я очень благодарна тебе, Зивер.
— За что?
