Вернулся Слава. Вертолеты будут минут через сорок. Уже хорошо! Фельдшер и Рустам перенесли тяжелораненого в палатку. Вновь наладили ему подачу кислорода уже прибором КИ-3М. На операционный стол положили следующего. Рустаму приходилось разрываться: он помогал в салоне и проведывал тяжелораненого в палатке.
Ситуация примерно похожая – тоже открытый перелом обеих голеней, правда, без ранения в грудь. Тоже без сознания. Работали по той же схеме. Теперь вдвоем стало легче. Этого раненого также перенесли в палатку, второй кислородный прибор (кислородный ингалятор КИ-3М) пошел в действие.
Вновь раненый на операционном столе. Ноги целы, но ранен в грудь осколком, возможно, куском брони – очень большой размер раны. Вновь все противошоковые мероприятия провели, подали кислород. Окклюзионная повязка на рану в груди. И этот раненый занял место в палатке. Третий прибор КИ-3М использован. Хорошо, что взяли их пять штук. Правда, работы одного прибора хватает лишь на несколько минут – очень маленькие баллоны.
Последний раненый был в сознании, рваная рана в области головы. Кости, вроде, целы. Рентген покажет. На операционном столе у него началась рвота. Все ясно – есть сотрясение, а может и контузия. И этот раненый получил противошоковые мероприятия. Они уже заканчивали обработку раны, когда подъехал новый БТР, ярко освещая площадку перед Автоперевязочной фарами. Невский послал фельдшера встретить приехавших. Сам он закончил работу с раненым.
Слава вернулся с незнакомым офицером с общевойсковыми эмблемами. Сопровождающий капитан был командиром 4-й роты, привез трех тяжелораненых и шесть погибших. Он помог перенести последнего тяжелораненого в палатку. Невский между тем снял перчатки, тем более что они порвались. Снял и мокрый от пота и крови белый халат. Ноги его дрожали, казалось, еще немного и он упадет. Кое-как выпрыгнул из салона на землю.
Под навесом уже раскладывали на носилках тела погибших. Вертолета все не было. Прошло уже больше часа. Все тяжелые нуждаются в срочных операциях. Невский прошел в палатку. В свете фар бронетранспортера рассмотрел их лица. Вроде пока все без ухудшения. Но поджимает время – жгуты долго нельзя держать, иначе – неизбежная ампутация. Измерил всем по очереди давление и пульс. Не опустилось до критических отметок. Это хорошо!
Вышел из палатки. Капитан ушел в управление на доклад к комбригу. Спросили о сложившейся ситуации у раненых. Те лишь угрюмо махнули рукой.
В этот момент застрекотали долгожданные винты МИ-8. «Вертушка», не опускаясь полностью, зависла на небольшой высоте над землей. Быстро побежали к ней с первым раненым фельдшер и водитель. Невский понес с одним легкораненым вторые носилки. Подбежали еще офицеры из управления, помогли загрузить остальных. Легкораненые залезли в салон последними.
Вертолет стремительно взмыл ввысь, развернулся и скрылся в ночи, лишь бортовые огоньки слабо поблескивали.
– А убитых-то когда заберут? – обратился Невский к стоящему поблизости подполковнику из политотдела бригады. – Я думал вторая «вертушка» тоже сядет.
– Она тоже с грузом 200. Еще раньше садилась у мечети. Теперь до утра придется вам с ними побыть. Перенесите в палатку. Мертвым ведь уже некуда спешить, – он молча пожал руку и ушел. Ушли и другие офицеры.
Вернулся капитан. Не проронив ни слова, он сел в БТР, помахал рукой и уехал.
10
Не сговариваясь, врач и фельдшер направились к погибшим солдатам. Рустам включил фары машины. Тела надо было привести в порядок. На носилках лежали шесть исковерканных останков. У некоторых отсутствовали конечности, оторванные взрывами. Зрелище тяжелейшее…
Прежде всего, предстояло идентифицировать погибших. У каждого военнослужащего в Афганистане должен быть «смертный медальон». С офицерами проще – у всех были личные жетоны, они носились на цепочке, на шее. У срочнослужащих использовали пустую автоматную гильзу, в нее вкладывали записочки с личными данными, в том числе указывался адрес близких родственников. Перед выездом в боевые рейды проверяющие обращали и на это внимание, требуя показывать эти гильзы. Обычно хранились такие записи в кармашке «для часов».
Они укладывали убитых на спину, руки размещали на груди (приходилось связывать их кусочками бинта), закрывали глаза (кое-кто еще смотрел мертвым взором), закрывали рты (опять же приходилось и здесь прибегать к кусочкам бинта, подвязывая). Переписывали в свете фонариков данные из «медальонов», включая номера подразделений, адреса родных, затем возвращая гильзы на место:
Копылов Андрей Александрович, 22 года. (Отрыв обеих ног – подрыв на мине).
Шляхман Борис Моисеевич, 20 лет. (Погиб от пули в область живота).
Серов Кирилл Алексеевич, 21 год. (Погиб от пули в голову – выстрел снайпера).
Маврин Виталий Викторович, 20 лет. (Умер от большой кровопотери – осколочные ранения груди и живота). Сержант, санитарный инструктор. Оказывал помощь раненым, сам был ранен (со слов командира роты).
Костриков Вадим Владимирович, 19 лет (Умер от попадания пули из ДШК
[1]
.
– Товарищ старший лейтенант, а этот, по-моему, живой! – раздался крик Табачникова.
Невский даже вздрогнул. Настолько это было неожиданно. Быстро поднялся и поспешил к фельдшеру. Слава осматривал последнее тело на крайних носилках. Там лежал, вытянувшись во весь рост, худощавый солдат. При выгрузке погибших о нем сказали: «Прямое попадание в сердце. Снайпер подкараулил, когда тот снял бронежилет. Хотел одеть на голое тело, по примеру „стариков“, но не успел снять „хэбэшку“. Жаль парня, хороший был солдат!»
– Это Данила Красножон, я его немного знал раньше, вместе были в «учебке». Сразу его и не узнал.
– А почему ты решил, что он живой? – Невский склонился над телом, посветил своим фонариком.
– Я начал ему руки на груди складывать, уже собирался связать их бинтом, а у него пальцы пошевелились.
Невский распахнул куртку «хэбэ» на солдате – прямо под левым соском зияло отверстие от пули, продолжала вытекать небольшая струйка крови.
– Ранение в область сердца, проникающее. – Старший лейтенант заглянул за спину парню. – Выходного отверстия нет. Значит, пуля сидит там, может, прямо в полости сердца. Оперировать надо немедленно, если он еще жив. Но такую операцию мы с тобой не проведем, Слава, а вертолетов до утра не будет.
Невский приложил пальцы на сонную артерию, ощутил слабые толчки:
– Точно, есть пульс! Сердце работает. Чудеса! – Он снял с шеи свой фонендоскоп, приставил чуть выше пулевого отверстия. Послушал. Ни звука! Как это понимать?! Сердце не работало.
Совершенно сбитый с толку, Александр задумался, растерянно поглядывая на фельдшера. Тот тоже выглядел озадаченным. Вдруг в голове промелькнула просто сумасшедшая мысль, словно кто-то шепнул ее в ухо. Решил проверить. Приложил свои обе ладони под соски тяжелораненого. Тут же почувствовал биение сердца, но под своей левой ладонью?! Так и есть!! Это редчайший случай анатомического строения человека, когда сердце расположено в грудной полости в правой половине. Тут же прижал фонендоскоп – услышал отчетливые толчки. Есть! Сердце работает, пусть ослаблено, но работает.
